В сладком плену - Эшуорт (Эшворт) Адель (е книги .TXT, .FB2) 📗

— Зачем нанимать сыщика в качестве третьей стороны, если требуется всего лишь поговорить с вами о продаже картины, даже картины подобного рода? — спросила Виола, поднимая глаза на юриста. — Что здесь расследовать?

— Признаться, сам ломаю голову, — с полуулыбкой отозвался Дункан. — Даже для работы неуловимого Виктора Бартлетта-Джеймса это, по-моему, немного чересчур. Не находите?

— В самом деле. — Виола в задумчивости постукивала карточкой по кончикам пальцев. — Вам не показался подозрительным этот мистер Кафферти?

Юрист пожал плечами.

— Не особенно. На вид обычный малый. Но вся эта ситуация действительно кажется мне несколько подозрительной.

— Отчего же?

— Почему бы, скажем, потенциальному покупателю просто не прислать банкира? Или, если уж на то пошло, почему не доверить мне, как юристу анонимно заключить эту сделку в интересах обеих сторон — покупателя и продавца? — Он покачал головой, и лицо его сделалось серьезным. — Наверное, можно сказать, что этот джентльмен (а я полагаю, что это джентльмен) просто частный коллекционер, который обладает большими средствами и влиянием и пытается такими методами защитить свою репутацию. Но зачем, скажите на милость, идти такими нелепыми, окольными путями, если эту картину всего через несколько дней можно будет купить на аукционе? Даже если он скрывает покупку от подозрительной жены, в клубе «Бримлис» эта дама вряд ли появится. — Дункан бросил на Виолу пронзительный взгляд из-под насупленных бровей. — Одно дело сохранять анонимность, и совсем другое — заходить в своей скрытности настолько далеко. Кафферти даже имя банкира отказался называть.

Дункан умолк, позволяя Виоле поразмыслить над сказанным. Виола повернула голову к маленькому окну, но увидела лишь поросшую плющом кирпичную стену соседнего здания. Не самый красивый вид, но дневной свет это окно как-никак пропускало. Да и кирпичная стена не отвлекает внимания, когда человеку нужно подумать, как ей сейчас.

Хотя новый поворот событий тревожил Виолу, она отказывалась поддаваться панике. Вполне возможно, что у этого таинственного покупателя есть веские причины скрывать ото всех свое имя, особенно если это очень важный человек, быть может, работающий в правительстве или на королевскую семью, или же занимающий выборную должность. С другой стороны, учитывая все необычайные события, произошедшие в ее жизни за эти три недели, она не могла не разделять сомнений Дункана. А Дункану она доверяла. Он один знал, что скандальные эротические полотна ее рук дело. И за все эти годы ни разу не принизил ее за то, что она рисовала такие картины, не выказывал презрения, продавая их, и никому ни под каким предлогом не выдал ее тайны. И Виола щедро платила юристу за его здравомыслие.

Однако эта новая ситуация, похоже, волновала Дункана, и это само по себе не могло не тревожить Виолу. Поверенный ничего не знал о ее прошлом, и у него не было причин задаваться вопросом, а не аукнулись ли ей события пятилетней давности в лице Яна Уэнтворта.

Внезапно Виолу оглушила мысль, от которой кровь застыла в жилах и по телу побежали мурашки. Метнув быстрый взгляд на поверенного, она спросила:

— Что если кто-то заподозрил во мне художницу и нанял сыщика, чтобы выяснить, правда ли это, и тот явился к вам под предлогом, что хочет купить картину?

Юрист ответил не сразу. Он склонил голову набок и смерил Виолу задумчивым взглядом.

— Вы кому-нибудь говорили о предстоящем аукционе, леди Чешир?

Уголки ее губ слегка опустились.

— Нет, никому. Но я уверена, многие знают о нем, ведь до назначенного дня осталось меньше недели.

Поверенный кивнул и снова задумался.

— Но вы никому не говорили?

— Ни единому человеку, — уже с большим напором повторила Виола. — Думаю, вы понимаете, что моя репутация перестанет быть безупречной, стоит кому-то узнать о связи между мной и работами мистера Бартлетта-Джеймса.

Этот решительный ответ как будто удовлетворил юриста, но вскоре последовало:

— А ваши слуги?

Расспросы Дункана породили у Виолы вихрь новых и пугающих мыслей.

— Я никогда не посвящаю слуг в подробности, но даже если бы они знали, что я рисую такие картины, сомневаюсь, чтобы у кого-то из них хватило безрассудства рисковать работой и рекомендациями, тем более, если у них нет доказательств.

— Вам лично или имению вашего мужа никто не угрожал?

Пугающий поцелуй Яна Уэнтворта…

Виола заерзала в кресле.

— Насколько мне известно, нет.

— И у вас ничего не украли?

— Украли?

Дункан остановил на ней проницательный взгляд.

— Просто я думаю, не может ли это быть началом неких интриг с целью шантажировать вас?

Эта мысль никогда прежде не приходила Виоле в голову, и от такого предупреждения во рту у нее пересохло, а по телу прошел мороз.

— На работы Бартлетта-Джеймса нельзя просто так наткнуться у меня в доме, — ответила она, пытаясь унять дрожь в голосе. — Каждую законченную картину или набросок я запираю на чердаке, единственный ключ находится у меня, а рисунки, над которыми я еще работаю, никогда не остаются в студии без присмотра — по очевидным причинам.

Дункан понимающе кивнул. Потом, шумно выдохнув, откинулся на спинку кресла, насупил густые брови и сложил руки на круглом животе. Помолчав несколько секунд, юрист безапелляционно заявил:

— Вы, разумеется, не подозреваете никого из моих подчиненных в нескромности, леди Чешир.

От этой мысли, также неожиданной для Виолы, было рукой подать до гораздо более серьезных сомнений.

— Вы по-прежнему единственный человек, который знает, что художник — это я, верно?

— Несомненно, — ответил юрист и решительно кивнул. — Я никому не говорил ни слова. Но мой секретарь и счетовод знают, что редкую картину Бартлетта-Джеймса на аукцион выставили вы. К сожалению, такую информацию приходится указывать. Однако уверяю вас, они думают, что картина принадлежала вашему мужу и вы просто хотите избавиться от этого… э-э… пикантного произведения искусства. — Он немного заерзал в кресле. — Уж простите за прямоту, леди Чешир.

— Не стоит извинений, — с утонченностью и достоинством ответила Виола. За все годы, что Дункан работал на нее, это была его самая смелая попытка высказать личное суждение о ее картинах, и не будь она так встревожена внезапной угрозой своему будущему, то улыбнулась бы стараниям юриста быть деликатным. Вместо этого Виола вернулась к первоначальному вопросу.

— Предположим, мистер Дункан, что на данный момент никто, кроме нас с вами, не знает, что я автор, — сказала она. — Мог ли мистер Кафферти, даже при таком условии, выведать этот секрет какими-нибудь окольными путями?

— Окольными путями?

— Из… бухгалтерских книг или архивов, быть может, собрав по крупицам записи о прошлых продажах или запросах?

Нахмурившись, поверенный ответил:

— Право, не думаю. Папки с конфиденциальными бумагами и старые записи я все время храню в сейфе, и даже если бы сыщик попытался получить доступ к моим счетам или архивам, чтобы раскопать в них нечто уличающее, прямым или косвенным образом, я бы тотчас об этом узнал.

Виола не знала, радоваться ей или огорчаться.

— Понимаю.

Поверенный несколько секунд внимательно разглядывал ее, потом предложил:

— Возможно, лучше зайти с другого конца. Приходит ли вам на ум кто-нибудь, кто способен зайти настолько далеко, чтобы нанять сыщика, лишь бы добыть информацию, которую можно использовать против вас?

Не нужно меня недооценивать, леди Чешир…

Виола сглотнула подступивший к горлу ком и уклонилась от прямого ответа.

— Право, не знаю. Разве для этого нанимают сыскных агентов?

Юрист задумчиво сощурился.

— Обычно нет. Но, полагаю, все возможно за хорошую плату. Я по опыту знаю, что сыщики эти — либо бывшие посыльные, либо отставные полицейские, которых нанимают, чтобы отслеживать украденные вещи, наблюдать за легкомысленными мужьями или искать пропавших людей, но вовсе не обязательно ходить за ними по пятам.