На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
Александра отпустили! Она знала, чувствовала! Вот сейчас распахнутся двери гостиной, и она увидит его… Сердце билось так сильно, что едва не выпрыгнуло из груди, когда створки дверей разошлись в стороны, пропуская ее внутрь комнаты. Лиза шагнула на порог и тут же нашла взглядом мужскую фигуру. И застыла, чувствуя, как кровь резко отхлынула от лица, а ноги будто приросли к полу.
— Et voici ma belle-fille! — восторженно воскликнула Пульхерия Александровна, словно вручала кому-то подарок. — Je crois que vous le savez.[403]
При этих словах мужчина обернулся от окна, и вежливо-равнодушное выражение вмиг слетело с его лица. Лиза же всей душой надеялась, что сама не выглядит такой потрясенной, как он.
А потрясение мужчины в следующий миг сменилось безграничной радостью. Глаза его засветились, и он так резко шагнул в сторону Лизы, что она испугалась. Казалось, он сейчас возьмет ее за руку, и тогда… Но тут что-то неуловимое мелькнуло в его глазах, и взгляд потух. А сам он остановился, будто наткнулся на невидимую стену.
— Вот и ответ на мои молитвы — приезд моего мальчика! — Пульхерия Александровна с нежностью глядела на нежданного гостя. — Он прибыл по свое воле, без письма, словно сам Господь направил его сюда. Я не поверила, когда доложили! Vous imaginez ce que j'ai ressenti à ce moment-là, Lisette?[404]
— Едва ли, — Лизе не удалось скрыть эмоций, когда она наконец сумела оправиться от удивления и заговорить. — Едва ли мне достанет воображения представить ваши чувства, ma tantine. Смею предположить, что вам уже было известно положение дел в Заозерном, раз вы приехали так скоро?
На этот раз Лиза обратилась к мужчине, пытаясь обуздать смесь злости и страха. Она почему-то не верила, отказывалась верить, что он причастен к аресту Александра. Но так случилось, и вот он здесь. Хотя должен быть за сотни верст от Заозерного.
— Последние события — истинное откровение для меня, — хлестнул он резко словами, будто кнутом.
Заметив, что мужчина направился к ней, Лиза сначала решила не давать ему руки. Не хотелось даже в комнате одной находиться, но пришлось. Счастливая Пульхерия Александровна внимательно следила за ними обоими, сложив руки на коленях, словно прилежная ученица. И Лиза подчинилась правилам bon ton. Но не ради старушки, а потому что ей вдруг стало жаль его. За время, что они не виделись, он сильно переменился: заметно похудел, лицо заострилось и растеряло свои краски, глаза потускнели. Но горделивой осанки не утратил, и плечи его остались так же широки. «Словно выгоревший портрет», — мелькнуло в голове Лизы.
— Неужто вы не рады меня видеть, Лизавета Алексеевна? — вежливо спросил между тем мужчина. Называя ее настоящим именем, он словно намеренно давал понять Пульхерии Александровне, что знал Лизу еще до того, как ему представили ее здесь, в Заозерном.
— Не могу описать всех чувств, что испытываю в настоящую минуту, — осторожно ответила она.
— Что ж, довольствуюсь и тем, — проговорил он, принимая ее пальцы в свою ладонь, как нечто одновременно и самое драгоценное для него, и самое хрупкое.
Лиза ожидала чего-то знакомого при его прикосновении, какого-то прежнего всплеска эмоций. Но кроме сожаления не ощутила ничего. Точно так мы сожалеем о чем-то хорошем, что оставили в прошлом, не желая возврата. Ей пришлось опустить ресницы, чтобы не обнаружить своих чувств. Она знала, что он был слишком горд, и ее жалость его бы только унизила. В этом он был удивительно схож с Александром. «Как и во многом другом, — вдруг подумалось ей. — Словно слепок с натуры…»
— Прошу простить меня. Я только из церкви, — извинилась Лиза, отводя взгляд от знакомых глаз, полных грусти, просьбы о прощении и тихой радости. — Ежели позволите, я оставлю вас на некоторое время.
К себе она, впрочем, не пошла, заранее зная, что вскоре гость сошлется на усталость с дороги и непременно ее разыщет. Да, возможно, он не сразу поймет, где Лиза решила ожидать его для разговора, но рано или поздно разгадает. У него всегда был острый ум.
Тихий и пустынный бельведер заливал яркий солнечный свет. Лизе даже пришлось на пару мгновений сомкнуть глаза, чтобы не ослепнуть. И тут же тени отступили по углам, выпуская на волю воспоминания:
«…Позвольте предложить вам оранжад… полагаю, лишним не будет нынче», — долетел до нее из прошлого приятный мужской голос.
И Лиза, как наяву, вспомнила тот танцевальный вечер у одного из соседей Лизаветы Юрьевны. Как смешалась она тогда под внимательным взглядом ясных глаз, не зная, как ей повести себя. Впервые за долгое время нашелся человек, решивший обратиться лично к ней — бедной воспитаннице, всегда безмолвной тенью стоявшей за креслом графини. Он выделил ее. Лиза прочитала это в его глазах, еще когда их представляли друг другу. Обычно при представлении на нее смотрели мельком и даже не удосуживались в большинстве случаев запомнить имя. С ним же все было иначе. И сердце, ее глупое сердце, сладко сжалось тогда в груди от ощущения чего-то светлого и прекрасного.
После возвращения в Москву, куда вскоре из деревни перебралась графиня Щербатская, он старался видеться с Лизой все чаще и чаще. Случайным образом оказывался рядом на прогулках, при посещении лавок на Кузнецком или в Гостином дворе, на раутах, музыкальных вечерах и балах. В редкие минуты коротких бесед они говорили открыто обо всем — от светских новостей до прочитанных книг.
«Что вы думаете о новой повести господина Пушкина?.. А о сочинении Грибоедова?.. Довольно смело. Явный укол засилью раболепства пред чинами. Говорят, персидский шах… А слыхали вы о вестях из Турецкой империи?..»
Он ценил Лизин ум и обсуждал с ней множество вещей, о которых она прежде не могла и помыслить. И Лиза жадно впитывала все его рассказы, постепенно все смелее выражая собственные мысли в беседах с ним, а после и с другими. Она становилась иной, замечая в себе какие-то особенные грани, не скрывая их, как прежде, и не стесняясь.
Лизе нравилось, что он видит ее и слышит. Нравилось, что она интересна ему как собеседник — помыслить о себе, как о предмете его чувств, она и вовсе не могла. Разве может кто-то полюбить ее такую, пусть и в дорогих, но таких старомодных нарядах, которые были не к лицу ей ни по крою, ни по цветам?
И все же… она прорыдала три ночи кряду, когда однажды мимоходом при разборе карточек и обсуждении визитов графиня Щербатская обмолвилась, что у нее просили руки Лизы, на что, разумеется, получили отказ. К Лизе и до того сватались пару раз — секретарь графини и какой-то офицер, с которым Лиза несколько раз потанцевала на одном из балов. Но прежде понимание того, что она не вольна распоряжаться своей судьбой, не вызывало в ней горечи и боли.
— Почему? — осмелилась на четвертый день спросить Лиза, тщательно скрывая свои чувства от острого взгляда графини. — Почему вы отказали, ваше сиятельство? Эта персона никогда не стремилась свести близкое знакомство с вами и не жаждала вашего покровительства, как многие. И, насколько мне известно, располагает некоторыми средствами. Вполне достойный…
— А вы уж и справки навели, как я погляжу, и суждения свои составили, Лизавета Алексеевна! — едко усмехнулась Лизавета Юрьевна. — Все норовишь из-под моего крова вон? Только и ищешь того, кто замуж приберет? Говорила же я тебе — негоже в танцах быть участницей. Недаром подозревала в легкомыслии! Отныне при мне стоять очи долу при выездах. Неровен час, Москва заговорит, что protégé de la comtesse Щербатская est étourdie[405]! И не гневи меня боле. Даже видеть тебя покамест не желаю! В комнате своей посиди-ка пару-тройку деньков да поразмысли, в чем провинность твоя предо мной. Поклоны клади да кайся в грехомыслии своем. А как покаешься, там поглядим, как дальше жить с тобой будем.
Лизе в те дни казалось, что несчастнее ее нет никого на свете. Николеньку отослали в пансион, с единственным человеком, к которому тянулось ее сердце, она была разлучена. Графиня, не дождавшись конца сезона, удалилась из Москвы в деревню. Отказывала в визитах и сама не выезжала. А Лизе стало все едино, что с ней будет дальше. Она даже подумывала принять постриг, как советовала ей Лизавета Юрьевна. Пока однажды не нашла в новых книгах от букиниста с Никольской записку, подписанную именем, при виде которого сердце тут же забилось неровными толчками.
