Язон четырех морей - Бенцони Жюльетта (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Тот, к кому она обратилась, повернулся, посмотрел на нее… И настолько нереальной была обстановка этой гибельной ночи, что Марианна ничуть не удивилась, узнав в нем Наполеона. Черный от копоти, в изодранном мундире полковника егерей, он готовился унести раненую женщину, тихо стонавшую на каменной скамье. Это, безусловно, он, возвращаясь к горевшему посольству, привел с собой подкрепление, которое теперь наводило порядок в парке.
– Кто собирается его убить? – спросил он.
– Люди… там, в роще! Они напали на меня, и граф пришел на помощь! Скорей, их трое, они вооружены, а он с голыми руками…
– Что это за люди?
– Я не знаю. Бандиты! Они перелезли через забор…
Император выпрямился. Под нахмуренными бровями его серые глаза обрели твердость камня. Он позвал:
– Евгений! Дюрок! Сюда! Оказывается, теперь начали убивать.
И Император Франции, эскортируемый вице-королем Италии и герцогом Фриульским, со всех ног побежал на помощь русскому полковнику. Успокоившись за судьбу Чернышова, Марианна машинально вернулась к бассейну. Она не знала больше ни что ей делать, ни куда идти. С полным безразличием она посмотрела на появление наконец пожарных или по меньшей мере видимости пожарных, ибо их оказалось только шестеро… и, судя по походке, совершенно пьяных. Донеслись яростные крики Савари:
– Вас только шесть?.. А где остальные?
– Не… неизвестно, мой… мой генерал!
– А ваш начальник? Этот дурак Леду, где?
– В де… в деревне, мой генерал.
– Шесть! – взвыл Савари, пьянея от злобы. – Шесть из трехсот! А где насосы?
– Там… но нет воды. Отдушники на Больших Бульварах заперты, а ключа нет.
– Где же этот ключ?
Пожарный беспомощно развел руками, что еще больше взбесило министра полиции. Марианна увидела, как он устремился вперед, таща за собой несчастного, который делал отчаянные усилия, чтобы сохранить равновесие, и у нее не было сомнения, что через несколько секунд Савари придется испытать гнев куда более грозный…
Тем не менее помощь прибыла. Это были приведенные Императором его гвардия и целый полк пехоты, которые теперь пытались спасти посольство и его обитателей. Из библиотеки на улице Луа принесли большую лестницу, и вода из бассейнов пошла в ход. Но Марианна вскоре потеряла всякий интерес к происходящему вокруг. Раз Император взял на себя руководство, все уладится. Она слышала, как раздается в парке его металлический голос.
В душе у нее было пусто, голова раскалывалась от боли. Она ощущала, что все ее тело истерзано, и ей не удавалось найти силы, чтобы попытаться уйти отсюда, отыскать карету и вернуться к себе. Что-то сломалось в ней, и, возможно, из-за этого она безучастно смотрела на невероятную сцену опустошения, которую представлял собой разоренный парк. Этот громадный пожар, который за считаные минуты поверг в прах изысканное блестящее общество, оставив после себя только горе и смерть, слишком напоминал ее собственную жизнь, чтобы она не была им глубоко задета. Роковой бал нанес ей последний удар, который она не чувствовала себя способной вынести. И некого было порицать, кроме самой себя. Как могла она быть настолько слепой относительно своих собственных чувств? Потребовалось столько ухищрений, столько борьбы с очевидностью, даже с мнением ее лучших друзей, столько бесплодных сражений с невидимкой, чтобы прийти наконец к этому жестокому исходу, воплотившему в единственном образе, образе Язона, выбравшего другую женщину, неопровержимую действительность, заставившую ее признать: она любит Язона, любила всегда, даже когда считала себя влюбленной в другого, а он казался ей достойным только ненависти. Почему она не сообразила это, когда в девичьей комнате Селтон-Холла он заключил ее в свои объятия, чтобы похитить поцелуй, от которого она почувствовала головокружение? Как она не поняла причину своей радости, когда он появился в подземелье Шайо, своего разочарования, когда он покинул Париж, не простившись с нею, своего волнения перед букетом камелий, принесенным ей в будуар перед тем памятным концертом, своего нетерпения и, в конце концов, жестокого разочарования, когда она напрасно ждала его по дороге в Италию, вплоть до последней минуты перед заключением бессмысленного брака? Ей еще слышался полный сомнения ласковый голос Аделаиды: «А вы уверены, что не любите его?»
О да! Тогда она была уверена в страстном увлечении и гордости, которую испытывала от жгучих цепей плотской любви, связывавших ее с властелином Европы. При внезапном пробуждении, постигшем ее среди всех этих ужасов, Марианне открылась подлинная суть чувства, привязывавшего ее к Императору. Она любила его с гордостью и страхом, с радостью, приправленной восхитительным ощущением запретного плода и опасности, она любила его со всем пылом юности и жадной плоти, открывшей благодаря ему волшебные чары, рождаемые полным единением двух тел. Но теперь она понимала, что ее любовь была создана восхищением и признательностью. Она попала во власть удивительного обаяния, перед которым никто не мог устоять, и когда он покинул ее, вызвав такие страдания, испытанная тогда ревность была жестокой, жгучей, но в какой-то степени возбуждающей. Она оказалась не такой мучительной и тоскливой, как это безумное содрогание всего ее естества перед навеки соединенными Язоном и Пилар. И теперь, когда она потеряла навсегда счастье, которое судьба так долго пыталась вложить ей в руки, Марианна чувствовала, что она также потеряла всякое желание жить.
Более сильное, чем по ее прибытии на бал, ощущение, что она всего лишь пустая марионетка, вернулось к ней вместе с сознанием не удавшейся из-за собственной ошибки жизни. Из-за гордости, безумия и ослепления она позволила Язону бросить ее, вернуться к другой и связать свою судьбу с этой другой. Эта Пилар будет жить с ним в стране, где растет хлопок, где поют темнокожие, это она будет разделять каждое мгновение его жизни, она будет спать каждую ночь в его объятиях, она принесет ему детей…
Вокруг Марианны парк превратился в форменное поле боя. Солдаты сражались с грабителями, в то время как добровольные санитары уносили тела, среди которых встречались и трупы. Другие, вооружившись ведрами с водой, пытались укротить пожар и спасти здание посольства. Никто не обращал внимания на одинокую женщину, глядевшую в тени кустарника на происходящее.
Гигантский костер, опалявший на расстоянии, гипнотизировал ее. Соседние с ним деревья вспыхнули, и торжествующее пламя жадно пожирало листья, ветви и стволы. Крики и стоны смолкли. Только грозный голос огня наполнял ночь. Марианна слушала его, словно пытаясь найти ответ на терзавший ее вопрос. Из глубины памяти возникла строчка Шекспира: «Огонь горит, гася другой огонь…»
Ее так внезапно обнаруженная любовь к Язону погасила любовь к Императору, оставив только нежность и восхищение, блестящие камни среди горячего пепла. Но эту любовь, которая отныне мучила ее, какой другой огонь сможет потушить ее, прежде чем отчаяние доведет Марианну до грани безумия? Язон далеко! Он вынес молодую жену из этого ада и в эти минуты должен быть рядом с нею, успокаивая ее нежными ласками и словами любви. Он забыл Марианну, и это забвение убьет ее. Откровение пришло слишком поздно и, как молния дерево, уничтожило Марианну. Теперь ей только остается незаметно уйти…
Память услужливо воскресила перед ее глазами образ матери, бросающейся в пламя на поиски ребенка. Она вошла в огонь, как входят в святилище, без малейшей остановки, без колебаний, в слепой уверенности найти там дитя. И узкие врата смерти, ужасающей и жестокой, стали для нее вратами славы, добровольно осознанного мученичества, мира и вечности. Достаточно проявить немного… совсем немного мужества.
С широко раскрытыми глазами Марианна покинула свое убежище из листьев и направилась к пылающему костру. Она не колебалась. Горе сильнее опиума заглушает страх, и его муки более могущественны, чем индийская конопля, которой жрецы пичкают вдов индусок, чтобы они безвольно шли на погребальные костры их мужей. Она хотела сделать так, чтобы никто не пострадал от ее смерти. Несчастный случай, просто несчастный случай!.. И Марианна побежала к пожару. Споткнувшись о камень, она упала и ощутила острую боль, но и она не вырвала ее из своеобразного транса. Молодая женщина поднялась и продолжила путь, вслушиваясь в громовой шум, из которого явственно доносилось ее имя. Это тем более не остановило ее. Кем бы ни было звавшее ее существо, оно только хотело освободить ее от монотонности жизни, от долгого прозябания в стороне от подлинной жизни, которое, неся в себе зародыши смерти, медленно разлагало бы ее в одиночестве… Избранная ею смерть, ужасная, но быстрая, обещала вечный покой без воспоминаний и сожалений.
