На сердце без тебя метель... (СИ) - Струк Марина (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
— Прощения и прощания.
Александр явно не ждал такого ответа. Он даже дернулся от неожиданности и пролил на белоснежный батист свежей рубашки подогретое вино. Выругался, когда заметил большое пятно на груди, а потом взглянул недоверчиво на Лизу. Но в его темных глазах Лиза не увидела ни злости, ни ненависти и посчитала это хорошим знаком.
— Прощания? Что это значит?
— Он уезжает из России. Это был его последний визит в Заозерное.
Глаза Александра сузились, и впервые за время разговора Лиза почувствовала себя неуютно. Видимо, он понял ее нервозность и попытался успокоить, накрыв ее ладонь своей рукой.
— Он не просил тебя уехать с ним?
— Нет. Еще тогда, прошлой весной, он понял, что я не оставлю тебя.
— Но ты оставила…
— Я не хотела ничьей смерти, — честно сказала Лиза, глядя ему в глаза. — Я писала тебе о том. Я не желала ему зла, несмотря на то, как он поступил со мной. И я бы не пережила твоей смерти или… тебе бы не простили дуэль при тех обстоятельствах, понимаешь?
— Я приказал расставить караульных вокруг усадебного дома, — медленно проговорил Александр, словно не слыша ее. — Это был человек, у которого либо есть подкупной среди челяди, либо…
Он так резко вскочил с постели, что Лиза отшатнулась. Со стороны казалось, что Александр просто решил переменить испачканную рубашку, но слишком резкие, почти лихорадочные движения выдавали его беспокойство. А еще Лиза прочитала в этих движениях плохо скрытую боль. Как там сказала Пульхерия Александровна? S'autoriser à tomber amoureux peut venir à un prix douloureux[418]…
— Либо человек, хорошо знакомый челяди, верно? — Александр задал свой вопрос таким тоном, что горло Лизы сдавило слезами. Видеть его боль означало разделить ее с ним.
— Он оставил тебе письмо. Сказал, что не сможет взглянуть тебе в глаза…
— Он всегда был трусом, — зло усмехнулся Александр. — Мой личный Петр, трижды отрекшийся… Что ж, пусть едет, куда пожелает! Хоть к дьяволу! Завтра же напишу Борису, чтобы бумаги его выправили, да векселей выпишу. И пусть убирается! Черт! Все время забываю, что Борис отошел от дел.
Лиза вздрогнула, осознав ошибку Александра. Он настолько верил Головнину, что даже при всей очевидности фактов не мог допустить мысли о предательстве друга. «Не хочу видеть его глаз, когда он узнает правду». Теперь Лиза до конца поняла смысл этих слов. Если бы Борис сам признался Александру во всем, глядя в глаза, это причинило бы большую боль. Обоим. Ведь они стали отражением друг друга за годы, что провели вместе.
— Саша, — начала она робко, понимая, что письмо, которое сейчас передаст, разобьет ему сердце. — Я должна кое-что передать тебе. Есть письмо…
Александр его не принял. Просто стоял и смотрел на сложенный лист бумаги, словно пытаясь прочесть строки на расстоянии. Но даже бровью не повел и руки не протянул, чтобы взять у Лизы адресованное ему послание. На лице его застыла хорошо знакомая Лизе маска отстраненного равнодушия, но в глубине взгляда явно читалась острая мука.
— Мне нет нужды знать, что там написано, — наконец произнес он с мрачной решимостью. — Я устал. Сидеть в крепости — довольно утомительное занятие. Ежели позволишь, я…
Но несмотря на усталость, Александр заснул не сразу. Лиза угадывала его бессонницу по слишком порывистому дыханию, по напряженной линии обнаженных плеч. Она бы очень хотела унять боль мужа и смягчить горечь мучивших его мыслей, но могла лишь обнять его и уткнуться носом в спину, дыханием согревая его кожу. Александр переплел ее пальцы со своими у себя на груди, и этот нежный жест немного успокоил Лизу. Все будет хорошо. Она поможет ему принять очередной удар судьбы. Она будет рядом…
Утром, когда собирались в столовую к завтраку, Лиза решилась напомнить Александру о письме. Она понимала, что может вызвать его недовольство или даже гнев, но почему-то желала, чтобы он прочел исповедь Бориса. Отец всегда учил ее, что человека необходимо выслушать прежде, чем судить. Лиза видела, что муж снова замкнулся. Совсем, как раньше. Словно и не было того Александра, которого она полюбила.
— Мне бы не хотелось более видеть этого письма, — проговорил он с легкой досадой, когда Лиза аккуратно положила письмо на комод, недалеко от фарфорового тазика для бритья.
Его новый камердинер, молодой, но шустрый парень, тут же замер с бритвой над его лицом.
— Убери его, куда пожелаешь. Сожги, порви — мне все едино. Но видеть его я более не желаю.
Короткий кивок камердинеру продолжать бритье без лишних слов подсказал, что продолжать разговор Александр не намерен. Холодный тон задел Лизу за живое. Она сцепила ладони, чтобы не поддаться искушению забрать письмо, и вышла на балкон, решив дождаться там завершения туалета супруга, а заодно унять обиду и разочарование. Но когда через несколько минут на балкон шагнул Александр и, обняв ее за талию, коснулся губами шеи, оба этих неприятных чувства развеялись, как дым.
— Прости меня, Elise, — прошептал он. — Когда я недоволен, я со всеми груб и резок. Так уж привык. Вот видишь, как ты мне нужна? Тебе предстоит приложить немало усилий, чтобы переменить мою натуру.
Когда они проходили через комнаты, чтобы спуститься к завтраку, Лиза заметила, что письмо лежало на том же месте. Она понадеялась, что вечером, вернувшись в покои после дня, полного хлопот, муж все же прочтет его, но нет — и вечером письмо осталось на комоде. Александр ясно давал понять, что настоит на своем.
— Обедайте без меня, ma Elise, — на следующее утро предупредил он. — Едем на весь день с управителем смотреть землю под завод кирпичный. Все выгоднее самому делать, чем от кого-то возить.
Это были слова Бориса. Лиза помнила, как когда-то за столом обсуждали возможную постройку каменного храма, и как забавно качала головой Пульхерия Александровна, когда капризно требовала оставить все дела за дверьми столовой. И Александр помнил. Лиза поняла это по тени, мелькнувшей на его лице, по дрогнувшему уголку рта. Наверное, сейчас и следовало напомнить о письме. Но он опередил ее — коротко поцеловал и вышел вон, намереваясь выехать еще до завтрака.
Лиза не ждала мужа раньше сумерек, а потому весьма удивилась, когда узнала, что Александр вовсе никуда не выезжал, переменив свое решение. Ирина принесла известие, что барин уже час сидит в одиночестве в портретной галерее. И Лиза тут же поспешила туда, надеясь не найти его перед портретом покойной супруги. Ревность ледяной иглой засела в сердце, и ей казалось, что с каждым шагом эта игла вонзается все глубже и все больнее.
Но нет. Портрета Нинель на прежнем месте не было. Александр сидел в кресле и смотрел на другие картины, развешенные на стене в тяжелых багетах. И только подойдя ближе, Лиза увидела, на какой именно портрет устремлен его взгляд, и поспешила опуститься на пол возле его ног, взять его большую ладонь в свои пальцы. Он перевел на нее усталый, какой-то печальный взгляд и еле заметно улыбнулся.
— Он хитрец. Обманул меня. Сыграл на пороке, до коего я тоже падок, — на любопытстве, — произнес Александр хрипло, и Лиза еще сильнее стиснула его ладонь. — Положил еще одно письмо в бумаги по заводу. Я не мог не прочесть. Забавно, верно? Я всегда хотел видеть его моим сродственником, а он таков и есть. И как же это все… Все мерзавцы в сей истории! Все до единого. Не только первый граф Дмитриевский, но и мой отец. Нынче днем ma tantine рассказала мне о том письме, что написала отцу мадам Головнина. Он мог хотя бы на толику исправить несправедливость и помочь несчастной родне. Но, верно, так и должен был поступить истинный потомок Григория Дмитриевского, следуя некогда данному завету? C'est crade et moche… même famille…[419]
Александр помолчал некоторое время. Лиза тоже не проронила ни слова. Просто ждала.
— А ведь он схож лицом со своим прародителем, не находишь? — спросил Александр, указывая на портрет Григория Дмитриевского супругой, тремя дочерьми и сыновьями — начинателями двух ветвей семейных. Несмотря на парик с тугими завитками у висков на голове Григория, сходство угадывалось безошибочно. Словно кто-то нарисовал Бориса в старомодном платье, немного удлинив нос и заострив скулы. Лиза и сама, помнится, замерла перед этим портретом, когда увидела его впервые. — Все это время портрет был у меня перед глазами. Все на виду. Как я мог быть так слеп? И так верить… Я ведь верил ему как никому другому.
