Испытание любовью - Хейер Джорджетт (читать книги txt) 📗
– Какая наглость! Как ты посмел войти в мой замок через главные ворота? Разве ты не знаешь, что для прислуги существует задний вход?
– Я никогда не иду к своей цели через задний вход, милорд, я всегда иду напрямик.
– Похоже, что так, – признал Монлис. – Что тебе нужно от меня?
– Возьмите меня в ваше войско, сэр.
– Да ты будешь выглядеть на лошади как блоха на верблюде!
Симон нахмурил густые брови, щеки его порозовели.
– Я скоро вырасту, милорд.
– Но пока ты еще слишком мал. Сколько тебе лет?
– Четырнадцать, сэр.
– Да ты еще дитя! Убирайся отсюда, малыш, мне не нужны такие воины.
Паренек и не подумал двинуться с места.
– Я готов быть вашим пажом, сэр, пока не вырасту.
– Боже мой, ну ты и упрямец, малыш! Я не беру крестьян в пажи.
– Я не крестьянин.
– Вот как? Тогда кто же ты?
– Джентльмен, как и вы, сэр.
– Матерь Божья! Как же тебя зовут?
– Симон, милорд.
– Ну это просто имя, а как дальше? Парень нетерпеливо пожал плечами:
– Я называю себя Бовалле, сэр.
Монлис поджал губы.
– Звучит хорошо, – кивнул он. – Это ваше настоящее имя, сударь?
– У меня нет настоящего имени.
– Как же так? Как звали твоего отца?
Наступила пауза, потом Симон снова пожал плечами и поднял глаза.
– Джеффри Мальвалле, – ответил он.
– Святая Богоматерь! То-то мне твое лицо знакомо! Значит, ты внебрачный сын Мальвалле?
– Так сказала мне мать, милорд.
– Кто она? Она еще жива?
– Умерла четыре года назад, сэр. Ее звали Джоанна. Она была служанкой в доме Мальвалле.
Хозяин замка откинулся на спинку кресла.
– Понятно. Но чем ты это докажешь?
– У меня есть кольцо, милорд. Это, конечно, немного.
– А ну-ка, покажи!
Симон снял с шеи ленту, на которой висело золотое кольцо. Монлис долго и внимательно его рассматривал, потом задал вопрос:
– Как оно попало к ней?
– Я не спрашивал, милорд. Для меня не так уж важно, чей я сын. Важно, кем я стану.
– Отличная философия! – Тут Монлис заметил, что его сын все еще стоит на коленях, и сделал ему знак подняться. – Ну что скажешь, Алан? Ведь он из рода Мальвалле.
Алан небрежно прислонился к столу:
– Мальвалле наш недруг, сэр. Но мальчик мне нравится.
– Да, ему не откажешь в мужестве. Скажи мне, малыш, где ты жил после смерти матери?
– У ее брата, дровосека.
– А потом?
– А потом, милорд, я пришел сюда.
– А почему не к своему отцу, петушок? Симон снова дернул плечом:
– Я видел его, милорд. Монлис снова расхохотался:
– Тебе не понравилась его внешность?
– С внешностью все в порядке, сэр. Но я также видел вас и много слышал о вас обоих.
– Мой Бог, значит, я тебе больше понравился?
– Вас называют львом, милорд, и к вам труднее попасть на службу, чем к Мальвалле.
– Это верно, – надул щеки Монлис. – Значит, тебе нравится суровая служба, малыш?
Подумав, Симон ответил:
– Она более достойна, милорд.
Тот еще раз внимательно оглядел его:
– Странный ты паренек. Прорвался силой в мою крепость, не хочешь уходить…
– Не хочу.
– Но служить мне нелегко, – предупредил его Монлис.
– Я не ищу легкой службы.
– Ты думаешь заслужить у меня рыцарское звание?
Симон взглянул на него:
– Я намерен всего добиться сам и не ищу поблажек.
– Достойный ответ. Назначаю тебя пажом к моему сыну, пока не найду тебе лучшего применения. Назло Мальвалле. Тебя это устраивает?
Паренек преклонил колено:
– Да, милорд. Я обещаю служить верно и хорошо и не поддамся никаким соблазнам.
Довольный Монлис хлопнул его по плечу:
– Отлично сказано, малыш! А теперь иди. Алан, забирай его с собой, прикажи, чтобы его накормили и переодели.
Так Симон поступил на службу к Фальку Монлису.
Глава 2
ВОЗМУЖАНИЕ
Вскоре из пажа Алана он превратился в пажа самого милорда. Симон отлично выглядел в короткой красной тунике, расшитой золотом, – цвета Монлисов, – перехваченной на талии кожаным поясом. Наряд дополняли штаны золотистого цвета, красный плащ и красная шляпа, залихватски сидевшая на его светлой голове. У него были трудные, многочисленные обязанности, и милорд безжалостно его гонял. Спал парень на жесткой скамье у порога Фалька. Рано вставал и поздно ложился. В его обязанности входило прислуживать милорду и его жене за едой, и каждое утро в десять часов Симон занимал свое место на помосте позади кресла милорда, оказывая ему всевозможные услуги или сохраняя неподвижность, пока хозяин и его гости пили и ели в свое удовольствие. Он был слуга трех господ: милорда, его жены и юного Алана. И целый день бегал от одного к другому.
Симон вырос и раздался. Он никому не уступал в соревнованиях по борьбе, и мало кто мог выдержать его могучий удар, а его стрела летела дальше и точнее, чем у многих других. При всем при этом он был добродушен, хотя и хмур. Его нужно было очень сильно разозлить, чтобы в нем проснулась ярость, сметающая все на своем пути. Тогда его глаза загорались таким огнем, что перед ним начинали склоняться самые отъявленные мерзавцы, а самонадеянные воины – просить о пощаде еще до того, как их коснется железный кулак парня.
Симону частенько доставались подзатыльники, особенно когда милорд был в плохом настроении, а это случалось довольно часто. Но он оставался к ним равнодушен, и в его душе никогда не просыпалось негодование. Симон покорно сносил удары Фалька, не ощущая никакого унижения. Но слуги опасались его задирать. Однажды слуга милорда Ланселот попытался надменно им покомандовать, а когда юноша ослушался, нанес ему удар, от которого любой другой свалился бы на землю. Симон зашатался, но не упал, а начал отвечать ему ударом на удар с такой силой, что Ланселот, хотя и был на пять лет старше его, рухнул на землю и потом долго еще ходил с синяками. Узнав об этом, Фальк заменил Ланселота Симоном, назначив его своим слугой, и при этом сказал, что по характеру он гораздо больше похож на него самого, чем его собственный сын.
Симон редко вызывал неудовольствие своих господ. Его спокойствие невольно вызывало уважение, он был настоящим мужчиной, и все стремились заручиться его дружбой. Однако заслужить ее было нелегко. Парня не интересовало мнение других о нем самом, и вообще большинство людей не вызывало у него никакого интереса, за исключением Фалька Монлиса и его сына, к которому он относился с некоторой любовью и пренебрежением одновременно.
Несколько раз Симон видел своего отца Джеффри Мальвалле, но не знал, обратил ли тот на него внимание. Правда, однажды на суде в Бедфорде, который рассматривал земельный спор между Монлисом и Мальвалле, Джеффри, лениво оглядываясь вокруг, немало удивился испытующему взгляду вражеского пажа, который сидел, оперевшись подбородком на руку, и внимательно, спокойно на него смотрел. Джеффри бросил на него надменный взгляд, но, когда их глаза вновь встретились, быстро отвернулся и на его щеках загорелся румянец. А Симон продолжал разглядывать его, но вовсе не для того, чтобы вызвать раздражение Джеффри, а просто потому, что ему очень хотелось определить, что это за человек. И то, что он увидел, не вызвало у него ни досады, ни неприязни. Джеффри был высок и строен. Франтоват в одежде и манере поведения, а по словам Монлиса, уравновешен и горд, как сам Люцифер. Его коротко постриженные волосы слегка поседели, глаза были точно такого же цвета, как у Симона, и так же глубоко посажены. Брови такие же густые и прямые, но рот, в отличие от Симона, – полногубый, а лоб – не так покрыт морщинами. У Мальвалле был сын, на два года старше Симона, которого тоже звали Джеффри, но его паж Монлиса пока еще не видел.
Отношения между Аланом и Симоном вскоре переменились. Теперь Алан полностью подчинялся юному пажу, испытывая к нему преданную любовь, которую Бовалле принимал с небрежным покровительством. Они часто играли вместе, и паж легко побеждал во всех играх, где требовалась физическая сила. В стрельбе из лука разница между ними была особенно велика. Симон наблюдал за усилиями Алана натянуть лук с пренебрежительной усмешкой, которая еще больше того расстраивала, и в результате стрела летела мимо цели. Пытался он учить его и бою на дубинках, действуя вполсилы, с учетом разницы в возрасте. Но Алан, хотя и не был трусом, не любил грубые виды спорта и избегал эти занятия. Ему нравилась соколиная охота и охота с собаками, он проявил большие способности в фехтовании. Турниры его также не привлекали, Алан с гораздо большим удовольствием оставался дома, играя на арфе и напевая любовные песенки, посвященные своим многочисленным увлечениям. Он любил рисовать и писал стихи, как это делали трубадуры прошедших веков, пользовался большим успехом у женщин и к пятнадцати годам постоянно ухаживал то за одной, то за другой дамой, вызывая неудовольствие своего пажа.
