Искушение Анжелики - Голон Анн (читать книги без регистрации TXT) 📗
— Итак, — сказал отец Геранд, — вы провели зиму в центре Аппалачей, мессир? Не страдали вы от цинги? От голода? Не потеряли кого-либо из членов вашей колонии?..
— Нет, никого, слава Богу!
Священник поднял брови с легкой удивленной улыбкой.
— Мы счастливы слышать, что вы хвалите Бога, мессир де Пейрак. Ходили слухи, что вы и ваши приближенные отнюдь не отличаетесь набожностью. Что вы набираете людей без разбора — еретиков, неверующих, нечестивых, — и что среди них есть и обуреваемые гордыней смутьяны, позволяющие себе при каждом удобном случае святотатствовать и поносить Бога, да будет благословенно его святое имя…
Рукой он отстранил кружку со свежей водой и миску жаркого, которые принес ему молодой бретонец Жан Ле Куеннек, служивший графу де Пейраку.
«Жаль, — непочтительно подумала Анжелика, — этих иезуитов не возьмешь „через желудок“… В былые времена отец Массера выказывал больше склонностей к чревоугодию…»
— Угощайтесь, отец мой, — настаивал де Пейрак. Иезуит отрицательно покачал головой.
— Мы пополдничали. Этого достаточно на весь день. Я мало ем. Как индейцы… Но вы не ответили на мой вопрос, сударь. Вы намеренно вербуете своих людей среди смутьянов, враждебных учению церкви?
— По правде говоря, отец мой, от тех, кого я нанимаю, я требую прежде всего умения обращаться с оружием, топором и молотом, способности выносить холод, голод, усталость, испытания боя, короче, безропотно сносить все, что они имеют несчастье испытывать, храня мне верность и послушание в течение всего контракта и выполняя наилучшим образом порученные им работы. Но я отнюдь не против, если они к тому же будут набожны и благочестивы.
— Однако, вы не воздвигли креста ни в одном из основанных вами поселений.
Пейрак не ответил.
Отсвет мерцающей воды, вспыхнувший внезапно от заходящего солнца, зажег, казалось, в его глазах насмешливый огонек, столь хорошо знакомый Анжелике. Но Жоффрей оставался терпелив и любезен, как обычно. Однако священник настаивал.
— Вы хотите сказать, что среди ваших людей есть такие, кого этот прекрасный знак — прекрасный символ любви и самоотречения, будь он благословен — кого этот знак, говорю я, мог бы шокировать или даже раздражать?
— Возможно.
— А если бы среди ваших людей нашлись и такие, как например, этот молодой человек, предлагавший мне пищу, с лицом, кажется, открытым и честным, кто сохранил из воспоминаний о своем набожном детстве благоговение перед этим знаком Искупления? Вы таким образом лишили бы их умышленно помощи Святой Религии?..
— Всегда приходится лишаться чего-либо в той или иной мере, когда соглашаешься жить вместе с разными людьми, в трудных условиях и зачастую в большой тесноте… Не мне, отец мой, говорить вам, сколь несовершенна природа человека, и как необходимо идти на уступки, чтобы жить в добром согласии…
— Отказываться от почитания Бога и пренебрегать его милосердием — это, по-моему, последняя из уступок, которые можно допустить, и, во всяком случае, пагубная уступка. Не свидетельствует ли она о том, мессир де Пейрак, что вы мало значения придаете духовным опорам? Труд без божественной силы, которая оживляет его, ничего не значит. Труд без святой благодати — это ничто. Это полая оболочка, ветер, пустота. Подобная благодать может быть дарована лишь тем, кто признает Бога как творца всех своих дел, кто повинуется его законам и кто посвящает ему в молитвах каждый день своей жизни и все плоды своего труда.
— Однако, апостол Иаков сказал: «Человек оправдывается делами…»
Пейрак слегка расправил плечи, словно согбенные под бременем размышлений. Он достал из кармана кожаной куртки сигару, скрученную из листьев табака, и зажег от головешки, которую ему тотчас же подал молодой бретонец. Затем тот незаметно удалился.
Услышав цитату в устах графа, Филипп де Геранд холодно и тонко улыбнулся, как противник, отдающий должное точному удару. Однако, он не выразил согласия.
Анжелика молчала, нервно покусывая ноготь мизинца. За кого он себя принимает, этот иезуит? Осмеливаться говорить таким тоном с Жоффреем де Пейраком? Но в то же время на нее словно повеяло из монастырского детства чувством гнетущей зависимости, которую каждое светское лицо испытывает по отношению к представителям духовенства. Всем было очевидно и понятно, что иезуиты — из тех, кто не боится никого, ни короля, ни папы. Они созданы, чтобы наставлять и бичевать сильных мира сего. Своими продолговатыми глазами она в задумчивости глядела на его худое лицо, и от этого Странного присутствия здесь, рядом с ним, в глубине американского леса, в ней пробуждались давние тревоги, присущие жителям Старого Света: страх перед священником, носителем мистической власти. Затем она снова перевела взгляд на лицо мужа и вздохнула облегченно. Ибо он был свободен и будет свободен всегда от такого рода влияний. Он был сын Аквитании, преемник своего рода либеральных жизненных взглядов, идущих от стародавних времен и язычества. Он был иной породы, чем она сама и этот иезуит, оба преданные неизбывной вере. Де Пейрак ускользал от этой силы. И поэтому она глубоко любила его. Анжелика услышала, как он ответил ровным голосом:
— Отец мой, у меня может молиться, кто хочет. А что касается других, то не кажется ли вам, что хорошо сделанная работа все освящает?
Иезуит словно задумался на мгновение, а затем медленно покачал головой.
— Нет, сударь, нет. И в этом мы видим нелепые и опасные заблуждения тех философий, приверженцы которых мнят себя независимыми от церкви…. Вы аквитанец, — добавил он другим тоном. — многие выходцы из вашей провинции проявили весьма большое усердие в Канаде и Акадии. В Пентагуете барон де Сен-Кастин очистил от англичан все берега реки Пенобскот. Он окрестил вождя эчеминов. Местные индейцы относятся к нему, как к своему…
— Кастин, действительно, мой сосед в Голдсборо. Я его хорошо знаю и высоко ценю, — сказал де Пейрак.
— Кто еще из гасконцев в нашей колонии? — спросил отец Геранд с напускным добродушием. — Например, есть Вовнар на реке Сен-Жан.
— Пират, вроде меня!
— Если хотите! Он очень предан делу Франции и лучший друг господина Виль д'Авре, губернатора Акадии. На Севере, в Катаракуе у нас есть мессир де Морсак.
И я не забуду назвать нашего почитаемого губернатора мессира Фронтенака.
Пейрак не спеша продолжал курить и несколько раз кивнул головой, словно подтверждая сказанное. Даже Анжелика ничего не могла прочесть на его лице. Сквозь глянцевую листву склонившихся над ними огромных дубов проникал вечерний свет, рассеянный густой зеленью, придавая лицам зеленоватую бледность и углубляя тени. Золотое небо теперь горело со стороны реки, и гладь залива стала оловянного цвета. От зеркального сияния воды и неба посветлело. Вечера в июне стали короткими, слитыми с ночью, разделяя с ней свою власть. В это время года люди и животные мало часов уделяли сну.
В костры бросали высохшие, черные и круглые, как ядра, грибы. Загораясь, они распространяли острый лесной запах, обладавший благодатным свойством отгонять мошкару. С ним смешивался аромат тлеющего в трубках табака. Бухта была затянута туманной пахучей пеленой, укрывавшей место бивуака на берегу Кеннебека.
Анжелика поглаживала рукой лоб, погружая время от времени пальцы в свои густые золотистые волосы и приоткрывая повлажневшие виски, чтобы освежить их, и инстинктивно пытаясь избавиться от охватившей ее тревоги. Она с глубоким интересом переводила взгляд с одного собеседника на другого. Ее губы были слегка приоткрыты от внимания, с которым она следила за разговором. Но больше всего ее занимало то, что скрывалось за словами. И вдруг отец де Геранд сделал выпад:
— Не могли бы вы, мессир де Пейрак, объяснить мне: если вы не враждебны церкви, то почему все, кто работает у вас в Голдсборо, оказались гугенотами?
— Охотно, отец мой. Случай, на который вы намекаете, состоял в том, что однажды я бросил якорь неподалеку от Ла-Рошели, — как раз тогда, когда горстка гугенотов, приговоренная к заключению в королевские тюрьмы, бежала от драгунов, получивших приказ их схватить. Я взял их на борт, чтобы избавить от участи, показавшейся мне ужасной, когда я увидел мушкетеров, обнаживших сабли. Приняв беглецов на борт и не зная, что делать с ними, я доставил их в Голдсборо, чтобы они возделывали мои земли, дабы оплатить свое путешествие.