Зима в раю - Арсеньева Елена (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Нет, вряд ли он озабочен судьбой жертвы избиения. У здешних обитателей каменные сердца. Скорее Кавказские горы потрясешь, чем их.
– Ну что, раздумал жаловаться? – Русанов почувствовал пинок в бок. – Тогда приступим, товарищи!
На него снова набросились.
Темноглазый человек вышел из кабинета и заботливо притворил за собой дверь. Бледное лицо его оставалось неподвижным и безучастным.
Лидия всегда любила карты, пасьянсы, гадания, но в России это занятие было сущим дилетантством, а здесь стало профессией. Произошло это совершенно нечаянно, как бы само собой, и Лидии нравилось думать, что сама судьба ей наворожила.
У них была соседка – мадам Прево, гадалка, в прихожей которой начиная с полудня (до этого времени она спала) и чуть ли не до ночи толклись посетители. Из квартиры своей мадам Прево выходила редко – некогда было, но уж когда выходила… Старая, страшная, сущая ведьма, она бог весть, а точнее сказать, черт знает почему страшно невзлюбила Лидию. Огрызалась, только что не лаяла при встречах и такими взглядами жгла, что жутко делалось. «Как бы не сглазила!» – суеверно думала Лидия и при встречах с мадам Прево украдкой делала двумя пальцами рожки – Эвелина научила старинному католическому средству против сглаза. То же, по ее категорическому требованию, делали и Татьяна с Риточкой. Скептик Дмитрий, само собой разумеется, категорически отказался, да, впрочем, в том и нужды не имелось – мадам Прево была с ним совершенно иной: милой и приветливой соседкой, а вовсе не мегерой. Ну да, привлекательный мужчина… La femme est la femme! Женщина – всегда женщина. Строго говоря, старуха и к Тане с Ритой относилась вполне терпимо, одну только Лидию ненавидела. Разъяснилось все самым неожиданным образом.
Как-то утром Татьяна и Дмитрий отправились на работу, Рита еще спала под присмотром няньки (арабки стоили вообще гроши, даже дешевле русских эмигранток, их могли позволить себе даже самые недостаточные, а за детьми они присматривали отменно, лучше некуда, и были очень опрятны, так что выгода налицо со всех сторон), а Лидия собралась поехать в «Китмир». Ходили слухи, будто великой княгине Марии Владимировне нужна приемщица заказов – дама средних лет с аристократическими манерами и внешностью, и Лидия полагала, что подходит под требования по всем статьям и великая княгиня непременно возьмет ее к себе на службу. Другое дело, что в эмигрантской среде о знатной работодательнице ходили самые дурные слухи. И вспыльчива-де она, и скандальна, и криклива, и жалованье задерживает, и пропущенные по болезни дни не оплачивает, и уволить может без всякого объяснения причин: просто вышвырнет на улицу, да и все. А в «Китмире» у нее ужасная духота, теснота и антисанитария – даже крысы бегают.
Крыс Лидия боялась, кажется, больше всего на свете. Помнится, в Харбине, когда они с Таней каждую минуту ждали ареста и заключения в китайскую тюрьму, чуть ли не больше всего приводило в ужас, что тюрьма эта располагалась в старых складах, где несметно расплодилось крыс, оттого между ними и обитателями тюремных камер шла истинная война не на жизнь, а на смерть: якобы заключенным иной раз приходилось даже часовых на ночь выставлять – чтобы крысы не отъели кому-нибудь нос или ухо… Ужас, конечно. Да что там ужас – сплошная жуть! Сейчас утешало Лидию лишь то, что в «Китмире» ей всяко ночевать не придется, а при дневном свете, пожалуй, крысы поостерегутся нападать.
Итак, она миленько, с некоторой претензией на элегантность, приоделась – в Эвелинины, увы, обноски. Впрочем, если честно, вещи были почти новые, некоторые даже и вовсе неношеные, потому что Эвелина, которая весьма раздалась вширь, их и поносить-то не успела, Лидии же, стройной, блюдущей фигуру, впору пришлись, а если малость вышли из моды, так она кое-что перешила, кое-что укоротила (нынче юбки едва достигали колен, что великая радость для обладательниц красивых ног; Лидия, к примеру, такой моде всю жизнь следовала бы!), кое-что украсила шарфиками или какими-нибудь рюшечками. Так вот, отправилась она в «Китмир». Однако, спустившись в первый этаж (по-нашему, по-русски, это второй, но в Европе-то все наперекосяк!), невольно задержалась около квартиры мадам Прево: оттуда неслись гулкие, мучительные стоны.
Дверь была приотворена. Лидия хотела пройти мимо, чтобы лишний раз не попасть под черный, недобрый глаз соседки, но это было уж совсем не по-человечески, и она заглянула, бормоча непременные «пардоны». Как любят говорить практичные французы: вежливость стоит дешевле всего на свете, однако купить на нее можно самые дорогие вещи.
Мадам Прево лежала в прихожей. Видимо, почувствовав себя плохо, женщина добралась до двери, чтобы позвать на помощь, да и рухнула. А где ее прислуга? Ни одной живой души… Уйти? Нет, нельзя. Надо попытаться хоть как-то помочь. Конечно, нечего было и думать поднять толстенную старуху. Лидия побрызгала ей в лицо, подсунула под голову взятый с кровати валик (подушки, само собой, здесь не нашлось), попыталась взять у мадам Прево из рук какую-то толстенную книгу, которую та конвульсивно сжимала, но не тут-то было: скрюченные пальцы вцепились в книгу еще крепче, а морщинистые веки поднялись.
Несколько мгновений взгляд старухи блуждал, потом глаза остановились на лице Лидии. Изумление, ярость, насмешка, печаль, покорность – выражения одно за другим сменяли друг друга, затем старуха прошептала: «Я так и знала, что это будешь ты!» – и с усилием приподняла свой драгоценный фолиант, сделав слабое движение, словно хотела передать его Лидии. Та машинально приняла книгу.
В глазах старухи блеснуло торжество.
– Взяла! – пробормотала она. – Ты взяла книгу!
Вслед за тем женщина откинулась на спину, завела глаза, захрипела и умерла – словно бы даже с облегчением.
Лидия кинулась на лестничную площадку – позвать хоть консьержку, что ли, только бы не оставаться наедине со страшным трупом (в смерти мадам Прево не было ничего благостного и чинного, мертвая выглядела она еще более пугающе, чем при жизни), – но услышала топот поднимающихся по лестнице ног. Судя по нескольким долетевшим до нее торопливым словам, это была служанка мадам Прево, которая вела с собой доктора.
Конечно, следовало их дождаться, рассказать, что мадам Прево умерла при ней. Но Лидия, сама не зная почему, крадучись, едва касаясь подошвами ступенек, взлетела на свой четвертый этаж и постояла перед дверью, отпыхиваясь (иногда все-таки приходилось признать с сожалением, что уже не девочка, нет, далеко не девочка!) и безотчетно прижимая к груди книгу мадам Прево. Кстати, а что за книга такая? Лидия открыла ее… Это оказалось собрание самых разнообразных гаданий и толкований карт, как Таро, так и обычных, игральных. Сами карты – новенькие, еще скользкие, взятые из недавно распочатых колод, – были вложены меж страниц, и Лидии пришлось потратить немалое время, чтобы собрать их в две колоды. Заодно она читала книгу. Но это уже потом. А в ту минуту, стоя на своей площадке и прислушиваясь к причитаниям, доносящимся снизу (служанка обнаружила, что мадам Прево уже мертва), она вдруг вспомнила совсем другую старуху – Микитиху, знахарку из Доримедонтова. Некоторые называли ее колдуньей. Микитиха по надобности привораживала чужих мужей и женихов, раскидывала карты, тайно вытравляла грешный плод, выводила злых банников или запечников (а заодно подселяла их тем, кто имел несчастье не угодить ей или недоплатить), мало-мальски врачевала разные хворости, особенно лихо снимала хомуты (ну и надевала, если кто-то опять же не угодил ей), скидывалась, согласно досужим байкам, черной кошкой или свиньей… Все чин чинарем, словом, как ведется по колдовскому ранжиру!
Когда Микитиха помирала, вся деревня это слышала, даже до барского дома доносились ее жуткие завывания. Колдунья не могла умереть – потому что ей нужно было кому-то передать силу. Передать в буквальном смысле слова – хоть что-нибудь, ну хоть что-то сунуть в руки другого человека! Тогда колдовской дар покинул бы ее тело, освобожденная Микитиха смогла бы умереть спокойно. Но одновременно она передала бы преемника во власть тому черту, которому когда-то продала свою душу в обмен на чудесный дар. Именно поэтому соседи задалеко обходили избу Микитихи, и никто не решался войти в ее дом и подать хоть какую-то помощь. Долго мучилась она, а потом кто-то – или особо злобный, или, напротив, сердобольный, или бесом подзуженный – взял да и запалил старухину избенку. Пожар вспыхнул глубокой ночью. Пока доримедонтовцы продрали глаза, пока прибежали… Особенно никто не спешил, конечно: жила Микитиха на отшибе, огонь на другие дома перекинуться не мог. Наверное, Микитиха задохнулась в дыму, потому что крики перестали раздаваться задолго до того, как заполыхали стены. Однако многие уверяли, будто видели, как вместе с последним столбом огня над крышей взвилась объятая пламенем колдунья – да тут же и рассыпалась искрами.
