Невеста принца - Миллер Линда Лаел (прочитать книгу .TXT) 📗
У Рафаэля напряглось лицо, потом опять разгладилось. Спектакль был интересный, и Анни наслаждалась им.
— Ты хочешь сказать, что я тебя соблазнил?
— А как еще это называется? — ответила вопросом на вопрос Анни. — Ну, ты, в общем-то, не… Правильно… Ты не лишил меня… девственности… Но ты позволил себе лишнее. И теперь, как ты думаешь, какая у меня репутация?
Он открыл рот, потом закрыл его, со злостью откинул назад волосы одним движением руки. Анни пошла прочь, и Рафаэль не стал ее останавливать, но и не отставал ни на шаг.
Они уже были на середине большой залы, которая, к счастью, оказалась пустой, когда он наконец обрел способность говорить.
— Чего ты хочешь от меня?
Анни искоса поглядела на своего принца.
— Я хочу, чтобы ты женился на мне, — сказала она, собрав всю свою храбрость.
— Что?
Анни вздохнула.
— Если по правде, — призналась она, подходя к лестнице, то мне понравилось то, что мы делали. И я хочу опять делать это… как твоя жена.
— Анни!
Рафаэль был в таком ужасе, что она не могла не улыбнуться ему.
— Если ты не женишься на мне, — заявила она, особенно нажимая на преимущество именного этого шага, — то придется мне соблазнить тебя. Другого выхода у меня нет. Ваша невинность в большой опасности, сэр.
Рафаэль, протрезвев окончательно, заступил ей дорогу и посмотрел в ее глаза.
— Господи! Ты понимаешь, что говоришь, женщина?
— Конечно, понимаю. Ты единственный мужчина, которого я любила и люблю, и, наверное, единственный, которого я буду любить. Поэтому, если ты настаиваешь на том, чтобы остаться в Бавии и позволить себя убить, мне надо получше использовать отпущенное мне время. Разве я не права?
С этими словами она оставила Рафаэля, который застыл на месте, не умея справиться со своими чувствами.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Анни уже поднялась по лестнице и скрылась в своей комнате, когда Рафаэль очнулся от изумления.
Кожа у него зудела под мокрой одеждой, в животе творилось что-то ужасное, ведь он не привык пить в таких количествах, да и зала ходила ходуном перед его глазами. Тем не менее, больше всего ему досаждали не голова и не желудок, а его мужской орган, который приобрел крепость дуба и больно терся о грубую ткань бриджей.
Рафаэль отнес это на счет того невероятного, что Анни заявила ему после того, как толкнула его в фонтан. Она его хочет. Она прямо ему об этом сказала, не смущаясь и не отводя стыдливо взгляда.
Ох уж эти американки. Даже Джорджиана не была такой храброй, хотя тоже за словом в карман не лезла.
Не желая никого видеть, Рафаэль пошел кругом, выбирая боковые лесенки и коридоры, которые знал, как никто. Неделю назад он, устав мучиться, все же послал за какой-то женщиной, однако сейчас это было невозможно. Странным образом, хотя у него не было ни малейшего намерения жениться на малышке, он принадлежал Анни Треваррен, как когда-то принадлежал Джорджиане.
Проходя мимо комнаты Анни, которая была в стороне от его собственной (и ему поэтому пришлось сделать небольшой крюк), Рафаэль подумал было постучать, войти и согреть себя теплом, называемым Анни.
Его остановила гордость, да еще он боялся, что его вырвет в самый неподходящий момент.
В его собственных апартаментах полыхал огонь. Рафаэль снял с себя все мокрое и пару минут постоял голый, понемногу согреваясь. Желудок к этому времени немного успокоился, но все остальное…
Рафаэль чувствовал себя ужасно несчастным, потому что всеми силами желал Анни и в то же время боялся, что потом не сможет сам себе посмотреть в глаза.
Он вздохнул, задул лампы и улегся в постель. Глядя в потолок, он думал о Джорджиане, но, сколько ни старался, никак не мог вспомнить ее лицо. Обыкновенно, стоило ему только напрячь воображение, и Джорджиана появлялась перед ним словно живая, но сейчас она ускользала от него, и Рафаэль устыдился и испугался.
Наконец ему удалось вообразить милый облик жены, но удержать его надолго он не сумел.
И тотчас ему явилось лицо Анни.
На глазах Рафаэля вскипели слезы.
— Джорджиана, — прошептал он, стараясь вернуть ее обратно, умоляя ее не покидать его память, его сны, его сердце.
Но он уже знал, что просит о невозможном. Джорджиана ушла от него навсегда вместе с ребенком, которого она носила.
Благодаря Анни Треваррен, Рафаэль вновь вернулся к жизни, и теперь он уже не мог притворяться, что его жена ненадолго отлучилась в гости или за покупками, будь то в Лондон или в Париж.
Она больше не вернется.
В первый раз после смерти Джорджианы, когда весь бренди Европы не мог бы унять его тоску, Рафаэль от всей души заплакал по своей жене и по той части себя, которая с ней вместе обратилась в прах.
Так он еще не горевал и не знал, что способен на такое. Его страдание было жгучим и тяжелым. Оно накрыло его с головой, а потом приняло облик черного ангела, не покидавшего его всю ночь. Вновь и вновь он разбивал себе сердце, сотни раз опускался на самое дно отчаяния. Его душа была истерзана, и временами он думал, что разум больше не в силах терпеть такую боль. Но как бы то ни было, страдание очистило его. Он ощутил, что в него влились новые силы, и вспомнил, что в огне металл становится еще крепче.
Утро он встретил другим человеком, и, когда злые драконы подняли головы, он быстро сокрушил их. Весь израненный, он не щадил себя в борьбе, поэтому сумел победить.
Если говорить проще, Рафаэль вытащил себя из могилы Джорджианы и выкарабкался на поверхность. Тогда к нему вернулась всепоглощающая жажда жизни.
На рассвете Рафаэль встал, вымыл прохладной водой свое потное тело и надел чистое платье. Потом, позавтракав на кухне и тем самым приведя в ужас повариху и ее хихикавших помощниц, он пошел в конюшню и оседлал своего любимого коня.
Могила Джорджианы находилась на самом высоком месте среди других могил, принадлежавших семье Сент-Джеймсов, под стражей высокого дуба и мраморных ангелов. С этого священного для него места Рафаэль мог видеть широкие дали за стенами замка и даже сверкавшее на солнце море.
Он наклонился и положил руку на могильный мрамор, но ничего не сказал, потому что уже распрощался с Джорджианой и смирился с ее смертью.
Сегодня, в это прекрасное солнечное утро, он приехал на ее могилу, чтобы отдать должное их общей жизни и обещать ей быть сильным, ибо этого она хотела больше всего на свете. Ему предстояло еще многое сделать, прежде чем принести покаяние за грехи всех Сент-Джеймсов.
Наверное, не раньше, чем через час, Рафаэль возвратился в конюшню, бросил поводья слуге и направился в кабинет.
Через несколько минут явился необычно взъерошенный Барретт, и хотя Рафаэль заметил, что его друг чем-то обеспокоен, он тотчас забыл об этом, так как у него были более неотложные и важные дела.
— Я хочу, чтобы ты выделил небольшой отряд своих людей, — объявил Рафаэль. — Хочу поехать и сам посмотреть, что творится кругом. Давно я этого не делал.
Барретт побелел и, едва не расплескав кофе, поставил чашку на стол. Он посмотрел в лицо Рафаэлю.
— Ты совсем сошел с ума? — не выдержал он. — Там люди, которые хотят вас убить, ваше высочество, причем совсем не быстрым и милосердным способом!
Рафаэль уселся поудобнее в кресле и поднял брови.
— Бавия — все еще моя страна, — спокойно возразил он. — Я все еще здешний правитель.
Барретт, обхватив себя обеими руками, наклонился над столом и горящими глазами уставился на принца. Жилка подрагивала у него на виске, да в глазах была видна усталость.
— Не желаю смотреть, как ты собираешься совершить самоубийство!
Рафаэль вздохнул и вновь взялся за ручку, которую отложил, когда вошел Барретт. Он работал над документом, который его личный гонец привез ночью из столицы.
— Твоя забота о моей безопасности достойна всяческих похвал, — сказал он, — но если ты не хочешь лишиться своей работы, придется тебе подчиняться моим приказам вне зависимости от того, что ты о них думаешь. Понятно?
