Песнь сирены - Джеллис Роберта (лучшие книги онлайн TXT) 📗
– Ребята, должно быть, порядком вымотались, – заметил Вильям, дав знак оруженосцам Ричарда, направившимся было за своим господином, следовать за Элис и Мартином. – Ко всему прочему хотел бы познакомить вас с сэром Раймондом, который недавно у меня на службе. Пусть он снимет с вас доспехи.
Ричард кивнул головой в знак согласия, и трое мужчин отправились в комнату Вильяма. Ричард вежливо поинтересовался, как Раймонд попал с юга (на это явно указывал его акцент) в Англию.
– Он из Экса, – поспешил сказать Вильям, – Генрих был так любезен, прислав его ко мне. Полагаю, это вы сказали ему о смерти Гарольда и о том, что мне нужен человек. К чести Генриха, он помнит о таких пустяках, несмотря на другие заботы.
– Он помнил бы и посчитал за удовольствие оказать тебе добрую услугу, но … это все очень странно, Вильям. Я не припомню, чтобы говорил…
Он внимательно посмотрел на молодого человека, который покраснел и готов был провалиться сквозь землю. Раймонд никогда не встречался с Ричардом, но был похож на своего деда, как, впрочем, и королева Элеонора с женой Ричарда Санцией. Он опасался, не разгадает ли Ричард замысел своего брата относительно пребывания его в Марлоу. За неделю службы у сэра Вильяма Раймонд многое узнал об этом человеке и удостоверился в истинности всего того, что рассказывал ему Мартин. Он не смог бы солгать сэру Вильяму, но еще страшнее было выдать хитроумный план короля, не говоря уже о стыде, испытываемом Раймондом от одной только мысли, что откроется его неблаговидная роль во всем этом деле.
– Вы должны были говорить об этом с Генрихом, – настаивал Вильям. – Раймонд привез письмо от него. Как иначе Генрих мог узнать, что я нуждаюсь в рыцаре? Мое хозяйство не так велико, чтобы без нужды присылать мне помощников, поэтому выходит, вы все же говорили с ним об этом.
– Что ж, может быть, – неохотно согласился Ричард. – Я только подумал… Нет, это не так уж и важно. Ты прав, Вильям. Я, должно быть, упоминал об этом Генриху. – Ричард, однако, не сводил глаз с лица Раймонда, пока молодой человек снимал с него доспехи. Наконец, он спросил: – Сэр Раймонд из Экса, я вас знаю? Или, быть может, вашего отца?
– Меня, конечно, нет, милорд… – Раймонд запнулся. – А мо-моего отца… я не уверен…
Тут хозяин Марлоу так стукнул брата короля, давая тому понять свое нежелание продолжать разговор на эту тему, что тот поморщился от боли. Уступая ему, Ричард заметил дружелюбно, что обилие белокожих в Англии невольно заставляет считать всех смуглокожих родственниками. Сменив тему разговора, Вильям поинтересовался одной из лошадей – любимиц Ричарда, недавно заболевшей, и они обсуждали ее состояние все время, пока Ричард не переоделся в одно из платьев своего друга.
Вполне естественным для Раймонда было оставить их одних в этот момент, предоставив тем самым возможность Вильяму изложить свою точку зрения на его происхождение. Ричард не спорил. Теперь стало вполне объяснимым смущение Раймонда и даже показавшееся знакомым его лицо. И все же странно, почему граф не мог припомнить своего разговора с братом по поводу наемника для Вильяма. Более того, он не помнил, чтобы у него возникало желание делиться с братом подобной информацией.
Ричард не считал для себя возможным оказывать Вильяму помощь такого рода. Его твердым жизненным правилом стал отказ от каких бы то ни было услуг для него. Это правило сформировалось давно, когда они еще были детьми, десяти и двенадцати лет. Вильям одно время так восхищался красивым, богато украшенным драгоценными камнями столовым ножом Ричарда, полученным в подарок на новый год, что тот, наконец, не выдержал и протянул нож со словами: «Бери, он твой, если хочешь. У меня таких много». Вместо того чтобы взять нож, Вильям вспыхнул и со злостью ответил: «Дурак!» Потом с гордо поднятой головой ушел. Конечно, Ричард рассердился, так как сделал он это из лучших побуждений, и вместо благодарности его подарок был отвергнут, да еще с обидой.
В течение двух дней мальчики не обменялись ни словом. Вечером третьего дня граф Честерский обнаружил Ричарда, заснувшим после долгих слез. Старый граф почувствовал неладное тем же днем, но ранее, когда Вильям попросил отпустить его домой. Вильям не захотел тогда ничего объяснять, но Рэннольф Честерский вытянул позднее все из Ричарда, который был страшно расстроен и все еще не мог понять, что же произошло.
Когда граф понял суть дела, ему без труда удалось все объяснить Ричарду. Тот был прекрасно осведомлен о своем положении второго сына короля и возможного наследника престола. Он просто не соотносил свои богатства и положение с Вильямом, который в те дни был почти его вторым я. Как только ему растолковали, что Вильям не может быть ему другом, настоящим другом, поскольку материально заинтересован в дружбе, Ричард стал осторожнее.
Со временем осторожность в отношении с Вильямом вошла в привычку Ричарда, и ему уже не требовалось оценивать каждый свой шаг. Их взаимоотношения не затрагивали имущественных или хозяйственных вопросов владельца Марлоу, поэтому Ричарда смутило предположение, будто он обсуждал подобные вопросы с братом. Однако иного ответа найти не удавалось, и граф оставил все как есть. Были проблемы поважнее и не стоило ломать голову над тем, каким образом Раймонд получил рекомендацию короля.
– Обычно, – сказал Ричард, когда они сели за стол, – сначала сообщают плохие новости, но на этот раз они настолько плохи, что я хочу начать с хорошей. Вопрос о Винчестерской епархии решен.
– Каким образом? – спросил Вильям.
– В скором времени Генрих предложит Вальтеру Рэйли вернуться домой и пообещает хороший прием, а также заверит в том, что Винчестер открыт для него.
– Слава Богу, – с чувством сказал Вильям и улыбнулся. – Я ведь говорил вам: рассуждайте здраво, не допускайте огласки, не идите против воли короля на виду у совета, не оскорбляйте его, тем более тогда, когда он не виновен и мы об этом знаем… Но вы всегда говорите в запале…
– Папа, очень нехорошо, даже неблагоразумно говорить: «Я ведь говорил вам…» Не ты ли учил меня не высказываться подобным образом раз сто или больше.
Элис явно дразнила отца, о чем свидетельствовали веселые искорки в глазах, интонация голоса и появившиеся ямочки на щеках.
– Что ж, так и было бы, – усмехнулся Ричард, – если бы я принимал хоть малейшее участие в решениях Генриха.
– Так даже лучше, – откликнулся Вильям.
Улыбка Ричарда чуть скривилась.
– Ты хочешь сказать, что в последствии он пожалел бы об этом? Ну, ничего страшного. Пусть лучше он сердится на меня, чем суется в дела Церкви. Ты помнишь Невилла, епископа Чичестерского, умершего в начале февраля? Так вот…
– Но Чичестерская епархия едва ли придется по вкусу Вильяму Савойскому, – прервал его Вильям.
– Нет, конечно же, нет. Мне очень жаль, но я не думаю, что Савойский остался бы сейчас, пусть даже Генрих и предложил бы ему Кентербери. Его слишком оскорбило поведение знати и духовенства. В этом есть и моя вина. Я пытался объяснить, но, боюсь, не смог скрыть своих чувств и только усугубил дело.
Вашей вины здесь нет, – заметил Вильям. – Сам по себе Вильям Савойский неплохой человек, но всюду ходит столько разговоров об «орде иностранцев»… я слышал об этом даже в Уоллингфорде. И не качайте головой, Ричард. Это мнение бытует среди людей невысокого положения, вроде меня, некоторые из них ваши вассалы, иные – в свите других графов. Они не заговорили бы с вами об этом, но со мной говорят.
– Черт возьми, кого они считают иностранцами? В моих жилах кровь владетелей Анжу, Пуатье и Ангулема. Ты – нормандец…
– В основном, с некоторыми примесями, но я не это имел в виду. Мы оба родились здесь, в Англии, наши интересы здесь, наши владения на этой земле. Даже в мелочах… Разве вы не говорите по-английски, Ричард?
– Конечно. Иные так упорно изучают французский, что уже не могут без переводчика общаться с каким-нибудь портным или просто зайти в трактир… Все это так нелепо. А мои английские слуги…
