Любовь дикая и прекрасная - Смолл Бертрис (мир бесплатных книг .txt) 📗
Она, привыкшая мыться ежедневно, не имела такой возможности уже две недели!
— Эллен, скажи, чтобы слуга графа Ангус приготовил ванну его светлости. Мне не хочется, чтобы сегодня он лез ко мне в постель вонючим.
А пока служанка отсутствовала, Катриона взбила пену на своих волосах, промыла их, снова взбила и ополоснула.
Она выбралась из чана и, не одеваясь, устроилась перед камином. Подоспевшая Эллен насухо вытерла ей волосы, а затем расчесала их до блеска. Наконец Катриона встала и, приподняв волосы обеими руками, позволила Эллен вытереть ей тело.
— Совершенство! Ты чистое совершенство! — В дверях стоял граф.
— Ангус приготовил вам ванну, милорд, — сказала в ответ графиня.
Взгляд Патрика скользнул вдоль ее тела. Катриона дерзко глянула в ответ.
— Ты словно солнечный свет, любовь моя?
— А ты воняешь лошадьми и двумя неделями пыльной дороги.
Он засмеялся.
— Я не задержусь. Спокойной ночи, Эллен.
Эллен довольно заулыбалась.
— Какую ночную рубашку, миледи?
— Не беспокойся, Элли. Дай мне только шаль.
Катриона забралась в просторную кровать и накинула себе на плечи кружевную шаль.
— Спокойной ночи, Элли.
— Спокойной ночи, мадам.
Катриона сидела на кровати, прислушиваясь к звукам, доносившимся из спальни Патрика, и посмеивалась. Он шумно плескался, что-то фальшиво напевал и издавал какое-то утиное кряканье. Катриона забавлялась. Несколько минут спустя, голым, он прошел через дверь, соединявшую их комнаты, и решительно направился прямо к кровати. Какое-то время они просто смотрели друг на друга.
Затем граф медвежьей хваткой схватил жену, и она уютно устроилась у него на груди.
— Ты рада, что приехала домой. Кат?
— Сейчас — да, но я не шутила, когда сказала, что хочу часть года теперь проводить в Эдинбурге. Юный король вскоре вступит в свои права. Он, конечно же, женится, и тогда снова появится настоящий двор. Когда это случится, я не хочу быть в Эдинбурге чужачкой.
— Нет, голубка, мы не станем бывать при дворе короля Джеймса. Бабушка не уставала повторять, что залог выживания в том, чтобы держаться подальше от политики и еще дальше — от двора. Наша ветвь в роду — младшая, но самая богатая. Мы всегда избегали неприятностей, потому что держались незаметно. Так будем поступать и впредь.
— Тогда почему ты купил мне дом в городе?
Соски у нее на грудях порозовели и заострились, и она рассердилась на свое тело, так быстро ответившее на ласку.
— Потому что я всегда плачу свои долги, мадам.
Граф наклонился и, поддразнивая, принялся покусывать кончик ее груди.
Она сердито отодвинулась.
— Я обставила этот дом на собственные деньги! И что же, теперь не смогу проводить в нем даже несколько месяцев в году?
— Конечно, сможешь. Мы станем ездить в город каждый год, обещаю тебе. Ты будешь делать покупки, смотреть представления, наносить визиты нашим друзьям. Но при дворе у Стюартов мы не появимся. Известно, что Стюарты всегда испытывают недостаток в средствах, а отказать дать взаймы королю едва ли возможно. Его также нельзя попросить и вернуть долг. Мы обеднеем за какой-нибудь год! — Он затянул ее под себя и наклонился. — Я не хочу больше сегодня говорить об этом, графиня Гленкерк.
В его зелено-золотистых глазах появился упрямый блеск.
— Согласна ли ты быть послушной и покорной женой, ты, несносная шалунья?
Тонкие пальцы Катрионы вплелись в его темные волосы, и, потянув голову графа вниз, она поцеловала мужа медленно и умело, а ее созревшее тело медленно задвигалось под ним.
— Боже, — произнес Патрик, когда она наконец отпустила его. — Этому я тебя никогда не учил!
— Разве, милорд?
— Нет!
Смех Катрионы раззадорил графа.
— Ты сучка, — выдохнул Патрик, и его рука обернулась вокруг ее тяжелых волос. — Если я узнаю, что какой-то мужчина хотя бы только подумал отведать твоих роскошных прелестей…
Она снова засмеялась, но в ее глазах и в улыбке был вызов. Внезапно, с дикостью, которая перебила у Катрионы дыхание, граф овладел ею.
— Я никогда не смогу владеть тобой всей. Кат, ибо ты — ртуть! Но, клянусь Богом, дорогая моя, я испорчу тебя для всякого другого мужчины!
Катриона принялась отбиваться, но Гленкерк засмеялся и начал целовать ее легкими поцелуями в лицо, в шею, в грудь. Он чувствовал, как у него под губами билось ее жаркое сердце. Большие и сильные руки графа стали ласкать ее бедра, поглаживая шелковистую грудь.
— Патрик! Патрик! — закричала Катриона неистовым голосом. — Пожалуйста, Патрик!..
Она чувствовала, как теряет власть над собой, и не могла понять, почему еще все-таки отбивалась. Вероятно, Кат инстинктивно сознавала, что в такие мгновения они теряли себя, растворяясь друг в друге. И это до сих пор еще пугало ее.
— Нет, голубка. Не бойся того, что случится. Отдайся этому, милая, отдайся!
Отдаться было легче всего, и Катриона так и поступила, позволив увлечь себя крутящемуся радужному смерчу, который нес ей такое наслаждение. Она уже больше ничего не замечала и не хотела замечать, кроме волн изысканнейших ощущений, которые находили одна за другой, поднимая ее до последней, захватывающей дух высоты.
Поздней ночью она проснулась и увидела, как лунный свет падает через окно на постель. Патрик лежал, раскинувшись, на спине и тихонько похрапывал. Катриона осторожно высвободила из-под него ногу. Повернувшись на бок, она приподнялась на локте и стала разглядывать мужа.
Она столь же гордилась его красотой, как и он — ее. За две недели пути светлая кожа графа местами загорела. Густые темные ресницы веером лежали на его высоких скулах.
Прямой нос расширялся в ноздрях, а крупный рот имел благородные очертания. Глаза Катрионы скользнули по могучей безволосой груди лежащего рядом мужчины. Она покраснела, рассердившись на себя, потому что ее взгляд невольно обласкал спутанные волосы, черневшие промеж его длинных мускулистых ног.
Муж казался ей странным мужчиной. С одной стороны, он обращался с ней как с равной. Казалось, и в самом деле, ему были понятны противоречивые и сложные чувства, которые бушевали в душе супруги. Но с другой — он по-прежнему смотрел на нее как на рабыню. Мягкий и вдумчивый, мудрый и жестокий — каждый раз другой, Патрик любил поучать.
Катриона понимала, что ее муж — человек незаурядный, но ведь и она тоже не была заурядной женщиной.
Когда ей только-только исполнилось десять лет, Катриона ужасно обижалась на свою бабушку: Мэм уже устроила ей брак, прежде чем она подросла и смогла осознать всю важность этого события. И тут графиня довольно посмеялась про себя. Ведь каким-то образом та невероятно красивая седоволосая старая дама знала, что делала. «Мы с милордом прекрасно подходим друг другу, — подумала Катриона. — Мы чертовски хорошо подходим друг другу!»
Удовлетворенная, она перевернулась на живот и погрузилась в глубокий сон счастливой женщины.
12
Картина семейного уюта была восхитительной. Вдовствующая графиня Гленкерк устроилась возле рамки, вышивая на гобелене крылышки ангелов. Ее двухлетний внук Джеми играл перед камином под бдительным оком Салли Керр. Один сын, Адам, сидел неподалеку, просматривая счета по имению, другой, Патрик, с головой ушел в беседу с Бенджаменом Кира, своим эдинбургским банкиром. Дочери — двадцатилетняя Джанет, уже замужем за наследником Сайтена, и семнадцатилетняя Мэри, которой предстояло выйти за старшего сына Грейхевена, — сидели, занятые шитьем одежды для ожидавшегося вскорости младенца Джанет. Муж Джанет, Чарлз Лесли, и жених Мэри, Джеймс Хэй, уединившись в углу, играли в кости. Отсутствовали только молодая графиня Гленкерк и ее кузина Фиона. Мэг знала, что они находились сейчас в покоях Катрионы и примеряли моднейшие туалеты, которые Фиона привезла из Парижа: младшие Лесли только что возвратились из годичного путешествия.
Супруги побывали в Италии, посетили Рим и Неаполь, осмотрели дворцы Флоренции. Потом они проехали по Испании и явились в Париже ко двору короля Генриха III. Наконец, несколько недель младшие Лесли провели в Англии. Фиона никак не переставала об этом рассказывать, и чем больше она щебетала, тем большее недовольство испытывала Катриона.
