Дорога на райский остров - Холт Виктория (книга жизни txt) 📗

— Вы должны взять себя в руки, — сказала я. — Боюсь, что он мертв.

Мачеха жалобно посмотрела на меня:

— Он был так добр ко мне, — дрожащим голосом произнесла она. — Он… у него и раньше бывали эти припадки. Может быть…

Я покачала головой. Почему-то я не могла оставаться в этой комнате. Я вышла, оставив ее одну. Подошла к парадной двери и встала лицом к Грину в ожидании доктора. Пока он пришел, казалось, прошло много часов.

— Что случилось, мисс Мэллори? — спросил врач.

— Отец. По-моему, он умер ночью.

Я отвела врача в комнату, где царила смерть. Он осмотрел отца, но ничего не сказал. Выйдя из комнаты, врач заметил:

— Он так и не оправился от потрясения, узнав о смерти вашего брата.

И вот я сижу, положив перед собой дневник, и записываю печальные события этого дня. Я все время думаю об отце, о том, как он изменился, женившись на мачехе, и с ее помощью мы стали больше семьей, чем когда-либо.

Он прожил свои последние годы счастливо. И это ее заслуга. Я должна быть благодарна. Хотелось бы, чтобы я смогла.

А теперь отец умер. Я никогда больше не увижу, как он дремлет в своем кресле, сидит во главе стола, излучая довольство своей семейной жизнью.

В доме царит мрак. А скоро нам предстоят еще похороны. Надо одеться во все черное. Мы пойдем в церковный двор, прослушаем проповедь, будем смотреть, как опускают гроб в могилу, и будет звонить колокол.

А потом мы вернемся в дом… Другой дом. Как он может оставаться прежним без отца?

Как теперь все будет? Мне трудно это представить. Мачеха будет жить здесь. И Фредди. А я потеряла отца и брата. Однако в доме Мастерса в Большом Стэнтоне у Магнуса есть небольшая комната. Он будет думать обо мне так же, как я о нем. И нечего бояться, потому что он здесь… А если бы не Магнус, мне надо было бы бояться? Я делаю паузу, чтобы подумать об этом? Да, по-моему, надо было бы. Но чего? Мрачного дома, дома смерти? Или жизни без отца?

Почему меня это так тревожит? Однако бояться нечего. Магнус здесь. Ждет дня, когда мы будем вместе.

Сегодня отца похоронили. С того дня, всего неделю назад, когда он умер, кажется, я прожила целую вечность.

Сразу после смерти отца мачеха впала в прострацию. Она по-настоящему заболела. Я никогда прежде не видела, как она плачет, но об отце она плакала. Наверное, она действительно любила его. Впрочем, она всегда вела себя так, словно любила его, но я никогда этому не верила. Мне она так не понравилась с первого дня, когда приехала сюда, что ни что из того, что она делала, не могло развеять мою неприязнь.

Я думала, мачеха будет слишком больна, чтобы присутствовать на похоронах, однако она заставила себя встать, надела вдовий траур — совершенно черное платье. Ей это не идет. Она из тех женщин, кому нужны яркие цвета.

Казалось, траурный колокольный звон продолжался целую вечность. Катафалк, лошади с черными перьями, служители в строгих высоких шляпах и черных сюртуках, кортеж смерти… Все это усугубляло нашу потерю.

Почему людям обязательно надо так возвеличивать смерть? — спрашиваю себя я. Не лучше ли было бы тихо опустить отца в могилу?

Я стояла по одну сторону мачехи, Фредди — по другую, держа ее за руку. Мачеха слегка опиралась на меня, время от времени прикладывая платок к глазам.

Когда мы уезжали, поглазеть на нас собралась кучка деревенских жителей. Я услышала, как кто-то сказал:

— Бедняжка. Она была так счастлива с ним. Было просто приятно смотреть на них вместе. А теперь он ушел навеки.

Мачеха услышала эти слова и, казалось, задохнулась от наплыва чувств.

Служба в церкви была короткой, и я была этому рада.

Мы вышли из церкви вслед за гробом. Я слушала, как падают на гроб комья земли. Мачеха бросила на него букет астр. Схватила меня за руку и сжала ее.

А потом я подняла глаза. Чуть вдалеке от собравшихся вокруг могилы стоял Десмонд Фидерстоун.

Сердце мое учащенно забилось. Я вдруг ощутила страх. Взгляд его был прикован к лицу мачехи.

Когда мы отошли от могилы, Фидерстоун присоединился к нам.

— Дорогие, дорогие дамы, — сказал он. — Я услышал о печальном событии. И приехал, чтобы выразить соболезнование вам обеим.

Я ничего не ответила. Мачеха тоже. Она ускорила шаг Насколько я поняла, ей хотелось, чтобы он отстал. Однако Фидерстоун не отстал, и когда мы подошли к экипажу, которому предстояло отвезти нас назад, он по-прежнему был рядом. Он помог нам сесть в экипаж и отступил со скорбным выражением лица. Однако, когда он кланялся, я заметила какой-то блеск в его глазах.

Страшный день позади, а перед моими глазами все еще Десмонд Фидерстоун, стоящий рядом с могилой. Почему-то даже сейчас от этих воспоминаний меня мороз подирает по коже.

Как все изменилось! Я знала, что так будет но не до такой же степени. Наверное, я бы очень боялась, если бы не Магнус.

Магнус — это моя жизнь. Он поднимает мне дух. Он делает меня счастливой, заставляет забыть страхи. Я езжу к нему каждый день. Мы строим планы. Он говорит, что теперь осталось совсем недолго до того, как мы поженимся. И тогда мы уедем вместе.

Иногда у меня возникает странное чувство, что какие-то силы пытаются разрушить мое счастье с Магнусом и что для меня планируется что-то еще… Что-то ужасное.

Когда было зачитано завещание отца, я обнаружила, что он был довольно состоятельным человеком. Само по себе дело изготовления карт было процветающим. Им должен был управлять Мастере и его люди. Дело должно было остаться в семье и принадлежало мне. Мне не было необходимости участвовать в нем самой, однако отец хотел, чтобы оно продолжалось. В случае, если я выйду замуж или захочу избавиться от него, дело перейдет в дальнему родственнику Джону Мэллори, и к нему же после моей смерти перейдет дом.

Все это было очень сложно. Мачеха получала вполне приличный доход, однако благосостояние заключалось в семейном деле и доме, а это принадлежало мне.

Условием, оказавшимся для меня особенно тяжелым, была передача опеки надо мной мачехе. Отец объявил, что полностью доверяет суждениям своей супруги и поэтому вверяет заботу о своей дочери ей до тех пор, пока дочь не достигнет двадцати одного года или не выйдет замуж. Он считал, что это лучшее, что он мог сделать в данных обстоятельствах. Его дочь оставалась без материнской опеки до его второй женитьбы. Поэтому он вверяет ее тому, кому безоговорочно доверяет — своей дорогой жене Лоис.

Я подумала: «Отец был просто одурманен ею — с первой минуты, как увидел, и до конца».

Я была крайне раздражена этим условием, однако вначале думала, что это не может на мне как-то отразиться.

А теперь начинают происходить разные вещи. Дом уже не кажется моим домом. В нем есть что-то зловещее. И я знаю, что именно.

Через три-четыре недели после похорон отца снова появился Десмонд Фидерстоун. Когда он зашел, я была в саду с Фредди. Я подняла глаза и увидела его, и мое сердце слегка сжалось от дурного предчувствия, как это всегда бывало при виде его.

— Привет, — сказал Фидерстоун. — Я приехал навестить сироток.

— О, мачеха дома. Я скажу ей, что вы зашли навестить ее.

— Я приехал, чтобы навестить и вас, мисс Энн Элис.

— Благодарю вас, — ответила я. — Однако я уверена, что мачеха захочет знать, что вы пришли.

Я повернулась, чтобы уйти, но он схватил меня за руку.

— Вы по-прежнему намерены держаться недружелюбно, верно?

Я сказала:

— Фредди, пойдем скажем тете Лоис, что у нее гость, хорошо?

Фредди быстро сообразил, в чем дело, кроме того, у него появилась очень трогательная манера заботиться обо мне. Видимо, он уловил мольбу в моем голосе.

— Да, конечно, пойдем.

Он взял меня за руку и потащил к дому. Мы оставили Десмонда Фидерстоуна весьма разочарованно смотреть нам вслед. Так все и началось. Фидерстоун остался на ленч, а потом — обедать. Затем он заявил, что уже слишком поздно уходить. И он остается. Провел у нас следующий день и остался в доме по сию пору. Я не знаю, как мачеха относится к его пребыванию в нашем доме. Иногда мне кажется — ей хочется, чтобы он уехал. Интересно, почему она не скажет ему об этом. Но что меня пугает — это его отношение ко мне. Он явился сюда, чтобы меня преследовать. Если я остаюсь одна в какой-нибудь комнате, он вскоре оказывается там же.