Цветы пустыни - Картленд Барбара (прочитать книгу TXT) 📗

Он тайком поглядывал на нее, пока они ехали рядом, и думал о том, как красив ее профиль на фоне ясного синего неба.

Как и прежде, он замечал, что она надвигает махрану низко на лоб и старается прикрывать шею и нижнюю часть лица.

Маркиз исподволь следил за изящными движениями ее рук и губ.

»Каковы на вкус эти нежные губки?»— думал он и был уверен, что они окажутся очень мягкими, сладкими и невинными.

Он также был уверен, что ее еще ни разу не целовал мужчина.

Ему становилось все труднее уходить от нее, когда они разбивали лагерь и нужно было отправляться в свою палатку спать. Ему не хотелось расставаться с ней даже на минуту.

Маркиз говорил себе, что его привлекает ее ум и ему просто нравится, с ней разговаривать, но на самом деле он понимал, что никогда не забудет красоту ее высокой груди и белизну кожи.

Занятый мыслями о Медине, он едва замечал монотонность их долгого похода по пустыне и даже жару.

Тем не менее он знал, что она для него недоступна!

Накануне того дня, когда они должны были достичь Адена, он объявил привал раньше, чем обычно.

Медина удивленно посмотрела на него, и он объяснил:

— Завтра мы будем в Адене. Я хочу в последний раз насладиться бесконечностью пустыни и посмотреть, как На небе одна за одной загораются звезды.

Медина затаила дыхание, подумав, что ей самой очень хотелось разделить с ним красоту последнего вечера.

Это останется ей на память, когда он уедет.

В Адене, они расстанутся, а потом она вернется в Кану.

Там она снова спросит Селима Махана, нужно ли ей возвращаться в Англию или можно остаться с ним.

Она понимала, что с отъездом маркиза станет совсем одинокой, потому что, кроме отца, потеряет еще и сердце.

»Я люблю его… люблю!»— много раз повторяла она, сидя в темноте своей маленькой палатки.

Она смотрела на маркиза, когда тот этого не замечал, и думала, что он не просто самый красивый мужчина из всех, кого она когда-либо видела, но он еще и совсем особенный, не такой, как другие люди.

Он был настоящим аристократом и при этом отличался гибким умом и твердостью характера, что ей очень нравилось.

Она уважала его за самообладание и за то, что, даже теряя терпение, он никогда не позволял себе возвысить голос.

»Папа был бы от него в восторге», — говорила она себе и жалела, что не может сказать маркизу, что книга, которая, по его словам, его вдохновила и которую он всегда брал с собой в палатку, написана ее отцом.

Оазис, в котором они остановились, был еще романтичнее того, которым они наслаждались в первую ночь путешествия.

Здесь было больше пальм, колодец был глубже, а вода в нем — чище.

Даже верблюды казались довольными, когда всадники спешились и позволили животным лечь.

Маркиз и Медина разошлись по своим палаткам, которые Hyp поставил в стороне от остального каравана, в тени пальмовых деревьев.

Медина сняла бурнус.

Она встала возле последнего дерева, за которым снова начиналась пустыня, и посмотрела в ту сторону, где за горизонтом должен был находиться Аден.

Они поужинали, не дожидаясь захода солнца, которое медленно опускалось в багрово-золотое зарево позади невысоких гор.

К Медине подошел маркиз, и когда он встал рядом, она сказала:

— Здесь так красиво!

— Да, трудно будет все это забыть.

— А вы… хотите забыть? — спросила она.

Ему послышалась печаль в ее голосе.

— Я буду помнить этот день всю жизнь, — ответил маркиз, — и, конечно же, вас!

Он почувствовал, что она затрепетала при этих словах, и с тех пор, как они тронулись в путь, это был первый знак того, что он ей небезразличен.

Всего лишь легкий трепет.

И однако ему показалось, что эту дрожь он почувствовал так, словно она пробежала по его собственному телу, и в этот самый миг он понял, что любит Медину.

Он пытался побороть свои чувства.

Он пытался убедить себя в том, что сможет покинуть Аравию, вернуться на родину и без сожалений продолжить прежнюю жизнь.

Теперь ему пришлось признаться себе в том, что он не может расстаться с Мединой. Сердце его навсегда останется с ней.

Она не смотрела на него, не делала никаких движений, глаза ее были обращены вдаль.

Но точно так же, как он чувствовал ее, маркиз не сомневался: она чувствует его.

Он не двигался, но ощущал, что все его существо стремится к ней.

— Я хочу вам кое-что сообщить, — быстро проговорил он.

— Что же?

— Нечто такое, что должно вас удивить.

Она слушала, и он продолжал:

— Пока вы были без сознания и мне было нечем заняться, я велел Нуру принести мне статую, которую мы нашли в Марибе.

— Вы… остались ею довольны?

— Я ее очистил, — ответил маркиз. — И она не из бронзы, как мы подумали, когда я выкопал ее из земли.

— Не бронзовая? — переспросила Медина.

— Нет, она золотая!

Медина ахнула, и маркиз добавил:

— Надпись на ней, я думаю, докажет, что она из царской сокровищницы, и я уверен, наша находка окажется одной из самых замечательных вещей, какие были привезены из Аравии.

Медина испуганно вскрикнула и сказала:

— Теперь я понимаю, почему вы так спешите домой.

Если кто-нибудь узнает об этой статуе… вам не сносить головы!

— Это меня не тревожит, — ответил маркиз, — Меня больше заботит то, что по крайней мере половина статуи принадлежит вам, если не вся.

Медина рассмеялась:

— Вы очень щедры… Но она ваша. Вы ведь ее нашли.

— Но вы указали мне место.

Она промолчала, и он добавил:

— Теперь я понимаю, что должен благодарить вашего отца.

Медина резко обернулась к нему.

— М-моего… отца? — Она запнулась.

— Ума не приложу, почему вы мне не сказали, — продолжал маркиз, — что являетесь дочерью человека, чья книга значит для меня больше любой другой книги, какую я когда-нибудь читал.

— К-как вы узнали, кто я?

— Я понял, что вы женщина, когда поднял вас на руки, — спокойно сказал маркиз.

— Я… простите меня, но Селим считал, что я буду для вас лучшим проводником.

— И он не ошибся, — согласился маркиз. — Вы вели меня, учили и… вдохновляли.

Вновь он почувствовал, что она затрепетала, еще до того, как услышал тихое:

— Я очень рада.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос, — настойчиво проговорил маркиз. — Как нам с вами разделить эту статую?

Она принадлежит нам обоим.

После недолгого молчания Медина сказала:

— Мне бы хотелось, чтобы вы поставили эту статую в своем доме в Англии.

— Я думаю, вы должны поехать и увидеть своими глазами, как она будет там смотреться.

Он наблюдал за ее лицом и знал, что она пытается понять, можно ли считать его слова приглашением. Потом она отчаянно произнесла:

— Я не хотела возвращаться в Англию… Но судя по всему, рано или поздно мне придется это сделать.

— Думаю, нам стоит вернуться домой вместе, — сказал маркиз.

Теперь она посмотрела на него с явным изумлением.

— Не хотите ли вы сказать, что… приглашаете меня в гости? — с трудом проговорила она.

— У меня есть идея получше, — ответил маркиз.

Она подняла на него вопрошающий взгляд.

Губы маркиза чуть дрогнули, и он произнес:

— Я прошу тебя, любимая, выйти за меня замуж!

На мгновение Медина окаменела от неожиданности.

Но когда он обвил руками ее талию, она издала невнятный возглас и спрятала лицо у него на груди.

Он крепко прижал к себе Медину и очень нежно снял с ее головы махрану.

Рука его коснулась шелковистых волос, и он, почувствовав дрожь ее тела, поднял за подбородок ее лицо.

— Я люблю тебя! — сказал он. — И знаю, что ты любишь меня!

Он прикрыл губами ее губы и почувствовал, что на вкус они именно такие, как он ожидал: очень мягкие, сладкие и невинные.

В ту же секунду он ощутил, что Медина испытывает сейчас неземное блаженство.

Ее охватил неописуемый восторг, душа ее уносилась в Небеса.

Он знал, что она чувствует, и сам испытывал то же.