Молитва любви - Лей Тамара (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Прижавшись к хозяйке, Ворчун громко заскулил, сочувствуя ей, и лизнул влажным языком руку.
Через некоторое время из горящей башни показалась знакомая фигура в сопровождении еще одного человека. Они двинулись к Грей, и скоро она смогла разглядеть Ланселина с пострадавшим стражником на плечах и Гильберта Бальмейна.
Покачиваясь, стояла она на коленях, глядя в сумрачное лицо барона, замечая хлопья сажи в его волосах и бороде. Глаза, подобно острым кусочкам льда, смотрели на нее сверху вниз.
Стражник застонал, когда его опустили рядом с Грей, что наконец оборвало тянувшийся мучительно долго обмен взглядами. Стонущий человек порывался поднять голову.
Грей потянулась было к нему, но тело ее обмякло, и девушка тяжело навалилась на пса. Лишь о защите подумала она, когда пелена беспамятства накрыла ее, даруя утешение, которого Грей давно не знала.
ГЛАВА 8
Когда Грей снова открыла глаза, свет зари уже окрасил в золотистый цвет промасленное полотно, которым были затянуты окна. В размытых разноцветных пятнах угадывались отраженные оттенки предрассветного неба, проникавшие сквозь полотно и бросавшие теплые отблески на стены.
«Что я делаю в трапезной?» – удивилась Грей и, нахмурясь, перевела взгляд на мерцающий огонек лампы, подвешенной справа от окна. Если ее найдут здесь, то наставница Германа сочтет неподобающим, что она спит в помещении, предназначенном исключительно для приема пищи. Тогда у Германы появится еще один повод обременить Грей дополнительной работой и запретить выходить в сад. Еще один повод пройтись плетью по спине.
Может быть, удастся проскользнуть обратно в келью, подумала Грей, но потом нахмурилась еще сильнее. Да, она могла бы сделать это, но отсутствие во время утренней молитвы не должно было остаться незамеченным.
Грей решила, что будет легче встретиться лицом к лицу с суровой наставницей, если успеть привести себя в надлежащий вид. Она повернулась на бок, чтобы встать, но голова сразу же начала раскалываться от боли.
Откинувшись назад, она выпростала обе руки из-под одеяла и коснулась своего лица. На скуле обнаружился глубокий порез, а над левым глазом – только сейчас она заметила, что он закрыт, -небольшая припухлость.
Теперь Грей поняла, что находится не в трапезной монастыря, а в комнате, принадлежавшей ее отцу, в той самой комнате, где она перевязывала раненого барона. Неужели это было вчера?
Вернувшись к действительности, она опустила руки и с трудом сделала выдох – горло оказалось пересохшим и распухшим.
– Тебе досталось больше, чем ты заслуживаешь, а? – раздался среди тишины знакомый бесстрастный голос. Рядом с постелью стоял барон, одной рукой он держался за столбик кровати, другой упирался в бедро. С высоты своего исполинского роста он смотрел на Грей.
Но не неожиданное присутствие барона Бальмейна поразило девушку – хотя одного этого было бы уже достаточно, – а то, что он был полуодет, насколько могла она разглядеть одним здоровым глазом. Словно не замечая утренней прохлады, он не надел ночной рубашки, и широкая сильная грудь была обнажена, если не считать повязок, которые закрепила Грей на его плече. Всю его одежду составляли лишь просторные штаны, видно, натянутые впопыхах, так как шнурки на поясе не были завязаны. «Неужели он торопился одеться ради меня?» – подумала Грей.
Она отвернулась, поморщившись от боли, но радуясь, что хотя бы так может ускользнуть от пристального взгляда. Мелькнула мысль о том, как ужасно она, должно быть, выглядит, однако не ее тщеславие страдало от пытливого взгляда, а уязвимые глубины души, куда так настойчиво пытался заглянуть этот человек. Грей понимала, что нужно защитить себя от еще большей боли, и чем скорее возведет она барьер, ограждающий ее от происшедшего, тем больше окажется шансов пережить эти тяжелые времена.
Устремив невидящий взгляд влево, она размышляла над словами барона. Да, такой кары она не заслуживала.
На протяжении нескольких недель перед нею развернули видение прекрасного будущего, а затем с ужасающей жестокостью вырвали счастье из пальцев, тщетно пытавшихся его удержать. Отчаяние – и еще что-то, чему она не осмеливалась дать определение, – заставило ее оказаться в объятиях этого человека, чтобы потом подвергнуться разоблачению. А теперь отец попытался сжечь ее, надеясь отправить к дьяволу, откуда она, как он считал, пришла. Он окончательно пересек ту черту, которая отделяла его от безумия, и сошел с ума.
Последовавшая затем горькая мысль едва не вызвала улыбку. Нет, даже самый тяжкий день в аббатстве не сравнится с тем, как жестоко обошлась жизнь с нею сейчас.
Хоть она и почувствовала, как прогнулся тюфяк под тяжестью тела барона, присевшего на край постели, но упорно отворачивалась, устремив взгляд на дверь.
«Откройся, – умоляла она неодушевленный предмет. – Освободи меня от его ненависти, потому что больше я не выдержу». Но никто не пришел и не спас ее от неминуемого столкновения.
С тоской осознала Грей, что ничего не выиграет, пытаясь защищаться. Неважно, в чем обвиняет ее рыцарь, лучше всего хранить молчание.
Когда рука барона коснулась ее подбородка, она не стала сопротивляться. Грей сама повернула голову и взглянула на Гильберта Бальмейна, сидевшего перед нею.
Встретившись с незабываемыми глазами, она была потрясена искрой сострадания, мелькнувшей в холодной глубине его очей, но тут же строго приказала своему сердцу искать способ укрыться от страданий, а не обольщаться бредовой игрой воображения. И снова она видела только жесткое выражение глаз сурового барона Бальмейна.
– Ну, убедилась, какой жестокий человек твой отец? – сказал Гильберт. Сузив глаза, он смотрел на ее распухшее око, потом перевел взгляд на глаз, не закрытый опухолью, ожидая подтверждения своим словам, и был уязвлен, не получив желаемого ответа.
Гильберт погладил ее по щеке.
– Если бы не твоя лохматая собака, которая стала бегать с оглушительным лаем по всей главной башне, то ты и вправду сгорела бы, как замыслил твой отец, – продолжал он, потом снова взглянул на Грей, ожидая ее ответа.
Грей попыталась освободить свой подбородок из его цепких пальцев, но он пресек все попытки, хотя его прикосновение не было лишено нежности. Девушка сжала губы, но выбрала другой способ не обращать внимания на эту настойчивость и стала смотреть на изножье кровати.
Решив все же поймать ее взгляд, Гильберт наклонился ниже.
– Почему ты сделала это? – спросил он. Она поморгала, потом подняла руку и дотронулась пальцем до груди Гильберта.
– Ты, – одними губами выговорила она. Ни один звук не сорвался с ее уст, но смысл был ясен.
Гильберт нахмурился. Так, значит, она говорила правду, что отец не знал об их связи, что старик не принуждал ее соблазнять его? По этой причине Чарвик пытался лишить ее жизни?
Да, велика была его ненависть к Бальмейнам. Эта девица действовала в одиночку… Гильберт вспомнил свое объяснение с Грей в часовне, но сразу же отбросил ее доводы. Нет, не мог он поверить, что она отдалась незнакомому мужчине только для того, чтобы избежать монашеского пострига. И все-таки грустное лицо со следами побоев вызывало сочувствие и смягчало гнев.
Нахмурившись, глянул он на то место, где маленький пальчик коснулся его кожи. Тысячи искр желания разбегались по всему его телу от этой точки. Теплая волна нахлынула на Гильберта, но он вдруг пришел в ярость из-за того, что не мог держать в узде предательские плотские инстинкты. Даже красивая леди Этрис не возбуждала в нем таких безудержных порывов.
Это просто похоть, успокоил он себя. Чисто животная похоть, не имеющая ничего общего с глубоким чувством, которое он питал к той другой женщине, что была сейчас так далеко от него, вне пределов досягаемости. Тоска по ней причиняла незатухающую боль. Гильберт так и не смог до конца оправиться от горя, причиненного ее безвременной кончиной всего за несколько недель до их свадьбы.
Заставив себя вернуться к действительности, чтобы приглушить всколыхнувшуюся душевную муку, Гильберт снова поднял глаза на Грей.