Розетта - Эвинг Барбара (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Теперь, устав снова и снова обвинять Бонапарта, причем всегда по-французски, ведь она, как большинство аристократов, имела привычку пересыпать речь французскими словами (от которой не собиралась отказываться, хоть ее страна и воевала с Францией), вдова сменила тему и снова начала распространяться об августейшей семье. Благодаря покойному мужу ей удавалось изредка общаться с королем Георгом III. Она считала, что знает его. Вдовствующая виконтесса была буквально в ярости из-за причуд сыновей короля и много раз повторяла, что было бы неплохо, если бы принц Уэльский умер, а трон заняла бы его шестилетняя дочь Шарлотта. Она снова и снова, как сломанный граммофон, повторяла вещи, которые узнала от многочисленных знакомых и приятелей или прочла в газетах. Пока карета катилась к морю, она еще раз обсудила личные дела принца Уэльского (как он привез в свой дом миссис Фитцгерберт, будучи женатым на принцессе Каролине); герцога Кларенса (и миссис Джордан со всеми побочными отпрысками); не говоря уже о герцоге Камберленде, грехи которого она отказалась даже называть вслух. Джордж тоже внес лепту в разговор. Он сообщил, что Бонапарт описал очень тучного мужа одной принцессы как «эксперимент, призванный показать, насколько можно растянуть человеческую кожу, не порвав ее». Роза не удержалась и рассмеялась. Вдова в ужасе отпрянула и потом долго не могла успокоиться, возмущаясь поведением Розы. Роза напомнила себе, что это продлится только месяц. Но сейчас месяц казался ей вечностью. Она даже позавидовала Долли. Та ехала в другой карете. Она сидела между братом и его женой, бледная как мел.
На следующее утро ветры и приливы позволили им сесть на ранний пакетбот [23], который должен был доставить их на французский берег. Хотя море казалось не очень спокойным. Как только они сели на судно, вдова и Энн отправились отдыхать. Джордж и Уильям устроились в салоне. А Роза с Долли остались на палубе вдыхать соленый морской воздух. Они решили не снимать длинных плащей, меховых муфт и индийских шалей. Судно медленно приближалось к берегам Франции. В их лица летели брызги морской воды. Роза смотрела на воду и вспоминала другие путешествия, которые она совершила когда-то.
— Мы уже одеты по французской моде, не так ли, Роза? — спросила Долли, всматриваясь в то исчезающий, то появляющийся туманный горизонт, пытаясь разглядеть Францию. — Мы и так одеты по-французски: простота революционных нравов и так далее. Одежда пастушки, как у Марии-Антуанетты, перед тем как ее отправили на гильотину. Как ты считаешь, мы столкнемся с новыми веяниями?
Роза удивилась, услышав в одном предложении слова «мода» и «гильотина», но быстро пришла в себя. Долли ведь никогда не была во Франции. Она была еще совсем ребенком, когда появились гильотины.
— Уже давно англичане не ездили туда свободно, — ответила она. — Уверена, там все изменилось.
— Женщины там все еще одеваются по моде? — нетерпеливо спросила Долли. — Насколько изменилась Франция?
Роза посмотрела на Долли. У нее было довольно бледное лицо, она с нетерпением всматривалась в даль. Ей на ум снова пришло сравнение с неуклюжими фламинго.
— Я полагаю, что Франция стала другой, — был ее ответ. — В детстве я очень любила Париж. Вдоль главного бульвара стояли фонари, которые работали на животном жире. Поэтому по ночам они источали особый запах, впрочем, это был не единственный запах. В Париже нам было очень интересно. Никогда не забуду. Изящество и чувство стиля у большинства француженок были превосходны. Все же некоторые женщины носили высокие парики, много пудрились и румянились. Подобные вещи еще не совсем вышли во Франции из моды перед Революцией. Мы с кузиной Фанни не могли отвести от них глаз! Мы снова и снова просили мою мать рассказать истории о ее старой тете, к сожалению, усопшей, которая провела много времени в Париже. Она носила на голове сосуды с водой, закрепленные в жестких кудрях парика. Таким образом цветы в ее волосах оставались свежими весь вечер. Мы с Фанни бегали, делали реверансы и притворялись, что брызгаем водой в маму!
Губы Долли изогнулись в легкой улыбке.
— Думаю, я не увижу подобных вещей, — тоскливо сказала она. — Это было в старые времена.
Внезапно Роза поняла, что Долли воспринимает ее как взрослую. «Думаю, теперь я действительно взрослая».
— Ходило столько слухов о le temps de terreur [24], как они его называют, — промолвила Роза, — и даже если половина из них правдива, то это было действительно ужасно. — Снова взглянув на довольно печальное лицо Долли, Роза решила ее развеселить. — Ты должна помочь мне, Долли. Нам будет необходима твоя помощь.
Долли повернула к ней удивленное лицо.
— Конечно, я помогу тебе, Роза, — вежливо ответила она. Она слегка стучала зубами от холода. — Что я должна сделать?
— Мы должны помешать вдовствующей виконтессе Гокрогер встретиться с Жозефиной и Наполеоном.
Глаза Долли расширились от удивления.
— Но, насколько я поняла, это ее заветное желание!
— Так и есть! Но… виконт Гокрогер совсем не считает, что, если его мать обругает Наполеона, это поможет налаживанию нормальных отношений между нашими странами.
— Бедная вдова! Говорят, она безумно любила сына. Неудивительно, что она хочет сказать пару слов человеку, который… ох… — Внезапно Долли спохватилась. — Прости меня, Роза. Для тебя это наверняка очень тяжело… конечно, такое развитие событий неприемлемо.
— Именно так, — мрачно ответила Роза, — совсем неприемлемо.
— Что мы будем делать?
— Вдова говорит нам… ежедневно… что она переписывается с герцогиней Сифорт, которая сейчас находится в Париже. Полагаю, нам остается только перехватывать ее почту. — Заметив удивленный взгляд Долли, Роза из приличия сделала виноватое лицо. — Вряд ли soirée chez Josephine [25] проводятся часто, — продолжала она, пожав плечами. — Возможно, это не окажется столь уж сложным заданием. Мы должны заинтересовать вдову оперой и театром.
— О да. — Долли взглянула на море. — Мне тоже, конечно, интересны опера и театр. И собор Парижской Богоматери. И знаменитая галерея в Лувре. Уверена, что там много красивых картин. Ты знаешь, я занималась самообразованием. Мне многое известно об этом.
Ее тон был слегка напыщенным. Роза сделала усилие, чтобы не улыбнуться.
— Ты ходила в школу?
Долли была удивлена.
— Нет. Конечно, нет. Уильяма-то послали в школу. У меня и у сестер была гувернантка, но чрезвычайно глупая. Она, по крайней мере, убедилась, что я и без нее умею читать и писать. Но я была самой младшей и, оставшись одна дома, попросила, чтобы ее отослали. — Роза представила, как несчастная маленькая уволенная гувернантка с трудом тащит багаж через площадь. — Я занималась своим образованием в отцовской библиотеке.
— Он помогал и наставлял тебя?
— Конечно, нет. Я просто прошлась по полкам. — Она не открыла Розе, что именно обнаружила на них. Но, устав от разговора об образовании, она сказала Розе умоляющим голосом: — Поэтому я знаю, что мы должны приобщиться к культуре, но, Роза, что мне особенно придется по душе, так это новые веяния в моде. Правда, я такая высокая.
Она снова расстроилась.
— Дорогая Долли, ты… — Роза попыталась найти верные слова, — однажды ты станешь изящной, потому что ты высокая. Ты больше не должна печалиться. Ты помогла матери всем, чем могла. Но потом она умерла. Однако, Долли, она хотела бы, чтобы ты была счастлива! Конечно же, мы поедем на бал. У вдовы обширные знакомства. Затем мы познакомимся с последней модой.
Неожиданно для себя самой Роза внезапно обняла Долли, которая действительно буквально возвышалась над ней.
Долли так удивилась порыву Розы, что ее щеки залила краска.
— Ох! — воскликнула она сдавленно. — Ох! — Вдруг она затараторила: — Мне было все равно, высокая я или нет, когда я приглядывала за матерью. Она, казалось, больше не замечала этого. У нас было много счастливых моментов. Я так часто говорила с ней. А она меня, в конце концов, слушала. Но ты же видишь, что я намного выше большинства девочек. До болезни мать не раз повторяла, что с таким ростом мне никто не сделает предложение. Она утверждала, что я останусь старой девой. Поэтому теперь я просто сижу дома на Беркли-сквер. Но мне понравится французская мода, — закончила она как-то непоследовательно, снова вперив взгляд в побережье страны, которая, казалось, решала, какой должна быть мода.
