Не в силах забыть - Томас Шерри (лучшие книги .txt, .fb2) 📗

Он познал бы первое касание рук. Первый поцелуй. Впервые увидел бы ее обнаженной. И в первый раз они стали бы единым целым.

Они понимали бы друг друга с полуслова, говорили бы, заканчивая фразы один за другого.

Но нет, они встретились много лет назад, еще в детстве. Они упустили свое счастье. Впереди их ожидал лишь долгий утомительный путь и прощание.

— Кто это? — спросила Брайони.

Лео посмотрел, куда она указывала: издалека к ним приближался отряд вооруженных мушкетами мужчин в тюрбанах.

— Это сборщики пошлин дирского хана. Они охраняют дорогу на Читрал.

Хан Дира был связан обязательствами перед властями Индии. Его люди несли караул на дороге в Читрал, хотя регулярный сбор пошлин, возможно, способствовал также укреплению влияния хана: дружба с британцами не прибавляла ему популярности у собственных подданных. В действительности народ презирал его, ибо хан служил марионеткой в руках англичан, чье ненавистное влияние проникало постепенно в самое сердце горной цитадели.

Лео сделал знак, чтобы сборщикам пошлин предложили чаю.

— Расспроси их об обстановке в Свате, — обратился он к Имрану.

Когда таможенники вернулись на дорогу, проводник подошел к Лео, чтобы пересказать новости. Слава дервиша-чудотворца необычайно возросла за неделю, прошедшую с того дня, как Лео впервые услышал о нем. Люди судачили об имаме за завтраком, обедом и ужином, обсуждали его чудесный дар за чаем.

Лео не был убежден, что имам всего лишь шарлатан. Большинство жуликов или мелких мошенников, выдающих себя за мучеников, не смогли бы заставить говорить о себе народ на полторы сотни миль вокруг. Будь суатский факир обычным плутом, жители Дира не стали бы восторженно пересказывать друг другу истории о его волшебных деяниях.

— Разве нас это касается? — спросила Брайони.

— Пока нет. Однако нам следует быть настороже. Если мы почувствуем опасность и убедимся, что угроза реальна, то остановимся и станем выжидать.

Брайони кивнула, потянувшись за кексом.

Взгляд Лео не отрывался от ее лица. Ее иссиня-черные волосы рассыпались по плечам, словно плащ Эреба. А обнаженная кожа была свежа и нежна, как ковер из астр, на котором ему хотелось бы распластать Брайони. Впиться в ее теплые губы, сжать в объятиях это сладкое, благоуханное, податливое тело. Нет ни прошлого, ни будущего. Один лишь вечный волшебный миг, не оскверненный ни стыдом, ни раскаянием.

Брайони заметила его взгляд. Щеки ее запылали. Мечты Лео рассыпались в прах.

— Возьмите. — Она вложила ему в ладонь кусочек кекса. — Вам нужно больше есть.

Глава 11

— Вы собираетесь задержаться в Индии? — спросила Брайони, выведя из игры ферзевую ладью Лео.

Он ответил ударом на удар, взяв ее королевского слона.

— Пожалуй, нет. Думаю вернуться в Кембридж.

Путешественники подошли к слиянию рек Дир и Панджкора. День выдался долгий и утомительный, но когда после ужина Брайони задержалась за столом, Лео предложил ей сыграть в шахматы. Приятно удивленная (обычно, проиграв, мужчины никогда не решались снова вступить с ней в единоборство), Брайони с готовностью согласилась.

Она подняла глаза. Лео, в одной рубашке, без сюртука, вытянулся на складном стуле. Даже на этом неудобном сиденье ему удавалось на удивление прямо держать спину. Золотой круг света от лампы, за которым плотной стеной сгущалась тьма, создавал странное ощущение интимности, отделенное от остального мира. Из темноты ночи слышалось лишь тихое журчание реки; кули успели вымыть посуду, накормить мулов и улечься спать.

— Я слышала, у вас есть дом в Кембридже?

— Крестный подарил мне его давным-давно, еще до нашей свадьбы. Но я никогда там не жил. Им пользовались Уилл с Лиззи, пока та училась в Гертоне [12]. Теперь, когда они переехали в Лондон, дом снова пустует.

— Как он выглядит?

— Он меньше, чем наш лондонский дом, но уютнее. Лужайка позади него спускается к берегу реки Кем. Его окружают вишневые деревья. Сад особенно красив весной, в пору цветения.

— Вы говорите о нем с любовью.

— Было бы славно вернуться в Кембридж. Я слишком долго пробыл вдали от него. Но мне не слишком хочется заново обставлять еще один дом.

Вот и еще одно напоминание о том, чего Брайони не ценила: Лео полностью обустроил их дом в Белгрейвии, взяв на себя все хлопоты.

— Вам больше не придется колесить по всему миру?

— Метания юности должны когда-то закончиться. — Лео коснулся слона кончиком пальца, однако, немного подумав, сделал ход ферзевым конем. — Когда я стану старым, убеленным сединами профессором Кембриджа и не смогу больше взбираться на кафедру, чтобы прочесть лекцию, я буду вспоминать пограничную провинцию Индии и странные пути, которые привели меня сюда, ведь именно здесь подошли к концу мои странствия.

Лео не отрывал взгляда от доски. В дрожащем свете лампы Брайони украдкой разглядывала его лицо, густые волосы цвета кофе, почти всегда казавшиеся черными и лишь при ярком солнечном свете отливавшие каштановым, его прямой нос и изящно очерченный рот.

— Вы всегда хотели стать профессором Кембриджа? — Брайони выдвинула вперед пешку. «Как много вопросов», — подумалось ей. Слишком многого она не знала о Лео.

— Не просто профессором, а лукасианским профессором математики. — Лео подпер ладонью подбородок. — Я думал произвести на вас впечатление.

Сердце Брайони сделало резкий скачок.

— Значит, вы задумали это не так давно?

— Нет, я мечтал об этом всю жизнь.

Брайони растерянно моргнула:

— Но мне показалось, вы сказали…

Пламя лампы дрогнуло. Но точеным скулам Лео пробежали тени. Застывшее, неподвижное лицо его казалось отрешенным. Сердце Брайони сжалось. На губах-Лео мелькнула улыбка:

— Я хотел стать лукасианским профессором математики с одиннадцати лет. Тогда я думал, что вас это поразит.

Брайони смущенно рассмеялась:

— Разве в одиннадцать лет вас заботило, что я подумаю или кем вы станете, когда вырастете?

— Еще как заботило. И в двенадцать, и в тринадцать, и в четырнадцать, и в пятнадцать, и в шестнадцать, и, возможно, даже в семнадцать. — Лео переставил королевскую пешку на одну клетку вперед.

— Что вы этим хотите сказать?

— Ничего, — пожал он плечами. — Просто я любил вас, даже когда ничего для вас не значил, когда вы не знали моего имени и едва ли вообще меня замечали.

Брайони непонимающе уставилась на него. Сама мысль о том, что когда-то этот человек ничего для нее не значил, показалась ей нелепостью, так давно поселилось в ее сердце чувство к нему.

Долговязый мальчишка присел рядом с ней на каменный мостик. Достав завязанный узелком носовой платок, он высыпал на ладонь горсть ярко-красных вишен, кисло-сладких, прохладных, как утренний ветерок.

— Рыба клюет?

— Нет.

— Вы уже думали, что станете делать, если отец не позволит вам изучать медицину?

— Позволит, или пусть отправляется к дьяволу.

— Вы странная девочка. Хотите еще вишен?

— Да, спасибо.

Брайони тряхнула головой.

Откуда эти воспоминания? Она почти не помнила себя в юности. Длинные унылые годы, похожие один на другой, прошли в нетерпеливом ожидании того дня, когда она сможет наконец покинуть Торнвуд и оставить семью.

В долгожданный день отъезда в медицинскую школу карета Брайони остановилась на полпути к вокзалу.

Высокий мальчик, подойдя к окну, протянул ей охапку полевых цветов.

— Удачи вам в Цюрихе.

— Спасибо, сэр, — озадаченно отозвалась Брайони, пытаясь припомнить, кто это.

Когда экипаж снова тронулся, она повернулась к Каллисте:

— Это был малыш Марзден? Какой странный ребенок.

Что же она сделала с теми цветами? Брайони так и не вспомнила.

Музыка, яркие огни. Леди Уайден устраивает загородный святочный бал. Брайони неохотно вернулась домой из медицинской школы в Цюрихе и скрепя сердце отправилась в гости к соседям. Лео был ее кавалером в кадрили, открывавшей бал. Пятнадцатилетний, он не уступал ей в росте.