Спальня королевы - Бенцони Жюльетта (книги онлайн txt) 📗
И вот Сильви сидела в карете напротив герцогини Вандомской, непрестанно бормотавшей молитвы. Она смотрела, как мимо проплывают серые дома, серое небо, проходят серые люди. Ее сердце билось быстрее обычного, и девушка все время спрашивала себя, что ожидает ее в конце пути.
Вдруг тяжелая карета остановилась. Возле дверцы появился кучер. Сняв шляпу, он спросил:
– Госпожа герцогиня, по какой улице мне ехать? Австрийскую перегородила перевернувшаяся телега с капустой...
– Да, я вижу, – откликнулась герцогиня, которая, несмотря на бормотание молитв, живо интересовалась происходящим. – Поезжайте через площадь Трагуарского креста. Так мы ненамного опоздаем.
– Но там что-то слишком много народа. А вдруг нам будет трудно проехать?
– Кого-нибудь казнят, вне сомнения! Ну что ж, мы подождем и помолимся о душе несчастного, который покидает этот мир в такую плохую погоду!
В самом деле, на маленькой площади толпа ждала казни. Здесь, на пересечении многих улиц, казнили довольно часто. Сюда отправляли мелкую сошку, недостойную помпезности Гревской площади. В этот день, как сообщил кучер дамам в карете, собирались колесовать вора.
Несмотря на лютую стужу, вокруг низкого эшафота столпилось много людей. На помосте возвышалось большое колесо. На нем палач растянет тело осужденного, перебьет ему конечности и пробьет грудь, а потом оставит умирать. Смерть придет за несчастным тогда, когда будет угодно богу...
Если кучер и надеялся провести карету сквозь толпу, ему пришлось от этого отказаться. Палач занял свое место, и двухколесная тележка для сбора мусора, окруженная лучниками судейства, уже везла приговоренного.
С того места, куда кучеру удалось подогнать экипаж, почти на углу улицы Пули, герцогиня и Сильви смогли достаточно близко увидеть мрачный кортеж. Человек, рядом с которым стоял закоченевший монах, оказался молодым, сильным, одетым в одну лишь рубаху, и, судя по всему, он ничего не боялся. Осужденный безучастно взирал на приближающийся эшафот, если иногда он вздрагивал, то только от холода. Мужчина даже не делал попытки обернуться, чтобы взглянуть на мальчишку, который бежал следом за тележкой, заливаясь слезами и крича. Мальчику было лет десять, и он, кажется, дошел до последней степени отчаяния. Какая-то женщина в толпе заметила:
– Бедный паренек! Это не его вина, что у него отец вор! У малыша, наверное, никого больше нет на свете...
Но мальчик заметил в толпе всадника на крупной лошади, одетого в черное. Он наблюдал за происходящим. Ребенок кинулся к нему со всех ног, не боясь, что его затопчут.
– Смилуйтесь, сударь, – взмолился он. – Помилуйте его! Это мой отец, и у меня больше никого нет... Во имя господа нашего, пожалейте его!
– Вор всегда вор. Он должен понести то наказание, которого заслуживает.
– Но мой отец никого не убил! Пусть он сидит в тюрьме, но только не казните его!
– Хватит! Убирайся! Из-за тебя моя лошадь беспокоится!
Но паренек не хотел признать себя побежденным. Теперь приговоренный к казни уже стоял на эшафоте и смотрел на толпу. Все услышали, как он крикнул:
– Ты напрасно теряешь время, Пьерро! С тем же успехом можно пытаться разжалобить стены тюрьмы Шатле! Уходи, сынок! Это зрелище не для тебя!
Но малыш настаивал, цеплялся за стремя человека в черном. В конце концов тот поднял хлыст и дважды ударил мальчика с такой силой, что бедняга покатился в грязь. Явно не удовлетворенный этим, всадник развернул лошадь, намереваясь проехать прямо по распростертому телу.
Этого Сильви вынести уже не смогла. Ей потребовалось одно мгновение, чтобы открыть дверцу, выпрыгнуть из кареты и встать перед лошадью, заслонив собой мальчика.
– Назад! – крикнула она. – Это всего лишь ребенок. За что вы собираетесь его убить? Вы чудовище!
Не заботясь о том, что портит свой наряд, девушка присела, чтобы поднять Пьерро, и одновременно метнула в незнакомца разгневанный взгляд. Лицо, которое она увидела под черной шляпой, показалось ей удивительно подходящим для такого мрачного персонажа. Широкое, мясистое, с большим носом, седыми и редкими усами и такой же бородкой. Но самыми пугающими были глаза – неподвижные, желтовато-серые, такие же холодные, как у змеи. Под ними проступили мешки, и человек этот не моргал, своей неподвижностью напоминая мраморное изваяние.
– А ну-ка, пошла прочь, девчонка! – проскрежетал он. – Если не хочешь, чтобы и тебе досталось, и если...
Его речь прервало возмущенное восклицание. К Сильви на помощь поспешили герцогиня Вандомская и кучер. Пока тот помогал девушке и мальчику, герцогиня резко обратилась к страшному человеку. Ее поддержала толпа, которая всегда ценит красивые жесты:
– Я не знаю, кто вы, сударь, но вы не дворянин. Это очевидно. К благородной даме так не обращаются. Мадемуазель де Лиль – фрейлина ее величества королевы, а я герцогиня Вандомская.
На этот раз мужчина хотя бы снял шляпу, но с лошади слезть и не подумал.
– Я новый королевский гражданский судья Парижа, герцогиня. Исаак де Лафма к вашим услугам. И я хочу со всем уважением дать вам совет. Уведите отсюда эту молодую и столь порывистую девушку! Поезжайте спокойно своей дорогой и дайте мне возможность заниматься своим делом. А что до этого негодного мальчишки...
Ребенок явно не слишком пострадал. Он уже поднялся, успев быстро поцеловать перчатку Сильви. Затем юркий, словно угорь, мальчуган скользнул в толпу, и та плотно сомкнулась за ним, защищая.
Герцогиня Вандомская и Сильви снова сели в карету, а гражданский судья неподвижным взглядом смотрел им вслед. Он отъехал в сторону, чтобы экипаж мог двинуться дальше. Только оказавшись в карете, Сильви заметила, что у нее украли кошелек. На ее личике отразилось такое смущение, что герцогиня рассмеялась.
– Вот так всегда бывает, – заметила она, – когда занимаешься благотворительностью без разбора. Этот юный разбойник нашел себе средства к существованию, а мы обе выпачканы грязью, как две бесстыдницы! Хорошо же мы будем выглядеть в покоях королевы!
Сильви подняла ресницы и взглянула на нее своими большими глазами, в которых оживала былая веселость. Девушка беспечно пожала плечами. Она, правда, попыталась носовым платком исправить самый большой вред, нанесенный ее платью.
– Извините меня, мадам, но я ни о чем не жалею. Если те несколько монет, что мальчишка стащил у меня, помогут ему выжить, я благодарю за это бога!
– Честное слово, вы говорите как сам господин Венсан, если бы он очутился в такой ситуации, – герцогиня погладила Сильви по щеке. – Я вами довольна. Думаю, что среди соблазнов двора вы сможете сохранить вашу честь и достоинство. И помните хорошенько: у вас теперь только одна госпожа – ее величество королева Франции. Только ей вы обязаны беспрекословно подчиняться. Вы хорошо меня поняли? Беспрекословно!
– Позвольте вас заверить, герцогиня, я этого не забуду.
Объезд не слишком задержал благородных дам. Теперь карета катилась по улице Фоссе-Сен-Жермен, и над крышами особняка д'Алансонов уже показались высокие башни королевского дворца. Герцогиня Вандомская нагнулась и успокаивающим жестом накрыла пальцы Сильви своей рукой.
– Мужайтесь, дитя мое, мы подъезжаем! Вы увидите, что жилые здания не такие мрачные, как можно было бы предположить, глядя на те, что расположены при входе. Когда Мария Медичи – да смилуется над ней господь, ведь она сейчас прозябает по милости своего сына в Кельне! – приехала в Париж вскоре после своей свадьбы с Генрихом IV, она обновила внутреннее убранство и добавила флорентийской роскоши, к которой так привыкла...
Это уточнение пришлось очень кстати. Ведь подступы к дворцу скорее напоминали крепость, чем королевскую резиденцию. Покрытые черной грязью здания, массивные башни, рвы, заполненные мутной, чуть подмерзшей жижей, благодаря морозу не издававшей обычного зловония, подъемный мост и первый ряд мощных стен с зубчатыми краями, усеянных башенками, – вот что представало взору. Ничего приветливого. Между рвами и первой стеной расположились площадки для игры в мяч, любимого времяпрепровождения французских королей и их придворных.
