В тени луны. Том 1 - Кайе Мэри Маргарет (прочитать книгу TXT) 📗
Окна в домике привратника были освещены, и, видимо, капитана ждали, так как железные ворота были открыты. За ними лежала аллея, обсаженная дубами, а по обе стороны ее простирался парк, в котором бушевал ветер, не сдерживаемый там высокой стеной. Медуза помчалась галопом, и через десять минут они доскакали до крыльца большого старинного дома. Верхнее окно было слабо освещено, но дом был погружен в темноту.
Капитан Рэнделл спешился, привязав лошадь к какой-то каменной фигуре, похожей на грифона, и поднялся по широкой лестнице к парадной двери. Он дернул за цепочку звонка и стал ждать, переминаясь с ноги на ногу, чтобы размять затекшие во время езды ноги. Ему показалось, что ждал он страшно долго, прежде чем услышал шаги, и дверь со скрипом отворилась. Старый слуга, согбенный, с морщинистым лицом, посмотрел на него и, открыв дверь пошире, отступил, чтобы пропустить гостя.
Капитан очутился в большом холле, который казался еще больше в тусклом свете единственного канделябра. Он оглянулся с удивлением: обычно в таких залах на стенах висели фамильные портреты, старое оружие, охотничьи трофеи, украшающие стены, но здесь ничего этого не было. Ничего не было, кроме темных стен, как бы колеблющихся в неверном свете свечей из-за полуоткрытой двери. Высокий слуга в черной ливрее с трудом пытался закрыть тяжелую дверь, вопреки дувшему ветру. Капитан Рэнделл с удивлением оглядывался вокруг. Что это такое с ним? Усталость ли и холод или разыгравшееся воображение причиной тому, но ему показалось, что темные стены зала колеблются!
Старик слуга высоко поднял канделябр, и тут пораженный Алекс разглядел, что стены зала от пола до потолка задрапированы черной материей, которая и колебалась из-за ветра на дворе.
Старик стукнул жезлом об пол, и из темноты возникли еще два лакея в темных ливреях.
— О вашей лошади, сэр, также надо позаботиться, и Том сделает все, что надо. Вы ведь один из членов семьи? Я не могу вспомнить вашего имени. Простите, сэр, милорд… мы не ожидали… — Старик запнулся, и Алекс вмешался:
— Вы ошиблись. Я — капитан Алекс Рэнделл. Лорд Уэйр назначил мне встречу на эту дату. Я задержался в дороге, иначе бы приехал засветло. Моя сумка приторочена к седлу.
— Его милость назначил вам этот день?.. — в голосе слуги было некоторое недоверие, и Алекс достал из-за пазухи листок бумаги, исписанный неровным почерком, словно дрожащей рукой.
— Я получил это письмо неделю назад и послал ответ, где сообщил лорду Уэйру, что сочту за честь посетить его. Получено ли мое письмо?
— Я… мы… было так много писем. Может быть, мы его просмотрели. Неделю назад?..
Алекс с удивлением заметил слезы на глазах старого слуги. И вдруг он вспомнил все, чему раньше не придавал большого значения. Вспомнил, как кузнец говорил: «В четверг туда много народу ехало». Вспомнил доктора, который задержался в дороге, и как будто снова увидел настежь открытые ворота, слуг в черных ливреях, траурную драпировку на стенах. Он резко спросил:
— Граф?..
— Его светлость скончался пять дней назад, — ответил дворецкий.
Утро было пасмурное и холодное. Ночью снова пошел снег, потом опять растаял. Ветер гулял в коридорах огромного дома, раздувая траурные драпировки на стенах. Капитан Рэнделл проснулся с головной болью и почувствовал раздражение. Спал он беспокойно, потому что проблема, которую он хотел переложить на старого графа, теперь вновь давила на него. Лорд Уэйр, думал он сердито, не имел права умирать, не решив этого дела. И что теперь делать? Одно дело — изложить все старому, опытному светскому человеку, другое — разговаривать с самой нареченной мистера Бартона. Какого черта ему тут делать? Просто передать письма, выполнив роль курьера, и пусть эта женщина гибнет? Да ведь это не его дело — за кого она выйдет замуж. Кто он такой, чтобы вмешиваться в дела Провидения? Кажется, это — неоспоримый довод.
После завтрака его нашел старый секретарь с посланием от молодого графа. Лорд Уэйр, загруженный работой, сможет принять капитана Рэнделла только вечером. Он надеется, что капитану будет удобно еще одну ночь переночевать в Уэйре, так как дело, по которому он прибыл, не терпит спешки.
— Чертовски неудобно, — сказал капитан огорченно, — но, кажется, делать нечего.
Предоставленный самому себе, он пообедал в компании, не доставившей ему удовольствия. Кроме него самого, все гости были родственниками или свойственниками графа, собравшимися на похороны главы дома, которые должны были состояться завтра. Все они были в глубоком трауре и говорили тихо, как подобало, но это, кажется, не повлияло на их аппетит. Еда была обильной, обед казался бесконечным, а разговор, конечно, не мог быть оживленным. Большую часть дня Алекс провел, хмуро наблюдая за потоком гостей, одетых в черное, которые, несмотря на непогоду, все шли и шли по дубовой аллее, в караульную комнату, где стоял гроб. Скорее, не зная, чем заняться, нежели из уважения к незнакомому усопшему, он решил присоединиться к скорбной процессии.
Они медленно дошли до крылечка у входа в самую старую часть замка и вошли в длинный коридор, ведущий в караульную комнату. Здесь было холодно, и воздух был тяжелым. По ступенькам они спустились в комнату, где стоял катафалк.
Алекс отошел в сторону, глядя на впечатляющую картину. Стены здесь были задрапированы той же черной материей, ею же были покрыты и пол, и сам катафалк, освещенный четырьмя огромными свечами. Но в остальном то, что он увидел, было многоцветным и живописным, смотрелось вызывающе по контрасту с трауром и скорбью.
Декоративная мемориальная табличка в изголовье гроба сверкала всеми цветами, а под ней дубовый гроб был задрапирован пурпурным бархатом, на котором на бархатной подушечке лежали графская корона, звезда и орден Подвязки. Алмазы сверкали в свете свечей, переливаясь всеми цветами радуги. Нагрудник украшали различные ордена и почетные знаки, а ниже, рядом с рыцарскими шпорами, лежали два скрещенных меча: меч кавалера Подвязки, и, как подумал Алекс, меч какого-то ополчения.
В изножье висела золотая рыцарская цепь, а по обе стороны гроба — рыцарская мантия, бархат и горностай рыцаря Подвязки, шляпа и шарф полковника ополчения. По обе стороны гроба стояли слуги в черных ливреях, пока траурная процессия проходила мимо катафалка. Алекс поймал себя на том, что он читает про себя вспомнившиеся стихи: «Блеск власти, славы, денег, внешней силы — в урочный час ведет на край могилы». Но в этом случае престарелый граф двигался к могиле в том же блеске, что окружал его при жизни.
Смеркалось. Поток прощавшихся постепенно уменьшался. Какая-то женщина в траурных одеждах прошла мимо капитана Рэнделла, слегка задев его. Толстая и длинная черная вуаль не позволяла рассмотреть ее лицо, не видно было даже, какого цвета ее волосы. Но ни юбка с кринолином, ни черный креп, ни мантилья, украшенная бахромой, не могли скрыть юности их хозяйки. Видно было и другое: она переживает неподдельное горе. Алекс сам не мог бы объяснить этого впечатления, так как она стояла спокойно и прямо, подняв голову; но он даже ощутил вдруг чувство вины, словно подслушал чужой личный разговор, и поскорее вышел.
Было уже темно, когда явился секретарь, чтобы пригласить капитана Рэнделла в покои его милости, куда, в новую часть здания, он и проводил гостя по бесконечным коридорам. Они вошли в просторную комнату с высоким потолком, явно времен Регенства, но обставленную во вкусе Большой выставки 1851 года. Но здесь его ждал не граф, а графиня.
Леди Уэйр поднялась ему навстречу, шурша шелками. Джулия, недавно виконтесса Глайнд, а теперь графиня, была высокой женщиной с холодным и красивым лицом; ее светло-каштановые волосы были уже тронуты сединой. Она протянула ему руку почти королевским жестом, он наклонился и поцеловал ее. Взгляд ее синих глаз был холодным и оценивающим. Она молча изучала его и, кажется, осталась довольна, потому что улыбка появилась на ее несколько тонких губах.
