Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗

***

Полутемный, неприглядного вида коридор тянулся, казалось, через все крыло городской больницы. Все здесь, в дальнем крыле, выглядело обветшалым: и мебель, и само здание, и пациенты, и врачи. С трудом верилось, что в подобном месте Рабле смог сотворить произведение, обессмертившее его имя. Виконтесса Воле в своем светлом розовом платье, украшенном розами, выглядела на этом фоне истинным ангелом, спустившимся с небес. Впрочем, кажется, окружающие воспринимали её именно так. Дети, особенно девочки в старых, штопаных платьях, удивленно и восхищенно смотрели на нее, женщины с завистью оценивали её восхитительный наряд. Невольно Ида подумала о том, что и сама могла бы оказаться здесь. Её передергивало от одной только мысли, что в таком ужасном месте, которое по виду и даже запаху напоминало подвал, можно рожать ребенка. Но Моник ведь не придется выбирать, точно так же, как её ребенку, к сожалению, не придется выбирать мать.

— Смотри, — одна из сиделок толкнула свою молоденькую помощницу в бок и кивнула на Иду, — сестра той самой, из Парижа.

— Какая красавица! — воскликнула молоденькая девушка, беззастенчиво разглядывая необычную посетительницу больницы, — Наверное, она очень богата.

— Конечно, — презрительно хмыкнула женщина, — Наверняка такая же содержанка, как и её сестра.

Однако, грозный взгляд врача, который сопровождал виконтессу Воле в этом мрачном царстве, заставил их замолчать и почтительно опустить головы.

— Госпожа виконтесса, прошу вас, — почтительно обратился он к Иде, открывая дверь палаты. Средняя Воле решительно шагнула за порог и оказалась в маленькой коморке, которая была такой же ужасной, как и вся больница. Маленькое окно почти не пропускало света и создавало ощущение тюремной камеры. На кровати, стоявшей возле одной из стен, на серых застиранных и неаккуратно заштопанных простынях лежало бледное существо, которое очевидно было Моник. Её спутанные волосы разметались по подушке, худые белые руки лежали по верх одеяла, взгляд устремлен в потолок. Она даже не повернула голову, когда вошла её сестра и врач закрыл за ней дверь.

Ида молчала — она не собиралась начинать разговор. Несколько минут стояла раздражающая и гнетущая тишина и, наконец, Моник, облизав пересохшие бледные губы, произнесла:

— Я удивлена, что ты приехала.

Ида цинично усмехнулась. Её сестра сейчас пыталась держать свою роль, хотя никакой нужды в этом уже не было.

— Я не могла упустить случая увидеть тебя в столь жалком состоянии и на таком дне, — ответила она, подходя поближе к кровати.

— А ты не изменилась, — Моник повернула к сестре голову и посмотрела на нее, — Все такая же циничная, как была. Думаешь, что сделав гордый вид, будешь выглядеть достойно? Нет. По крайней мере не сейчас.

— Ты попросила меня приехать для этого? — Ида подняла бровь и Моник подумала, что она сделала это точь-в-точь как Дюран, — Я преодолела две сотни миль, чтобы послушать проповедь от грешника?

— В этой ситуации тебе не идет твой обычный беспечный тон, — в полумраке слабая улыбка Моник выглядела демонической, — Ты остаешься в полнейшем одиночестве, с ребенком, который будет для тебя, как камень для утопленника.

— Я люблю одиночество, Моник, — холодно ответила Ида, — У одиночества лишь один недостаток, но его стоит терпеть, ради всех достоинств. И что за сравнение? Этот ребенок станет, возможно, единственным наследником нашей семьи.

Но Моник, не собиралась отвечать на вопрос Иды. У нее уже был наготове свой. Она столько времени провела, глядя в потолок этой «тюремной камеры», что у обеих Моник было более чем достаточно времени, что бы придумать коварные вопросы для своей сестры.

— И Дюрана ты тоже терпела, потому что видела в нем парочку достоинств? Или ты любила его за тысячу недостатков? — язвительно пошептала она, снова переводя взгляд на потолок.

— Я не задавала себе вопроса, почему я люблю. К тому же ты сама его любила, Моник, — средняя Воле гордо вскинула голову, — Хотя скорее всего не его самого, а его деньги и внешнюю оболочку. Но Эдмон для тебя слишком хорош.

— Зато наверное, он идеально подходит тебе, — прошипела Моник, сверкнув глазами.

— Я не говорила этого, — покачала головой Ида, — Я не смогла удержать его возле себя, и это уже говорит о многом.

— Знаешь, гусеницы превращаются в бабочек, — продолжала зло шептать Моник, пропуская мимо ушей последнюю фразу сестры.

— Не в твоем случае, дорогая сестра, — язвительно протянула средняя виконтесса.

— А разве я сказала хоть слово о красоте? — мрачно улыбнулась Моник и снова уставилась в потолок, и, несколько секунд поизучав трещины в штукатурке, закрыла глаза. Давящая тишина вновь поглотила помещение. Ида нетерпеливо переступила с ноги на ногу: стоять было немного тяжеловато, а этот очередной спектакль Моник не представлял из себя ничего интересного. Наконец, младшая Воле открыла глаза и посмотрела на сестру.

— Почему? — внезапно начала Моник, — Сейчас мы с тобой в одинаковом положении, но почему тебе, как обычно лучше?

В её голосе звучала какая-то непонятная боль, которую Ида скорее почувствовала, чем услышала.

— Даже сейчас я валяюсь в этой ужасной дыре, а ты сидишь в уютной гостиной и пьешь чай, — продолжала младшая Воле, — От тебя все отвернулись, а обо мне просто забыли. Чем я хуже тебя Ида?

— Ну во-первых: я не убийца, — спокойно произнесла Ида, — А во-вторых: в глазах других я, далекая от идеала, пошла на грех ради благополучия, а ты, ангел во плоти, пошла на грех ради греха. Меня не считали образцом, а значит ожидали чего-то подобного, а ты так рьяно боролась за то, чтобы тебя считали эталоном… Расплачивайся за это, дорогая Моник.

— Не называй меня так! — слабо воскликнула Моник, умоляюще сдвинув брови. На губах Иды мелькнула злая ухмылка.

— Он тебя так называл? — поинтересовалась она, продолжая улыбаться, — Что ж, это в его стиле.

— Ты приехала, чтобы поиздеваться надо мной? — чуть не плача произнесла младшая Воле.

— Я приехала, потому что ты просила меня приехать, — равнодушно ответила Ида, — Ты хотела сказать мне что-то важное.

— Я хотела попросить у тебя прощения, — негромко прошептала Моник и в следующий миг глаза Иды зажглись звериным огнем ненависти.

— Попросить прощения? После всего того, что ты сделала? — она пыталась держать себя в руках, но голос дрожал и срывался, — Ты думаешь, что я прощу тебя и заберу себе твоего ребенка? Нет, мне хватит одного камня на шее, чтобы утонуть, как ты выразилась. А твоему ребенку будет лучше, если он умрет вместе с тобой в первый же день после своего рождения. Кого ты сможешь воспитать?

— Так возьми его, если я такая ужасная мать! — в отчаянье воскликнула Моник, с усилием приподнимаясь на локте и хватая Иду за руку.

— Нет! — резко выкрикнула Ида, выдергивая своё запястье из пальцев сестры, — Ты сказала, что каждый сам должен расплачиваться за свои ошибки. Так расплачивайся! И пусть каждый мне скажет, что я поступаю как последняя тварь, но я никогда не возьму твоего ребенка.

— Но ведь он ни в чем не виноват! — по щекам младшей Воле ручьями текли слезы.

— Я тоже была ни в чем не виновата, Моник! — зло продолжала Ида, в упор глядя на сестру змеиным взглядом, — В чем была моя вина? В том, что я дала вам возможность жить лучше, чем мы жили после смерти отца? Я пожертвовала своей честью ради нашего благополучия, а на что ты променяла свою? Теперь нам обоим пришло время платить по счетам. Просто я была готова к тому, что это случится, а ты нет.

— Но если я умру…— продолжая рыдать, прошептала Моник, глядя на Иду большими мутными глазами.

— Так умирай! Это лучшее, что ты можешь сделать, — холодно бросила Ида, направляясь к двери, — Я слишком ненавижу тебя, чтобы любить твоего ребенка.

— Но ведь он не только мой, — Моник была в таком бессильном отчаянии, что говорила все тише и тише.

— Так пиши Клоду. У него доброе сердце и может быть будет желание возиться со своим племянником. Но я никогда не смогу тебя простить. Я старалась сделать твою жизнь нормальной, но ты отплатила мне фактически предательством. Что ж, тебе не ведомо чувство долга. Мне тоже. Надеюсь, это была наша последняя встреча, — проговорив последние слова, Ида коротко кивнула и вышла из палаты, хлопнув дверью.