Навеки моя - Рэддон Шарлин (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Он был наг. Без одежды, и его достоинство слегка напряглось, как всегда бывало по утрам.
– Бартоломью! – снова выдохнула она. Ее взгляд метнулся вверх, чтобы на секунду встретиться с его глазами, и снова опустился на его обнаженное тело. – Это ваш половой орган? То, что вы вводите внутрь…
Она скользнула ближе, заставив его пульс биться чаще и вызвав прилив крови к его чреслам.
– Ох! – ее рука взлетела ко рту, когда она увидела, как его тело отреагировало на новый раздражитель. Она посмотрела ему в лицо. – Но у вас все не так, как у дикой утки.
Бартоломью хотелось засмеяться. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Ему хотелось подхватить ее и швырнуть на кровать. Но он не сделал ничего. Его тело словно окаменело.
Эри окинула взором его тело, начиная с широких плеч с буграми мускулов, темного ковра волос на груди, упругого живота и далее вниз, к тому месту, где смыкались его ноги. Он был красив, мужественно красив. Даже просто глядя на него, она почувствовала жар внутри своего тела. Один пальчик протянулся и робко потрогал шелковистую твердость. Та приподнялась, и она негромко вскрикнула от удивления, а затем снова потянулась к нему.
Резким движением Бартоломью хотел отбросить ее руку, но получилось обратное, и ее рука шлепнула его по тому же месту. Бартоломью застонал и отстранил ее, держа за руки.
– Это сладкая пытка, когда вы дотрагиваетесь до меня так, – сказал он, сморщившись от звука своего каркающего голоса.
– Но… – она попыталась высвободить свою руку, желая снова дотронуться до него, исследовать его жар, невероятно гладкую поверхность, силу и мощь, которую она чувствовала под упругой кожей.
– Нет, – сказал он. – Не двигайтесь, просто стойте на месте и позвольте мне перевести дух.
Ему нужно было вернуть себе власть над собой, над ситуацией. Это было все, о чем он только мог мечтать: пустой дом, он, она, только ее тоненький халат между двумя телами… и кровать, ожидающая поблизости. Его тело умоляло о действии. Его сознание требовало, чтобы он подождал. Надеясь, что дрожь не слышна в его голосе, он подтолкнул ее к лестнице на чердак:
– Поднимайтесь и ложитесь в постель, Эри. Я позабочусь о фонаре.
Одно мгновение она сопротивлялась:
– Бартоломью…
– Идите, мы поговорим завтра.
Эри не желала ждать до завтра. И она не хотела разговаривать. Ее тело горело, как в лихорадке, и было полно желаний, которые она не понимала. Ее тело страстно жаждало чего-то, но она не знала чего. Но она знала, что Бартоломью может объяснить. Интуитивно знала, что Бартоломью может снять ее возбуждение. Она попыталась прочесть выражение его лица в неясном свете. Его лицо было мрачным, напряженным, неприступным. Он выглядел так, как будто era мучила боль. Причиненная ею?
Сглотнув неожиданно возникший в горле комок, она повернулась к лестнице. Уже поставив ногу на первую ступеньку, она приостановилась, надеясь, что он позовет ее. Когда этого не случилось, она украдкой взглянула через плечо. Он не двинулся с места, просто стоял и смотрел на нее, и выражение его лица было таким же жестким и непроницаемым, как истертое дерево перил под ее руками.
– Поднимайтесь, – сказал он.
Бросив на него еще один долгий взгляд, она повиновалась.
Снова оставшись в одиночестве, Бартоломью повернулся к стене, прижав лицо к твердому, обтесанному бревну, с радостью приветствуя боль – она хотя бы отчасти облегчит его страдания!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Следующий день просто искрился напряженностью. Обнаружив, что комков в его каше больше обычного, Бартоломью выругался и так стукнул тарелкой по столу, что солонка подпрыгнула и очутилась у него в каше.
– Ради всего святого, женщина! – Он вскочил на ноги и схватил полотенце, чтобы вытереть все то, что попало ему на руку. – Эту кашу сварит даже спящий ребенок. Неужели вам так трудно сделать это, бодрствуя?
Эри, стоявшая у плиты, подскочила от грохота тарелки у себя за спиной. Услышав его гневное восклицание, она выпустила корзинку с только что собранными яйцами, которые перебирала, – она хотела выбрать два самых больших и сделать для него яичницу – и корзина полетела на пол. Яичная скорлупа и липкий белок попали ей на юбку. Она сердито взглянула на него, опустилась на колени и принялась вытирать пол:
– А кто говорит, что я бодрствую? Я не сомкнула глаз прошлой ночью.
– И вы обвиняете в этом меня, я полагаю?
Глаза ее застлали неожиданные слезы. Она опустила голову и ожесточенно начала тереть пол тряпкой:
– Если вон та веревка подойдет, идите и повесьтесь.
Бартоломью сжал кулаки, снедаемый желанием вышибить из нее дух или целовать ее до тех пор, пока она не упадет в обморок от нехватки воздуха.
– Все, что от вас требуется, это заниматься всего лишь одним делом, – сказал он, – вместо того чтобы готовить, читать эту свою дурацкую книгу и чинить юбку одновременно.
Эри выпрямилась так неожиданно, что у нее закружилась голова и она покачнулась. Он потянулся поддержать ее, но она ударила его по руке:
– У меня есть вещи поважнее, чем стоять и смотреть, как варится каша.
– Разумеется, и еще у вас есть дела поважнее, чем как следует смолоть кофе или сначала поджарить зерна, как сделал бы всякий на вашем месте.
Эри непонимающе взглянула на него:
– А что, зерна нужно сначала поджарить? Бартоломью в ответ уставился на нее, лицо его было мрачнее тучи, пугающее и красивое одновременно.
– Есть ли хоть что-нибудь, что вы умеете делать? – спросил он.
Возразить Эри было нечего: он был прав во всем. Ее губы задрожали:
– Я очень хорошо распознаю птиц.
Желание расхохотаться после этого ее глупого заявления пропало у него, как только он заметил, что в уголках глаз у нее собираются слезы, которые затем поползли по щекам. Черт! Он так грохнул кулаком по столу, что задребезжала посуда, и подошел к ней. Он не мог допустить, чтобы она плакала. Она отпрянула, когда он приблизился. Гнев оставил его, и жалость зашевелилась в его сердце. Его голос смягчился: – Я не собираюсь бить вас. Идите сюда.
Ну почему он не настоял, чтобы она села в поезд до Ямхилла, а там пересела на дилижанс? «Потому что я не представлял себе, что она окажется для меня самым дорогим человеком». Но он понял это уже через пять минут после того, как встретил ее. Ему следовало бы посадить ее на поезд тотчас. Именно его слабость и привела к подобной катастрофе. И вот сейчас он сорвал свое растущее раздражение на ней, и теперь она добросовестно орошала его рубашку слезами. Он крепко обнял ее:
– Простите меня, нимфа, простите. Пожалуйста, не плачьте. Отчаянно стараясь угодить ему любым способом, она предприняла героическую попытку остановить этот водопад слез.
Наконец, после нескольких завершающих всхлипов, ей это удалось. Он погладил ее по спине и зарылся лицом в ее волосы. Запах ландыша заполонил его, вместе с теплом ее тела и ощущением ее мягкой груди, прижимавшейся к нему. Его тело немедленно и яростно отреагировало на это.
– О черт! – Бартоломью оттолкнул Эри от себя. – Для этого есть только одно лечение.
Болезненно осознавая, что то, что он собирался сделать, было не единственным лечением вообще, а единственным, доступным ему, он повернулся к двери и сорвал с крючка свой плащ и ружье. Захлопнув за собой дверь, он ушел.
Эри прислушивалась к хрусту замерзшей грязи у него под ногами и ругательствам, которые он бормотал себе под нос, направляясь к амбару. Она поклялась себе, что смелет зерна для вечернего кофе в мельчайший порошок. Она приготовит ему самый лучший ужин, на который способна, – греческие блюда, единственные, которые она умела готовить, – и постарается, чтобы ничего не подгорело или, наоборот, не получилось полусырым из-за того, что она просто злосчастная неумеха.
Утвердившись в своем решении, Эри поспешила к креслу-качалке, где оставила книгу доктора Чейза. Уютно устроившись в кресле Оливии, она принялась листать рецепты в кулинарном разделе, разыскивая рецепт яблочного пирога, который, как он сказал Эффи, был его любимым.
