Заставь меня полюбить тебя (ЛП) - Линдсей Джоанна (бесплатные версии книг .txt) 📗
ставила поднос на прикроватный столик, но понимала, что не может управлять собой. Ему
повезло, что она не кинула поднос ему на колени.
– Желаете, чтобы я Вас покормила?
Она должна прекратить злить его! В ответ Брук получила лишь яростный взгляд. Он
даже не поблагодарил еѐ за то, что она поставила поднос в пределах его досягаемости.
Неужели этому человеку вообще не известны светские манеры, или вся его грубость и
хамство запасены специально для неѐ?
После снятия керамической крышки для блюд, которая была поставлена на тарелку,
дабы сохранить его ужин теплым, она отнесла еѐ обратно на обеденный стол, где собиралась
поужинать сама, подальше от него. Боже, она снова делает это, реагирует на его грубость,
позабыв о своѐм плане понравиться ему. Так не пойдѐт! Брук сняла крышку со своей тарелки
и взяла поднос с собой, чтобы сесть в кресло возле его постели. Она должна быть милой с
ним и показать ему, что вместе им не так уж и плохо.
Он не повторил ей свой приказ уйти отсюда. Вероятно, просто был слишком занят
едой, которую столько ждал. Им была подана запеченная рыба под острым сливочным
соусом. Брук находила блюдо довольно вкусным. С рыбой были поданы свежие овощи. На
подносе также стояли бисквиты, небольшие чашки со сливочным маслом и булочки с
корицей на десерт.
У Доминика, видимо, не было никаких проблем с тем, чтобы спокойно достать с
подноса то, что ему хотелось. Да, у него была рана на бедре, но с остальным телом всѐ было
в порядке, а его руки были весьма длинными. Она представила себе, как будет потрясена его
ростом, когда увидит его стоящим на ногах. Станет ли она тогда бояться его? Брук хотелось
бы, чтобы к тому времени они пришли к какому-нибудь соглашению.
Поглощая принесѐнный ужин, Брук попыталась найти тему для разговора, которая не
затрагивала бы их предстоящую женитьбу. Так как ей было крайне любопытно узнать что-
нибудь о его семье, она спросила:
– Ваша мать здесь не проживает?
Коллекции http://vk.com/johanna_lindsey_club
Он не ответил. Вообще-то он всякий раз начинал спорить, вместо того, чтобы
ответить, поэтому, она была рада, когда он наконец-то удосужился сказать:
– Сейчас она постоянно живѐт в нашем лондонском доме. Здесь для неѐ слишком
много плохих воспоминаний, чтобы она захотела снова вернуться на вересковые топи.
– Вы отдалились друг от друга? – предположила она. – Обо мне и моей матери можно
сказать то же самое, только у меня не было такой роскоши, как возможность уехать из
родительского дома. До сих пор не было. Странно, что мы в этом схожи.
Он недоверчиво взглянул на неѐ, затем нахмурил лоб:
– Ни в чѐм мы не схожи. Что у тебя за отвратительная привычка лезть везде со своими
предположениями, в которых нет ни грамма правды? Я очень близок со своей матерью.
Просто она отказывается вернуться в Йоркшир, потому что здесь всѐ пропитано
воспоминаниями о моей сестре, что вполне понятно. Она выросла в Лондоне. Ежедневная
суета и старые друзья смогут отвлечь еѐ от горя.
Так как он упомянул свою сестру и на этот раз не разозлился, Брук осторожно
добавила:
– Но это отделяет еѐ от Вас. Она знает, что Вы были ранены?
– Она знает, что я дрался на дуэли и знает почему, но нет, я не стану беспокоить еѐ,
рассказывая о ранении. Сейчас у меня вошло в привычку проводить полгода с ней в
Лондоне. У нас есть там дом, и ещѐ один в Скарборо, на побережье. Туда мы отправляемся,
чтобы на время скрыться.
Ей стало интересно, от чего же скрыться, но она заметила:
– Нельзя скрыться на открытой местности, когда ничто не закрывает ваш дом от
чужих глаз.
– Ты не осознала размеры Йоркшира, правда? Мы – пресловутая иголка в стоге сена.
– Тогда вам, вероятно, не следовало строить дорогу прямо к вашему дому.
– А мы и не строили. Это всѐ ветры.
Она засмеялась. Просто ничего не смогла с собой поделать! Брук понимала, что он и
не думал шутить, потому что сейчас хмуро смотрел на неѐ. Но ей было всѐ равно. Она
решила быть самой собой, когда приехала сюда… ну, по крайней мере, пока он не пугал еѐ
хмурым взглядом и звериным оскалом. Но, вероятно, ей следует спросить его, не будет ли он
против того, что она не станет притворяться.
Она попыталась сохранить непринуждѐнный тон, признаваясь ему:
– Раньше я могла быть собой только рядом с Фредой. Я пыталась объяснить это
раньше, до того, как Вы стали выводить меня из себя. Но мне кажется, это уместно, если с
Вами я буду собой, раз уж Вы вскоре станете моим мужем. Вы не согласны?
Он вопросительно поднял бровь.
– Я что, должен понять, на что ты намекаешь? Как я могу помешать тебе быть собой?
Серьѐзно, объясни это. С тобой что-то не так?
Она подавила очередной приступ смеха.
– Не совсем. Меня подавляли, как личность. В доме, где я выросла, я никогда не
чувствовала себя комфортно. Я была нежеланной дочерью, понимаете? А так как после меня
на свет не появилось ни одного сына, то в этом обвинили меня. Так что, назвав меня
избалованной дочкой графа, Вы были очень далеки от истины.
– Этому я поверю не больше, чем тому, что вы с братом никогда не были
закадычными друзьями. Не пытайся вызвать мою жалость подобного рода бреднями.
Брук ощетинилась.
Коллекции http://vk.com/johanna_lindsey_club
– Держу пари, Вам не известно значение слова «жалость». Не удивлюсь, что Вы
мучили щенят, когда были ребѐнком. Уверяю Вас, мне совершенно очевидно, что Вы –
человек, не знающий милосердия и доброты. Серьѐзно, Вам не обязательно так усердно
доказывать мне это, – сухо добавила она.
Он наградил еѐ таким ледяным взглядом, что она вздрогнула. Прямо-таки отлично
поговорили и познакомились друг с другом, прежде чем идти к алтарю! И когда же это
случится? Был ли установлен лимит времени?
Она не стала спрашивать. Брук вообще больше ничего ему не сказала. Она закончила
ужинать, оставив на своѐм подносе пару бисквитов. Брук сделала это по привычке. Она
привыкла делиться своей едой с Альфредой. После того, как она поставила свой поднос на
обеденный столик, Брук хотела уйти, но у неѐ было ещѐ кое-что, что необходимо было
выполнить.
Она снова подошла к нему.
– Ваш доктор оставил Вам запас бинтов?
Он махнул рукой на ночной столик. Раньше она не замечала под ним полку, где на
высоких стопках белой ткани лежали уже нарезанные длинные полоски.
Она достала одну, а затем посмотрела на его левое бедро. Интересно, как она
собирается делать повязку, не подходя к нему слишком близко. Она понимала, что у неѐ это
не получится, поэтому по щекам уже начал разливаться предательский румянец. Брук
почувствовала на себе его взгляд, поняла, что он наблюдает, как она колеблется.
– Вы не должны на меня так пристально смотреть, – сухо заметила она.
– Ты не должна говорить мне, что я могу делать, а чего не могу.
– А я и не говорила. Не осмелилась бы. Я имела в виду, что Вы меня смущаете.
– Ты предполагаешь, что это заставит меня устыдиться?
– Нет, я… – она осеклась и закрыла рот.
Он жаждал битвы, догадалась она, любого противостояния, которое заставило бы еѐ
убраться отсюда прочь. Он просто всѐ ещѐ пытается заставить еѐ отказаться выходить за него
замуж. Неужели так будет каждый раз, когда она соберется прийти сюда, чтобы помочь ему?
Вполне вероятно. Возможно, он ненавидит саму мысль о том, что ему нужна еѐ
помощь, поэтому и ведѐт себя так отвратительно. Нет. У неѐ было чувство, что его
враждебность никогда не иссякнет, даже когда он окрепнет и встанет на ноги.
Она колебалась так долго, что он выдернул повязку из еѐ рук. Брук вздохнула с
