Не бойся любви - Осборн Мэгги (чтение книг TXT) 📗
Грасиела подцепила вилкой кусочек козлятины, попробовала и состроила гримасу.
— Оно, конечно, не амброзия, но это все, что у нас есть, так что жуй без разговоров.
— Дядя Тай не заставлял меня есть то, чего я не хочу.
Дженни прищурилась.
— Я просто устала слушать, какой замечательный парень твой дядя Тай.
— Он гораздо лучше, чем ты.
— Потому что ты обвела его вокруг пальца, да? Потому что обслуживал тебя, а ты сидела, как госпожа, на камешке? — Дженни фыркнула. — Позволь мне сказать тебе кое-что, малышка. Ох, извини… Грасиела. С тех пор как мы с тобой вместе, ты научилась варить почти сносный кофе, научилась разжигать огонь, сама раздеваешься и одеваешься. Научилась закалывать волосы шпильками. Можешь напоить лошадей и свернуть постель. Умеешь мыть посуду, а завтра, нравится тебе это или нет, приготовишь большую часть нашего ужина. Ты еще очень многого не знаешь, но уже не такая неумелая, как была. Теперь скажи мне: не лучше ли чему-то научиться, чем сидеть на заднюшке и глядеть, как другие заботятся о тебе?
Грасиела разжевала еще кусочек козлятины и ничего не ответила.
Пожалуй, сейчас можно задать ей вопрос, который сильно занимал Дженни.
— А твой дядя Тай говорил что-нибудь обо мне? — спросила она с нарочитой небрежностью.
— Он ненавидит тебя за то, что ты убила мою маму, — ответила Грасиела, кончив жевать и вытирая губы носовым платком.
— Он так сказал? — удивилась Дженни. — Но ведь я рассказывала ему, что произошло. Он отлично знает, что я не имела отношения к смерти Маргариты! Ты объяснила ему, что я не лгу?
— Я лишь рассказала о том, что ты говорила, — о твоих обещаниях.
— И он все равно считает, что я виновата в смерти твоей мамы? — Дженни поставила тарелку на землю. — Вот сукин сын!
Она покурила, после того как девочка легла спать. Сидя на земле, поджав ноги по-турецки, она долго смотрела на затухающие угли костра и думала о Тае Сандерсе. И ей вдруг показалось, что она тратит в последние дни пропасть времени на то, чтобы думать о нем. Каждый взгляд на Грасиелу напоминал ей о зеленовато-голубых глазах ковбоя. Каждый раз, когда Грасиела упоминала дядю Тая — а делала она это по двести раз за день, — перед глазами у Дженни возникала его сухощавая крепкая фигура. Помнила она и его твердые мускулы на бедрах и руках.
Дженни не искала шумных ссор, но ей приходилось участвовать в драках. Впервые за все время борьба с мужчиной вызывала жаркое и странное чувство.
Хуже было то, что Дженни понимала, что значит это чувство. Потирая лоб рукой, она встала и пошла к тощему маисовому полю, потом вернулась к лагерю.
Несколько лет назад был в Юме человек, который без всякой видимой причины вызывал в ней такое же самое жаркое и странное чувство. В конце концов она поняла, что это страсть, сексуальное влечение, и все произошло на заднем дворе салуна Шорти Барроу в совершенно не удовлетворившем ее совокуплении, которое вызвало у мужчины улыбку, а у нее самой недоумение: она лежала на спине и, часто-часто моргая, глядела на звезды.
И вот теперь у нее снова возникло влечение, а ведь она знает, что секс — это спорт для мужчин и что женщина не получает ничего, кроме парочки синяков да ощущения чьего-то дыхания у себя на лице в течение нескольких минут. А потом приходит чувство одиночества, такое же сухое и опустошающее, как унылая пустыня. Никогда в жизни Дженни не чувствовала себя такой одинокой, как тогда, на заднем дворе салуна Шорти Барроу.
С тех пор она не испытывала страстного желания — пока не встретила ковбоя.
Дженни забросала землей угли костра, потом подошла к своей постели и забралась под одеяло. Закинув руки за голову, она смотрела на звезды, отыскивая среди них Маргариту.
«Я слишком устала, просто до чертиков, чтобы рассказывать тебе о сегодняшнем дне. Ничего особенного не произошло. — Она прищурилась с подозрительным выражением. — Ты можешь прочитать мои мысли?»
Сама возможность такого рода смутила Дженни. Надо поосторожнее расспросить Грасиелу, могут ли люди, ушедшие на небо, читать мысли живых. У Дженни было смутное представление, что мертвые знают все, особенно такие, как Маргарита, которые скорее всего превращаются в ангелов. Беспокойно поразмышляв об этом несколько минут, она решила, что не стоит волноваться, если Бог узнает о ее влечении к ковбою. Дело Бога — всепрощение. Да и вообще, вряд ли Бог станет тратить много времени на какую-то там Дженни Джонс.
Но Дженни испытывала исключительное неудобство оттого, что Маргарита, возможно, поняла, как ей было приятно, когда ковбой, в то время как они катались по полу в гостиничном номере, всем телом навалился на нее. Был тогда подходящий момент пнуть его коленом по яйцам, но она этого не сделала, потому что желание внезапно охватило ее с необычайной силой и помутило разум.
Проклятие! Руки у Дженни под головой сжались в кулаки. Насколько можно понять, у Тая Сандерса есть жена и семья в Калифорнии. Не то чтобы это имело такое уж значение. Такой красивый мужчина не посмотрит на Дженни второй раз. Он бы захотел хрупкую маленькую женщину, всю в кружевах и лентах. Большинство мужчин захотело бы. Они предпочитают женщин, похожих на птичек и пахнущих как цветы. Женщин, которые считают, что мозоли — исключительное достояние мужчин.
Мужчины отворачиваются от жилистых баб с лексиконом погонщиков мулов. Женщины, подобные Дженни, иногда хороши для удовлетворения внезапно вспыхнувшего желания, но не для долговременных отношений. Ни один не захочет связать свою жизнь с такой, как Дженни Джонс. Не может этого быть, и все тут! Она усвоила этот урок давным-давно. Но никогда еще это не причиняло ей такой острой боли, как нынче ночью.
Как ни было ей неприятно, под вечер следующего дня Дженни поняла, что необходимо найти на ночь комнату. Грасиела вяло сидела впереди нее на седле, привалившись к груди Дженни, словно мешок горячих камней, слишком измученная даже для того, чтобы жаловаться. Беспощадное солнце сильно обожгло лицо девочки, ее явно лихорадило. Обеим надо было искупаться, особенно Дженни. Ее выкрашенные в черный цвет волосы слиплись, пропотели и были покрыты пылью. Дженни и Грасиеле нужна была приличная еда и настоящая постель.
Зная, что наткнется на деревню, если поедет на восток по направлению к железной дороге, Дженни только через четыре часа заметила дымные завитки от горящего чапарраля, означающие, что где-то готовят пищу. Через несколько минут донесся запах еды, появились кучки тлеющего мусора, потом животные и, наконец, люди.
Дженни пожелала доброго вечера на испанском языке женщине, которая стояла возле маленького палисадника на краю деревни.
— Где я могла бы найти комнату, ванну и еду? — спросила она.
Деревня была недостаточно велика, чтобы в ней оказалась гостиница, и Дженни это понимала. Но она знала, что мексиканцы — люди приветливые и гостеприимные. Сегодня ей и Грасиеле не придется спать на земле. Сеньора и в самом деле отвела их в дом своей дочери, которая поспешно выдворила из комнаты двух ребятишек и ввела туда Дженни и Грасиелу.
— Спасибо, сеньора.
От усталости голос Дженни вырывался откуда-то из самых глубин гортани и звучал еще более хрипло, чем обычно. Если бы Дженни была одна, то послала бы к черту и ванну, и ужин и с благодарностью завалилась бы в один из гамаков, подвешенных в углу. Но ей надо было позаботиться о ребенке.
Грасиела стояла посреди маленькой комнаты, одной рукой сжимая медальон, приколотый к груди, а другой ухватившись за пылающее лицо.
— Я плохо себя чувствую.
— Сеньора Кальверас сейчас принесет ванну и чего-нибудь поесть, — еле выговорила Дженни, опускаясь на табурет у открытого окна.
Высыпали звезды, дул теплый ветерок, и Дженни распахнула воротник, чтобы высушить соленый пот на шее и груди. Крона дерева во дворе заслоняла ночное небо, и Дженни не нашла звезду Маргариты. Это хорошо. Дженни стала бояться ночи, когда Маргарита появлялась на небе и, глядя вниз, судила Дженни за ее дневные поступки.
