Джафар и Джан - Раевский Николай Алексеевич (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Дело все же показалось врачу весьма подозрительным. Унес кувшин к себе, прибавил к вину немного меда. Обмакнул кусок хлеба и дал съесть щенку. Песик быстро заснул, начал холодеть и издох. Придворный хаким решил промолчать. Во дворце он служил с молодых лет, и никогда еще таких историй не случалось. Знал эмира Акбара, как мало кто. Человек-то хороший, но разгневается — тогда страшно с ним… Словом, негры перепились до смерти, и никто тут не виноват, кроме их самих.
Няня Олыга ходила суровая и мрачная. Насупившись, сказала Джан:
— Аллах милостив… Аллах вырвал сорную траву…
Принцесса молчала.. Ей было страшно смотреть на няню. Хотя и негры, и евнухи, но все-таки люди, и им пришлось умереть, потому что она, Джан, полюбила пастуха…
То, что она пережила за эти дни, не ослабило любви, но девушка понимала, что больше ей Джафара не видать. Няня запрятала ключ неизвестно куда, может быть, выбросила. Смотрит на нее, вздыхает. Видно, страшно спросить, осталась ее питомица девушкой или нет.
Мысли у Джан словно черви, что точат дерево днем и ночью. Мысли точат душу, и останется от нее, чего доброго, одна труха.
Ночами не может спать. Забудется под утро, а то долгими часами сидит в саду под любимой чинарой. Думает, думает. Дальше что?.. Доносчики умерли, не успев донести, но приговор судьбы не отменен.
Священный месяц зулхаджж кончается. Отец, должно быть, уже семь раз обошел Каабу, прося Аллаха указать для дочери достойного жениха. Семикратно пробежал между холмами Сахра и Мерва, принес жертвы в долине Мина. Недель через шесть вернется, и тогда конец…
Выдаст замуж — муж убьет в первую же ночь или велит зашить живую в мешок и бросить в воду, а если признаться во всем отцу, убьет он. Любит крепко, но убьет собственной рукой — в этом она уверена. Джан видит искаженное гневом лицо отца.
На висках налились синие жилы. Губы дергаются. Он срывает со стены любимую саблю. Взз… — и ее голова на ковре.
Раз подсмотрела, как казнили на заднем дворе голого раба, опоившего отцовскую лошадь.
Джан вздрагивает — точно январский ветер подул среди апрельского жаркого дня.
Нет, лучше уж самой… А Джафар? Джан продолжала любить, но эти дни мало думала о любимом — больше о себе. Поняла вдруг до конца — не себя только погубила, а и его тоже, и няню Олыгу. Скажем, она покончит с собой… Догадаются сразу, что няня не могла не знать, почему принцесса Джан захотела умереть. Начнут пытать. Положат, как водится, голую на горячие уголья. Станут вырывать ногти и зубы. Не выдержит. Признается во всем.
Джафар ничего не подозревает. Джафар любит Эсму, а до умершей дочери эмира ему дела нет. Его схватят. Не просто казнят — истерзают сначала. У отца есть палач-китаец. Нарочно выписал для отцеубийц, фальшивомонетчиков, богохульников. Остальным попросту перерезают горло на базарной площади, а этих в подземелье к китайцу. Умеет мучить и неделю, и две, и месяц, а все человек жив. Говорят, сдирает кожу со спины узкими ленточками — сегодня полоску, завтра другую, сначала вдоль, потом поперек. Решетка получается. И каждый раз кипящего масла на рану… Или суставы рук и ног отпиливает по половине в день. Или вырезает на коже изречения своих мудрецов. Успевает вырезать целую книгу. А когда видит, что умрет человек, обработает его так, что не отличишь мужчины от женщины. И еще сутки мучается преступник, а то и больше. Так вот и Джафара будут терзать…
Холодный пот выступает на теле Джан. Дрожит вся. А что, если… если убить няню? Яда больше не достанешь… во сне, кинжалом в горло, а потом себя. Тогда больше некому рассказать. Слесарь, тот будет молчать, да и не знает он ничего.
Джан до крови закусывает губу. Хватается за виски. Никогда. Никогда… Себя — да, а нянечку… Разве она может убить ее, родную, милую, все равно, что мать?!. Никогда, никогда. Это не она, Джан, подумала, шайтан шепнул, наверное, шайтан.
Наплакавшись, продолжает думать. Ну, хорошо — предположим, перед тем, как умереть, она напишет отцу, что потеряла перу в бога, а без веры жить нельзя. Тогда, быть может, и не тронут няни. Ничего она не понимает в книгах и бумагах своей принцессы.
Няня уцелеет, а Джафар все равно умрет. Последний раз сказал — и не сгоряча, а спокойно, обдуманно:
— Эсма, родная моя… Без тебя я жить не могу и не буду. Ты — мой бог.
Ужаснулась, стала выговаривать:
— Не говори этого, Джафар, не кощунствуй.
А он все свое:
— Мне все равно, Эсма. Пусть Аллах делает, что хочет, а ты мне дороже. Бросишь — умру.
Опять плачет. И нелепо же устроен мир, а еще говорят, что все в нем благо… Из-за ее потерянного девства уже умерли двое людей, и она должна умереть, и Джафар умрет. Родиться бы в стране русов, там, говорят, до замужества девушкам воля…
Но что же ей здесь-то делать?.. Кто на свете скажет, что делать..
И вдруг мысль сверкает, как молния среди ночи.
Надо бежать!.. Бежать всем троим — и ей, и Джафару, и няне.
Как это только раньше не пришло ей в голову?..
Прошла еще неделя. Гарем только-только начал успокаиваться после внезапной смерти негров, и вдруг новое несчастье. Няня Олыга утонула в Евфрате. Вечером пошла выкупаться и не вернулась. На берегу нашли ее рубаху, сандалии и косынку. Хорошо плавала няня, даром, что располнела и отяжелела от спокойной, сытой жизни. Случалось, плавала наперегонки с молодыми рабынями, и те от нее отставали. Любила воду, с детства привыкла к ней, и вдруг такое горе… Евфрат, правда, как всегда весной, уже сильно разлился. В армянских горах таяли снега. Вода была быстрая, мутная. Лодочники с трудом переезжали на тот берег. И чего это няню угораздило купаться одной, и не в купальне, а прямо с берега?!.
Долго искали тело. Ночью, при свете факелов, багрили, закидывали сети. Осмотрели берег вдоль всего Анаха. Трупа не было. Опытные рыбаки говорили:
— Зря и ищем. Всю реку не перетыкаешь. Подождать надо, пока всплывет.
Когда сказали Джан о гибели няни, она вскрикнула, схватившись за сердце, и без памяти повалилась на ковер. Побежали за хакимом. Пришел, осмотрел, удивился весьма. Сердце девушки билось спокойно и ровно. Велел перенести на диван, привел в чувство. Джан тряслась от рыданий, уткнувшись лицом в подушку. Как ни уговаривал принять лекарство, не захотела. Не отнимала рук от лица и билась, билась…
Потом принялась рвать волосы. Утром на нее боялись смотреть. Даже завистницы-сестры и отцовские жены жалели — такое у девушки горе…
Опять Джан почти не выходила из комнаты. Не ела, только кофе пила чашку за чашкой. Просила, чтобы искали еще, еще… Похоронить надо голубушку-няню.
Дня через два как будто успокоилась. Принялась разбирать свои сундуки. До сих пор не было ни забот, ни хлопот — всем ведала покойница, а теперь и рубашки чистой не найдешь. Рабыня, которую дали Джан для услуг, ничего не понимает. Путает только. Принцесса рассердилась и выгнала девушку из комнаты, Сама все приведет в порядок.
Твердый у нее характер, отцовский, — думал хаким, дважды в день навещавший Джан. Боялся, что заболеет всерьез, а она ничего. Держит себя в руках не хуже мужчины.
Так прошло еще три дня, и вдруг рано утром спокойно спавший хаким почувствовал, что кто-то изо всей силы трясет его за плечо. Нехотя открыл глаза. Перед ним стоял перепуганный евнух. Путаясь и заикаясь, сказал такое, что хаким сам едва не лишился чувств. Позабыв надеть халат, босой, бросился в гарем.
Принцесса Джан бесследно исчезла.
На рассвете молодая рабыня пришла проведать свою новую госпожу и увидела, что в комнате никого нет, а постель осталась несмятой. Подняла тревогу. На курси лежали кучкой драгоценности Джан, над ними лист бумаги, исписанный ее почерком. Хаким с ужасом прочел:
«Отцу и всем, кто меня любит.
Я решила умереть. Ухожу вслед за няней. Она заменила мне мать, и без нее я жить не могу. Раздайте драгоценности сестрам. Не ищите моего трупа — вы никогда его не найдете.
