Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП) - Куин Джулия (читать книги регистрация .TXT, .FB2) 📗
Он повторял этот жест так часто в течение последних двадцати четырех часов, что было удивительно, что там еще не появился синяк, подобный тому, который красовался у него под глазом.
— Меня многое беспокоит, — отрывисто произнес Томас, но она показалась столь обиженной этим его замечанием, что он был вынужден добавить:
— Я не имел ввиду Вас.
Ее рот приоткрылся, но она никак не прокомментировала это замечание.
Он тоже замолчал, и прошла почти целая минута, прежде чем она осторожно и почти подавленно произнесла:
— Я думаю, что нам следует все–таки поехать. В Белгрейв, — пояснила она, встретившись с его пристальным взглядом.
— Я уверена, что Вы подумали о том, — продолжила Амелия, — что мы могли бы просто прокатиться в карете в течение часа или двух, прежде чем отвезти меня домой.
В действительности, именно это он и предполагал. Это нанесло бы урон ее репутации, если бы их обнаружены, но ему все это представлялось наименьшей его проблемой.
— Но Вы не знаете моей мамы, — добавила она. – Не настолько, по крайней мере, насколько знаю ее я. Она обязательно пошлет кого–нибудь в Белгрейв. Или, может быть, приедет сама под каким–нибудь предлогом. Может, якобы чтобы взять еще книг для чтения у Вашей бабушки. Если она приедет, а меня там не окажется, то это будет катастрофа.
Он едва не рассмеялся. Единственной причиной, по которой он этого не сделал, была величина оскорбления, которое он этим нанес бы ей, а также наличие некоторых характерных черт, присущих джентльмену, от которых он не мог отказаться, даже если рушился весь его мир.
На самом деле, на фоне событий вчерашнего дня – появление его нового кузена, возможная потеря титула, дома, а возможно и всего остального, вплоть до последней рубашки – последствия недозволенной поездки по сельской местности казались ему весьма незначительными. Что на самом деле могло случиться? Кто–нибудь мог увидеть их, и они бы были вынуждены пожениться? Так ведь они и так уже были помолвлены.
Или не были? Он больше не был в этом уверен.
— Я понимаю, что это всего лишь ускорило бы церемонию, которая была предопределена еще пару десятилетий назад, но…, — тут ее голос задрожал, и его сердце пронзило чувство вины, — Вы не хотите этого. Пока что. Вы ясно дали это понять.
— Это неправда, — быстро произнес Томас. И это, действительно так и было. Теперь. Но раньше это было правдой. И они оба понимали это. Глядя на нее сейчас, на ее светлые волосы, сияющие в утреннем свете, ее глаза, сегодня не ореховые, а почти зеленые, он больше не понимал, почему он так долго откладывал свою женитьбу на Амелии.
— Я не хочу этого, — сказала она. Ее голос опустился почти до шепота. – Только не по этой причине. Не потому, что надо будет спешно исправлять ситуацию. И так уже никто не верит, что Вы на самом деле хотите жениться на мне.
Ему хотелось возразить ей, сказать, что она была безрассудной и глупой, вообразив себе вещи, которые не являлись правдой. Но он не мог этого сделать. Его отношение к ней не было плохим, но оно и не было хорошим.
Он обнаружил, что смотрит на нее, на ее лицо так, словно он никогда по–настоящему раньше не видел ее. Она была прекрасна. Во всех отношениях. И она могла бы уже к этому времени быть его женой.
Но со вчерашнего дня его мир сильно изменился, и он больше не знал, были ли у него права на эту девушку. И, о Господи, отвезти ее в Белгрейв – было самой последней вещью, которую ему хотелось сделать. Ну, разве это не было бы забавным? Он мог бы представить ее Разбойнику Джеку. Он уже мог вообразить их разговор.
«Амелия, познакомьтесь с моим кузеном».
«Вашим кузеном?»
«В самом деле. Он вполне может оказаться герцогом».
«В таком случае, кто же тогда Вы?»
«Превосходный вопрос».
Не говоря уже о других превосходных вопросах, которые у нее, конечно же, возникнут, самый главный из которых – а каков, в таком случае, статус их помолвки?
О, Боже. Все это с трудом поддавалось восприятию, и его разум, прояснившийся, но все еще изнуренный после ночного пьянства, предпочел бы обойтись без таких потрясений.
Ему было бы легко настоять на том, чтобы не ехать в Белгрейв. Он привык принимать решения, а она привыкла следовать им. Его вечное пренебрежение ее желаниями не казалось чем–то из ряда вон выходящим.
Но он не мог так поступить. Только не сегодня.
Возможно, ее мать не стала бы искать ее. Возможно, никто никогда не узнал бы, что она не была там, куда, по ее словам, она отправилась.
Но сама Амелия бы знала. Она бы знала о том, как она, глядя ему в глаза, объяснила ему, почему им необходимо отправиться в Белгрейв, и она бы знала, что он оказался слишком бессердечным, чтобы принимать во внимание ее чувства.
И он бы знал сам, что причинил ей боль.
— Очень хорошо, — отрывисто сказал он. – Мы направляемся в Белгрейв.
В конце концов, Белгрейв не был небольшим сельским домиком. Так что они вполне могли избежать встречи с мистером Одли. Во всяком случае, он мог все еще находиться в постели. Он вовсе не показался ему ранней пташкой.
Томас приказал кучеру ехать к дому, затем забрался в карету к Амелии.
— Я не думаю, что Вы жаждете компании моей бабки, — заметил он.
— Не слишком.
— Она предпочитает комнаты в передней части замка.
И если мистер Одли все–таки уже бодрствовал, то, вероятно, он находился там же, возможно, пересчитывая фамильное серебро или прикидывая стоимость коллекции Каналетто в северной прихожей.
Томас повернулся к Амелии.
— Мы войдем через заднюю дверь.
Она согласно кивнула.
Когда они прибыли в Белгрейв, то кучер направил карету прямо к конюшням. Амелия подумала, что, возможно, он следовал приказу герцога. Действительно, они достигли своего пункта назначения, избежав возможности быть замеченными из передних окон замка. Если вдовствующая герцогиня находилась там, где, по словам Уиндхема, она должна была находиться, — и в самом деле, за время всех ее визитов в замок, Амелия видела вдову только в трех комнатах, причем все они находились в передней части дома, — тогда они будут в состоянии провести оставшуюся часть утра в относительном покое.
— Мне кажется, что я никогда не бывала в этой части Белгрейва, — заметила Амелия, когда они вошли в дом через французские двери. Она ощущала себя подобно крадущемуся вору. Здесь, в задней части дома, Белгрейв был очень тихим и безмолвным. Здесь был слышен любой шум, каждый шаг.
— Я редко бываю в этой части дома, — заметил Томас.
— Я не могу понять почему.
Она осмотрелась вокруг. Они находились в длинном широком коридоре, по обе стороны которого находился целый ряд комнат. Комната, находившаяся прямо перед нею, представляла собой некую разновидность рабочего кабинета со стеной, сплошь уставленной книгами в кожаных переплетах и пахнущими знаниями.
— Здесь прекрасно. Так тихо и мирно. Эти комнаты должны получать утреннее солнышко.
— Вы одна из тех, кто всегда поднимается на рассвете, леди Амелия?
Это прозвучало так официально. Возможно, потому, что они находились опять в Белгрейве, где все было очень официальным. Она задалась вопросом, было ли трудно разговаривать бесхитростно здесь, в Белгрейве, где все дышало роскошью и богатством. Берджес–Парк тоже был достаточно большим — и в этом утверждении не было никакого притворства – но ему была присуща определенная теплота, которой начисто был лишен Белгрейв.
Или, возможно, ей так казалось только потому, что она знала Берджес. Она выросла там, смеялась там, бегала со своими сестрами и поддразнивала свою мать. Берджес был домом, а Белгрейв больше походил на музей.
Какой храброй должна была быть Грейс, чтобы просыпаться здесь каждое утро.
— Леди Амелия, — донесся до нее напоминающий голос Томаса.
— Да, — резко откликнулась она, вспоминая, что ей следовало ответить на его вопрос. – Да, так и есть. Я не могу спать, когда рассветает. Летом это особенно трудно.
