Рубин королевы - Бенцони Жюльетта (читать полностью книгу без регистрации txt) 📗

Морозини терпеть не мог, когда кто-нибудь без приглашения лез в его частную жизнь. Поэтому он дерзко поднял бровь:

– Выпить рюмочку у Флориана на закате солнца в обществе кузины не означает, на мой взгляд, «выставлять себя напоказ»! Что тут страшного?

– Да будет вам! Во-первых, вся Венеция знает, что вы ужас как поссорились с Адрианой Орсеоло, что, впрочем, неудивительно после ее римской эскапады...

– Дорогая Луиза, – решительно остановил ее Альдо, – только не говорите, что вы причисляете себя к эскадрону непреклонных дуэний, которые, забыв о своих девичьих шалостях, расстреливают из золотых лорнетов тех, кто еще позволяет себе галантные приключения!

– Разумеется, нет. Мне не подобало бы упрекать ее за греческого лакея, когда я сама... Ну, ладно, оставим это! Гораздо больше нас, коренных венецианцев, смущают ее нынешние связи, которые, кажется, имеют отношение к вашей супруге. Поглядите!

К столику двух дам в это время бодрым петушиным шагом приблизился коммендаторе Этторе Фабиани – один из самых наглых фашистских ставленников во всей Венеции. Затянутый в мундир, обутый в сверкающие черные сапоги, прикрыв пилоткой становящуюся все обширней лысину, с горящим взглядом и распустив губы, он склонился к руке Анельки, после чего уселся рядом с Адрианой, с которой состоял, по всей видимости, в наилучших отношениях.

– Говорят, – шумно выдохнула Казати, – что он не упускает случая встретиться с вашей женой. Похоже, он сильно влюблен.

– Что это он расхрабрился? Разве он не опасается прогневить начальство, ухаживая за женщиной, отец которой предстал перед судом за тяжкие преступления?

– Время идет... А потом, Солманский ведь покончил с собой. К тому же Фабиани, вероятно, полагает, что своим поведением не нарушает внешних приличий. Так или иначе, перед ним очень красивая женщина, и этот развратный и неисправимый бабник положил на нее глаз. Что не мешает ему сохранять отличные отношения с графиней Орсеоло. Впрочем, мне кажется, Адриана вот уже несколько дней выглядит получше...

Несмотря на внешнюю язвительность, все, что говорила маркиза Казати, было продиктовано искренним дружеским участием. И Альдо прекрасно это знал.

– Насколько я понимаю, Луиза, у вас припасен для меня еще один добрый совет?

Она одарила его улыбкой, в которой, несмотря на весь ее чудовищный макияж и нарочито трагический вид, притаилось что-то шаловливо-детское:

– Может, и так!.. Спасайте свою репутацию, Альдо! А что до остального, в вашем распоряжении всегда одна-две моих пантеры. Если их не кормить, лучше к ним не приближаться – того и гляди случится несчастье!

Идея показалась такой невероятной, что Альдо не удержался от смеха. И верно: Казати, известная как любительница хищников и даже змей, всегда была готова прийти на помощь друзьям, когда те оказывались в затруднении. Альдо встал, взял ее руку и поцеловал.

– Всем сердцем надеюсь обойтись менее радикальными средствами, но все-таки спасибо! А теперь – простите, я должен проводить вас к вашему столику, у меня сегодня еще много дел.

Вернув маркизу ее возлюбленному, Морозини направился прямо к столику, где сидели две женщины. Не удостоив их даже приветствием, он схватил внезапно ставшими твердыми, как железо, пальцами запястье Анельки:

– Попрощайтесь с друзьями, дорогая, и пойдем! Вы забыли: сегодня вечером у нас прием...

В тоне Альдо не прозвучало ни малейшей нежности, и молодая женщина охнула. Но тем не менее встала.

– Вы сделали мне больно, – прошептала она.

– Жаль, но я тороплюсь. Не трудитесь – сидите, коммендаторе, – добавил он с презрительной улыбкой. – Крайне сожалею, что помешал вашему веселью.

И прежде, чем тот успел приподняться, князь утащил Анельку в гондолу, поджидавшую на набережной Эсклавон. Молодая женщина попыталась высвободиться, но муж держал ее крепко, и, не желая устраивать скандал, она вынуждена была повиноваться.

– Вы что, с ума сошли? – дала она волю гневу, когда они отчалили.

– Этот вопрос должен был бы задать я: разве не безумие показываться на людях с Фабиани, не говоря уж об этой женщине, которую, как вы отлично знаете, я выгнал из своего дома? Вы хотите, чтобы вас презирала вся Венеция?

Анелька забилась в уголок обитой бархатом скамейки и заплакала:

– А вам-то что до того? Я разве не имею права жить как мне хочется?

– Нет. Пока вы носите мою фамилию. Вот потом...

Альдо выразительным жестом продемонстрировал, насколько ему безразлично, каким будет это «потом», чем вызвал новую вспышку гнева Анельки:

– Никакого «потом» не будет! Нравится вам или нет, вам придется признать моего ребенка своим наследником, а я останусь в вашем доме!

– Вашего ребенка?

Альдо рассмеялся резким смехом.

– Надеюсь, он не будет похож на Фабиани! Хороши бы вы были в таком случае!

Равнодушный к бешенству жены, не обращая внимания на правившего гондолой Дзиана, который втянул голову в плечи и явно предпочел бы провалиться сквозь землю, Альдо продолжал смеяться. Он смеялся, поднимаясь по лестнице палаццо Морозини, и в его смехе не было и тени веселья. В нем звучали гнев и отчаяние. Войдя в дом, князь повернулся к Анельке спиной и направился в свой кабинет. Там он объявил Ги Бюто, что завтра уезжает и поручает верному другу, как обычно, вести все дела фирмы.

Поместив царскую застежку в громадный средневековый ларь, усовершенствованный таким образом, чтобы стать самым современным и самым надежным из сейфов, Альдо давал последние наставления. Странно, но в этот раз он совсем не чувствовал того радостного возбуждения, какое всегда испытывал прежде, отправляясь в путешествие. Нынешняя поездка будет куда более опасной. И виной тому – злокозненный рубин, еще более кровавый, нежели прочие камни. Нет, конечно, венецианец не боялся: он уже давно перестал дорожить своей жизнью, а особенно с тех пор, как семейство Солманских грубо вторглось в самую интимную ее сферу. Только глухая тревога за близких сжимала его сердце – за Ги Бюто, Чечину, Дзаккарию, молоденьких горничных. Если он погибнет, они целиком и полностью окажутся во власти Анельки и ее родни...

Бюто, слишком хорошо знавший своего бывшего воспитанника, не мог не разгадать его мысли.

– Бесполезно спрашивать вас, Альдо, едете ли вы на розыски последнего из пропавших камней. Но мне кажется, что на этот раз вы уезжаете без обычной радости. Я не ошибся?

– Нет, хотя я вовсе не утратил вкуса к охоте. Просто-напросто то, что я оставляю здесь, повергает меня в ужас. Словно бы смертоносная болезнь, какой-то омерзительный червь подтачивает гордое и живое дерево, каким было до сих пор это жилище. Если я не вернусь...

– Не говорите таких слов! – воскликнул Ги внезапно изменившимся голосом. – Я запрещаю вам произносить их, как запретил бы любой, кто здесь живет. Вы должны вернуться, иначе все это бессмысленно!

– Я сделаю все, что смогу. И все же сегодня вечером я намерен составить новое завещание, а вас попрошу на рассвете отнести его мэтру Массариа, поставив свою подпись вместе с Дзаккарией. Если эта женщина беременна...

– Княгиня?!

– Не называйте ее так! Хотя бы при мне... Если она действительно готовится произвести на свет ребенка, я не хочу, чтобы существо, не имеющее ко мне никакого отношения, стало моим наследником... Если я умру, мое прошение об аннулировании брака станет недействительным.

– Вы не умрете! – продолжал упорствовать Ги Бюто, в глазах которого зажегся огонек, согревший душу Морозини.

– Да услышит вас Бог!

Запершись у себя, Альдо провел большую часть ночи за составлением документа. Он обновил прежние пункты завещания, начисто отказав ребенку, которого «графиня Солманская» может произвести на свет, в каком-нибудь праве на наследство; подробно описал свои отношения с Анелькой в последнее время, рассказал о своих наблюдениях на улице Альфреда де Виньи, которые могли засвидетельствовать мадам де Соммьер и Адальбер Видаль-Пеликорн, и добавил даже, что он подозревает младших Солманских в том, что они способствовали побегу отца из тюрьмы, инсценировав его смерть. Покончив с завещанием, Альдо наконец почувствовал себя лучше. Он спрятал документ в сейф и позволил себе несколько часов сна, в котором так нуждался. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, он решил ехать не поездом, маршрут которого мог бы выдать его намерения, а на машине, купленной в прошлом году в Зальцбурге и ожидавшей его в гараже Местра. [19] Ко всему прочему это позволяло ему не зависеть от железнодорожного расписания.