Искушение ночи - Джойс Лидия (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
«В Рашворте пусто без тебя. Мне пришлось отменить все приглашения в нашем графстве, потому что я не выношу видеться с кем-то одна. Леди Бантинг особенно настаивала, чтобы я пришла к ней на чай – на чай! Как будто подобное сборище можно назвать чаепитием! Увы, мне пришлось отказаться.
Мне так одиноко без тебя! Пожалуйста, возвращайся побыстрее в Рашворт. Мы все по тебе скучаем.
Твоя дорогая любящая мамочка».
Виктория нахмурилась. Напыщенность – это вполне обычно, а вот повторения – нет. Еще больше встревожило ее упоминание о леди Бантинг, кто бы ни была эта особа. Старый лорд Бантинг был вдов вот уже три года и не имел никаких намерений снова жениться, а его сына вряд ли можно было водить на помочах. Ладно, что бы ни происходило в Рашворте, все это подождет до конца недели. Виктория отложила письмо в сторону.
Как она и надеялась, письменные принадлежности нашлись в ящике туалетного столика, и Виктория тут же стала писать письмо. Она писала о переговорах, о прогулках в саду, о своей горничной Дайер – испытав легкие угрызения совести за ложь – и о том, что надеется вскоре вернуться. Она поставила размашистую подпись, посыпала письмо песком и сложила, чтобы запечатать позже, когда у нее будет горящая свеча, чтобы расплавить воск для печати. Выглянув в окно, она увидела хрупкую фигурку, девушка с трудом тащилась по подъездной аллее. Позади, над деревней, все еще стоял темный столб дыма, но внимание Виктории было приковано к девушке.
Лицо ее скрывала шляпка, но Виктория почувствовала, что это Энни. Энни, которая каким-то образом попала в деревню еще до того, как туда приехала герцогская карета, которая упала на руки своего дяди, плача, как будто он мог успокоить их обоих, глядя, как его имущество охватывает пламя. Возможно, ее целью было дать утешение, а не просить о нем. Даже учитывая время, которое потребовалось, чтобы найти Рейберна и запрячь лошадей, Энни должна была мчаться сломя голову, чтобы оказаться в деревне до появления герцога и Виктории.
Девушка была не более чем в нескольких сотнях ярдов от замка, когда Виктория увидела лакея Эндрю. Заметив его, девушка ускорила шаг, и, сойдясь, они обнялись.
Они не делали никаких движений, чтобы поцеловаться или разойтись – просто стояли не шевелясь, крепко обхватив друг друга руками. Виктория ощутила, как на нее опустилась какая-то тяжесть, пока она смотрела на них, неизбывная грусть, и она показалась себе старой и завистливой.
Она резко отвернулась, сердясь на себя за то, что на какое-то мгновение ей захотелось очутиться на месте горничной. Надо зажечь свечу, запечатать письмо, а потом заняться своими делами.
Глава 13
– Еще одна комната? – спросила Виктория, когда Фейн с поклоном ввел ее в кабинет в апартаментах Генри.
– Надеюсь, не возражаете, – весело произнес Байрон, откладывая в сторону книгу. – Я решил, что вы правы. Башня действительно слишком претенциозна. – Он жестом предложил ей сесть у маленького игрального стола, где был накрыт ужин. – Я занимался записями. И подумал, что вы не будете возражать, если вас проводят ко мне.
– Конечно. – Виктория грациозно опустилась на стул. – У вас превосходный вкус по части дамских туалетов, – заметила она, указывая на свое послеобеденное платье темно-василькового цвета. Видимо, его принесли сегодня, но Байрону не сообщили из-за пожара.
– Чувством цвета я действительно обладаю.
Он подошел к Виктории, окинул ее оценивающим взглядом. Швеи хорошо поработали, подумал Байрон. Не выходя за рамки консервативных современных фасонов послеобеденных платьев, им удалось создать нечто почти соблазнительное. Лиф был сшит наподобие мужского жилета, отделан темно-синей лентой, глубокий вырез открывал украшенную рюшами шемизетку. Он видел такие фасоны на дюжине женщин, но почему-то на Виктории фасон этот словно обнажал то, что не положено показывать. Дело, пожалуй, не в платье, решил он. А в том, как держится Виктория... или как он ее воспринимает. Он покачал головой и поднял глаза на ее лицо, обрамленное старательно уложенными завитушками. На ее фарфоровой коже играл легкий румянец, глаза казались неестественно яркими, уголки губ были опущены, чего Байрон прежде не замечал.
– Будь на вашем месте кто-либо другой, я сказал бы что-нибудь бойкое насчет того, что платье и вполовину не такое потрясающее, как сама его обладательница, но боюсь, что вы рассмеетесь, если я выражусь так легко.
Виктория едва заметно улыбнулась:
– Смеяться я бы не стала, но испытала бы разочарование, поскольку была о вас более высокого мнения.
– Были? Я ничего не сказал, но все равно заслужил неодобрение?
Он взял ее за подбородок и провел пальцем по изящно очерченной щеке, в который раз восхитившись бархатистостью ее кожи. Было ли у него когда-нибудь такое лицо, не испещренное, как сейчас, сотнями мелких шрамов и оспин? Байрон отвел руку от ее лица.
Виктория, вероятно, заметила, что он помрачнел, и истолковала это неверно, потому что взяла его за руку и посмотрела на него. Ее серо-синие глаза были серьезны.
– Я не хотела шутить. Мне сегодня не до веселья. Он через силу улыбнулся.
– Вы не виноваты, просто мне в голову пришла некая мысль. Пожалуй, я тоже не склонен веселиться.
Она натянуто рассмеялась.
– Пожар начисто разрушил фантазию. Байрон сел и снял крышки с блюд.– Например, ужин. Сомневаюсь, что он повысит настроение. Сегодня сюрпризов не ожидается. Тушеный горошек, кухаркина версия запеченных яблок, вчерашний холодный язык и тушеный кролик. – Он наполнил ее тарелку. – Вы должны чувствовать себя польщенной. Миссис Макдугал ни для кого больше не готовит по своим фантастическим французским рецептам.
– Я искренне польщена, – снова рассмеялась Виктория, на этот раз более непринужденно.
Они приступили к еде. Виктория неторопливо осматривала комнату.
– Миссис Пибоди сказала, что это ваши личные комнаты.
– Миссис Пибоди старая дура и сплетница, – в сердцах произнес Байрон. – Но я не мыслю себе Рейберн-Корт без нее. Она и раздражает, и привлекает.
– Совершенно верно. Но мне казалось, ваши личные комнаты должны больше соответствовать вам.
– Что вы хотите этим сказать? – Он подцепил вилкой картофелину, подавив в себе желание возразить. Даже учитывая кухаркины варианты рецептов, был ли это намек на свиной жир? – Вкус яблок невозможно испортить, они всегда восхитительны, если их не оставить сырыми и не сжечь, а кухарка не сделала ни того ни другого.
– Я хочу сказать, что сомневаюсь, будто вы ничего не переделали в этих комнатах, только велели навести здесь чистоту и переставили книги на полках. – Она указала на книжный шкаф позади письменного стола.
– Откуда вы знаете? Виктория скорчила гримасу.
– Я видела Дауджер-Хаус, он мне о многом сказал. По крайней мере я лучше узнала вас. Грязные оленьи головы, странные столики, заваленные отвратительными курьезами, ужасные лампы – вряд ли это ваш стиль.
Байрон хохотнул.
– Надеюсь, что нет!
– Я слышала о сочетании работы и удовольствия, но здесь вы, похоже, отвергли удовольствие и просто расположились со своей работой в чужой комнате.
– Стоило мне подумать о переменах, как призрак двоюродного деда хватал меня за руку, – заметил Байрон. Виктория бросила на него скептический взгляд, и он продолжал уже более серьезным тоном: – Эти комнаты никогда не казались мне моими. Возможно, все переменится, когда начну перестраивать замок, но последний год я чувствовал себя в собственном доме чужим.
– Для начала уберите отсюда лишнюю мебель и безделушки, – посоветовала Виктория с присущей ей практичностью. – А дальше все пойдет легче.
Он грустно улыбнулся:
– Верно, слишком верно. Скорее всего это можно приписать лености.
Виктория усмехнулась:
– Эти комнаты говорят о том, почему вы предложили мне заключить с вами сделку.
– Почему?
– От скуки. Каждый день одно и то же, очередные расходы и три процента, заплесневелые акты и падежовец. Тут и свихнуться недолго. Особенно если верить вашей репутации повесы и прохвоста. Байрон поднял бокал.
