Гентианский холм - Гоудж Элизабет (читать бесплатно полные книги txt) 📗
Нужно ли ему уйти? Захария мучился с этой проблемой, лежа на тюфяке и уставившись единственным зрячим глазом на звезды, сияющие над холмом. Хотя добродушный и веселый мельник считал его отличным работником, Захария вовсе не хотел стать камнем преткновения между ним и его сыном. Мельник не вмешивался в ссору двух подростков: Захария сам просил оставить его на мельнице, а значит и теперь решение принять мог только сам. Кроме того, Джэйкоб не очень-то ценил парней, которые не могут в драке дать противнику достойный отпор. Сам он слыл известным борцом, имя его гремело по всей стране и даже за пределами Англии благодаря недюжинной силе мельника и множеству поединков, в которых он участвовал. И сын его уже шел, причем весьма успешно, по стопам отца. Мужчина, который не мог в нужный момент пустить в ход кулаки, для Джэйкоба переставал быть мужчиной. И Захарии предстояло либо постоять за себя, либо уйти.
Из двух этих зол и предстояло мальчику выбрать меньшее. Он совсем струсил сегодня вечером, и поэтому второе казалось ему наилучшим. На корабле Захария столкнулся с людской жестокостью, впервые получил немало синяков и вдоволь наслушался брани. Неужели же оставаться здесь и терпеть все это снова? Он все больше и больше боялся боли. Теперь ему хотелось чистоты, спокойствия, доброты и безопасности. Он ворочался без сна, постанывая, когда синяки давали о себе знать, и иногда даже всхлипывая от отчаяния и неспособности принять окончательное решение. Он плакал, пока не устал и ненадолго заснул, давая себе передышку для того, чтобы, проснувшись, снова заплакать. Луна еще только всходила, и он лишь смутно различал тропинку, змеящуюся вверх по холму. Он взглянул на нее, подавив рыдания и злясь на свое детское поведение, и попытка взять себя в руки, казалось, немного просветлила его взгляд: тропинка стала видна отчетливей, и вдруг совершенно неожиданно увидел на ней Стеллу и понял, что она спешила, чтобы танцевать на другом холме: беспечная маленькая фигурка, счастливая и смелая, несмотря на то, что находилась в темноте одна-одинешенька. Она походила на маленькую фею, легкую как пух, в зеленом платье, но ничего волшебного и сверхъестественного не было в теплом, бесстрашном, счастливом взгляде, в котором он медленно стал тонуть, как только увидел ее.
Подарком Стеллы была не волшебная, а совершенно человеческая сила духа и исходящая от нее отвага, ведь танцевала-то она здесь совсем одна. Когда Захария еще раз взглянул в сторону холма, девочка исчезла — он лишь нарисовал ее в своем воображении. Но сила ее духа осталась.
Нет, Захария больше не собирался отступать и теперь знал, как себя вести. Он вспомнил, что примерно в таком же состоянии находился около тиса — только там он сам напрягал руки, а дерево удерживало его своей силой. Все что ни выпадет ему на долю на этой проклятой мельнице, он примет с готовностью и дождется естественной развязки. Он не будет ускорять ход событий. Он не уйдет.
Но так как ночь все еще тянулась, а Захария не спал и мучился от синяков, ворочаясь с боку на бок, то, подумав, мальчик решил, что если естественное течение событий не переломает ему все кости, то в течение ближайших дней ему придется использовать свой план. Пока он предавался раздумьям, ночь постепенно уступала свои права дню, и когда рассвело, Захария почти успокоился.
Он поднялся на ноги, слишком разбитый, чтобы двигаться быстро, спотыкаясь, спустился вниз по лестнице и умылся возле колонки рядом с входной дверью. Затем пришел на кухню, разжег огонь и накрыл стол к завтраку. К приходу мельника с Сэмом бекон уже вовсю шкворчал на сковороде. Джэйкоб облизнулся с видом знатока, а Сэм вдруг разозлившись, изо всех сил так пнул Захарию ногой в голень, что у того от неожиданности и боли из рук выпала сковорода.
— А ну-ка, малый, дай-ка ему сдачи точно таким же способом, — сердито рявкнул Джэйкоб.
— У меня есть идея получше, сэр, — ответил Захария, ковыляя к столу. — Я не могу дать ему сдачи сейчас и вам это прекрасно известно, но у меня есть отличный план.
— Вот как! Выкладывай! — азартно завопил мельник, подпрыгнув на стуле.
За завтраком Захария изложил свою мысль. Пусть они оба научат его бороться, дадут ему уроки такого полезного искусства. А Сэм в это время пусть не лезет на него с кулаками. Потом, на следующем публичном чемпионате по борьбе — а он будет в следующем месяце — они должны дать возможность ему и Сэму бороться один на один, как мужчине с мужчиной, честно и по правилам. И если Сэм победит его, он покинет мельницу. Как все это сделать? Пусть Сэм на время подготовки к чемпионату просто не мешает ему работать.
Глаза Сэма засверкали. И через месяц, и через год, и через два дня — это все равно — в борьбе за победу на ринге он превратит это хнычущее чучело в кашу. Но мельнику, придерживающемуся того же мнения, явно не понравилась эта безумная затея.
— Он ведь убьет тебя, малый, — сказал он угрюмо.
— Если в конце месяца после ваших уроков я не смогу защитить себя, пусть убивает, — спокойно произнес Захария. — Но пусть хотя бы сейчас оставит меня в покое. Ну что, по рукам?
И мельник с Сэмом в один голос воскликнули:
— Да, малый, по рукам!
Глава VIII
Доктор Крэйн и Эскулап, уставшие, медленно плелись по направлению к дому субботним октябрьским днем, обычным для Девоншира — теплым, безветренным и спокойным, когда небо затянуто серыми облаками, настолько редкими, что было почти ясно, и лишь вдалеке туманилась легкая дымка.
Доносившиеся до слуха доктора Крэйна звуки создавали причудливую и тихую музыку, как будто негромко и нежно играла скрипка. Все вокруг застыло, кроме срывавшихся изредка желтых листьев, медленно в полном безмолвии слетавших вниз.
В это время года цветы пахнут особенно сильно. Одна поздняя роза благоухает так же, как целый июньский куст. И фиалки, которые цветут в Девоншире круглый год в тени серых стен домов, издают такой аромат, что ожидаешь увидеть поблизости целую поляну цветов, но не находишь ничего. Эти необыкновенные пасмурные дни часто сменяются ветреными и дождливыми, и поэтому возникает щемящее чувство их недолговечности и неповторимости, и доктор всегда наслаждался их великолепием до самого их исчезновения, осознавая их мимолетность, но сегодня он слишком устал, чтобы замечать что-либо помимо безмятежного спокойствия и тепла.
Его вызвал в деревню, далеко отстоящую от его обычного маршрута, другой врач — для оказания помощи при родах. Доктор пробыл там всю ночь и почти весь день и помог спасти две жизни. Поэтому он был, безусловно, рад, но не так сильно, как мог бы, если бы принял горячую ванну, поел и выспался — тогда он еще больше был бы доволен тем, что спас молодую женщину. Как и полагается врачу, доктор Крэйн любил людей и как тигр бросался спасать их жизни, вырывая добычу у смерти.
«Любовь — это божество, которое примиряет людей, успокаивает море, утихомиривает бури, дает отдых и сон в печали. Любовь поет свою песню всем созданиям, которые живут и будут жить, усмиряя воинственность богов и людей».
Казалось, что эти слова Агафон произнес именно в такие вот тихие, спокойные дни. Доктор Крэйн подумал, что слова эти написаны на клочке бумаги и медальоне Стеллы. Она обладала, если только он не ошибался, огромным талантом любить; любить не мгновенной вспышкой страсти, а любить с чувством милосердия, чувством самым глубоким, спокойным и тихим в мире. Написанные по-гречески правильным школьным почерком слова эти подтвердили догадку доктора — родители Стеллы были образованными людьми. Он подумал, что неплохо было бы узнать кто они, и каким образом молодая мать была причастна к трагедии на «Амфионе».
Окончание этого превосходного отрывка песней пронеслось у него в мозгу:
«Да, это она, любовь, изливает добро на этот мир, перед ней отступают и гибнут все грубые страсти. Она источник привязанности и влюбленности, истребляющая всякую дурную мысль. Всеобщая. Кроткая. Предмет восхищения посвященных, божественное наслаждение, счастливы те, кто обладают ею. Все несчастные жаждут ее и несчастны лишь потому, что не имеют ее. Она мать грации, утонченности, порядочности, радости, счастья, желания. Она лелеет все, что во благо. Сметает все, что во зло. Наш лучший кормчий, защитница, спасительница и ангел-хранитель в труде и страхе, в желании и раздумье, украшение и владычица всего, что человечно и что божественно. Лучшая из всех, красивейшая из красивейших…»
