Роковое сходство - Гэфни Патриция (серия книг .txt) 📗
То, что между ними произошло, было настолько чудовищно, что не поддавалось определению. Ей не с кем было поделиться своими переживаниями, этот крест ей пришлось нести одной. Анна осознавала, что чудом избежала страшной опасности, причем к чувству облегчения, как ни странно, примешивалось неожиданное и совершенно необъяснимое разочарование.
Броуди домогался ее, пытался соблазнить, ощупывал ее тело самым бесстыдным образом, уже готов был на последний, решительный шаг и вдруг передумал. Как будто понял, что она его, в общем-то, совершенно не интересует. Итак, помимо всего прочего, отныне ей придется жить с мыслью, что даже простой матрос нашел ее недостаточно привлекательной женщиной. Анна совсем пала духом. К возмущению и гневу добавилось унижение.
О’Данн вытащил часы и уже собрался попрощаться, когда на лестнице у них за спиной раздались тяжелые шаги. Анна машинально обернулась. Билли Флауэрс достиг нижней ступеньки с топотом, от которого содрогнулся весь дом, и направился к ним. Позади него шел Броуди. Анна инстинктивно прижалась спиной к стене.
– Я готов, хозяин. Извините, что задержал.
– Ничего страшного.
О’Данн вынул свою шляпу из онемевших пальцев Анны и строгим взглядом уставился на Броуди.
– Мы уже обговорили все, что от вас требуется на сегодняшний вечер. Надеюсь, мне не придется повторять все с самого начала.
– Я тоже на это надеюсь: стало быть, нас уже двое, – беспечно отозвался Броуди.
– Но кое о чем я вам все-таки напомню и очень рекомендую не забывать об этом в течение нескольких ближайших часов.
– И что бы это такое могло быть, ваша честь?
О’Данн нахмурился:
– Попробуйте только сделать, сказать или хотя бы подумать что-нибудь непочтительное по отношению к миссис Бальфур – я об этом узнаю и предприму против вас такие карательные меры, которые заставят вас горько, очень горько пожалеть о содеянном. Я ясно выразился?
– Куда уж яснее.
Броуди бросил быстрый взгляд на Анну: она крепко переплела пальцы и смотрела остекленевшим взглядом прямо перед собой.
– Сегодня вечером чести миссис Бальфур с моей стороны ничто не угрожает, – сказал он. – Даю вам слово.
– Хорошо.
Адвокат подошел к Анне и взял ее за руку.
– Вы уверены, что с вами все будет в порядке?
Анна выдавила из себя улыбку и похлопала его по рукаву.
– Да, конечно, я совершенно уверена. Поезжайте, Эйдин, вам пора. Они скоро будут здесь.
О’Данн кивнул, бросил на прощание еще один грозный взгляд на Броуди и потянулся к дверной ручке.
– Идем, Билли.
– Я готов.
Билли протиснулся мимо Анны следом за О'Данном. В дверях он обернулся и с блаженной улыбкой произнес по слогам:
– Бу-во-на се-ра, синь-ора <Добрый вечер, госпожа (искаж. ит.).>. А ты, Джонни, смотри не зарывайся. Веди себя примерно, понял? Может, я буду ближе, чем ты думаешь. А? Что скажешь?
Он дружески хлопнул Броуди по плечу, едва не свалив его с ног, и вышел на крыльцо.
Не успела дверь за ними закрыться, как Анна повернулась кругом и поспешила прочь по коридору, подальше от него. Броуди догадался, что она направляется в столовую, где, судя по тихому звону посуды и стуку приборов, слуги уже накрывали стол к обеду. Небось думает, что там она будет в большей безопасности. Он не спеша последовал за ней.
Вот она вынула вилки из ящика буфета и пересчитала их. Броуди следил за ней молча. Разумеется, она не желала смотреть в его сторону. Он мог бы пройтись колесом – она все равно не повернула бы головы. Ее нежный чистый профиль был замкнут и строг. Не стоило даже пытаться просить у нее прощения: она только посмеялась бы над ним, а он уже устал от ее презрительных насмешек. И все-таки надо было хоть что-то сказать.
– Билли целый день разучивал «буона сера», – начал Броуди самым любезным и светским тоном, подходя ближе, но не слишком близко.
Она не ответила.
– Я тоже кое-что выучил. Хотите послушать?
– Нет.
– Non e colpa mia, non ho fatto niente. Хотите знать, что это значит?
–Нет.
– «Это не моя вина, я ничего не сделал». – Броуди тихонько засмеялся, надеясь вызвать у нее улыбку, но ничего не вышло. Он вспомнил, что вдобавок ко всему прочему она еще и шуток не понимает.
– Я сама тоже выучила одну фразу, – вдруг обронила Анна минуту спустя, приведя его в изумление. – Хотите послушать?
– Ясное дело.
– Mi lasci stare. Это означает: «Оставьте меня в покое».
Улыбка сползла с его лица. Прислонившись к стене, он стал наблюдать, как она один за другим поднимает фужеры и рассматривает их на свет. «И чего она там ищет? Насекомых?» – с раздражением подумал Броуди. А впрочем, какая разница? Важно было другое: она упорно и демонстративно его не замечала.
Он опять подумал о том, что, может быть, стоит извиниться. Выпалить прямо сейчас, что сожалеет, что он вел себя как скотина, что это на него не похоже, что он никогда в жизни так не обращался с женщинами и не понимает, что за бес в него вселился, но это больше не повторится. Однако он заранее предвидел, что все его усилия ни к чему не приведут, и эта безнадежная мысль уже в который раз остановила его на полдороге.
Теперь Броуди горько сожалел о своей… безрассудной горячности, как он сам это называл. Она-то, конечно, назвала бы это по-другому, Броуди в этом не сомневался.
– Вот это вилка для салата, мистер Броуди, – сказала Анна строгим голосом классной дамы, держа одну из них на весу.
У него создалось отчетливое впечатление, что, будь у нее в руках вилы, она насадила бы его на них, как копну сена.
– У нее имеется определенное сходство с десертной вилкой, – продолжала между тем Анна, – однако зубцы несколько отличаются по форме. Видите?
Броуди опять попытался обратить все в шутку.
– Не беспокойтесь, я не опозорю вас перед вашими друзьями. Я прилежно учился, Энни. Я много чего знаю. Вы даже представить себе не можете.
Она скривила губы и бросила на него полный презрения взгляд.
– Вы мне не верите? – Броуди откашлялся. – «Никогда не ковыряйте в зубах при свидетелях. Не бросайте кости на стол. После обеда никогда не складывайте салфетку».
Он просиял, а она озабоченно нахмурилась и начала поправлять цветы в вазе, хотя в этом не было никакой нужды.
– «По-настоящему воспитанные люди не позволяют себе покачиваться в кресле-качалке в присутствии посторонних». «Дневные визиты полагается делать между двумя и пятью часами». «Что касается дамского гардероба, следует помнить: пестрота расцветки предпочтительнее, когда речь идет о коврах».
Неужели она улыбается? Броуди наклонил голову набок, стараясь получше разглядеть ее лицо. Она повернулась боком; он последовал за ней, согнулся, заглядывая снизу. Есть! Уголки губ у нее подергивались в еле заметной улыбочке, особенно очаровательной оттого, что она пыталась ее удержать.
– «Не следует настраивать арфу на публике, чтобы не слишком утомлять окружающих», – продолжал Броуди, упоенный своей победой. – «Никогда не позволяйте джентльмену снимать кольцо с вашего пальца или расстегивать браслет, чтобы его рассмотреть, а главное, ни в коем случае не разрешайте ему изучать приколотую к платью брошь – это совершенно недопустимо. Настоящая леди должна сама снять драгоценности прежде, чем показать их джентльмену». «Никогда не отправляйтесь в путешествие в белых шелковых перчатках, никогда…»
– Спасибо, этого более чем достаточно.
Голос у нее был строгий, но в глазах промелькнул, веселый огонек. Только теперь Броуди осознал, как сильно ему этого не хватало. Они улыбнулись друг другу, потом она спохватилась, напустила на себя холодность и принялась заново складывать все салфетки.
– Итак… – Не спуская с нее глаз, он рассеянно провел пальцем по ножу для масла. – Как мне называть этих людей? Насколько хорошо я с ними знаком?
Анна уже успела вернуть себе обычную сдержанность: в ее голосе ему почудилось морозное дыхание зимы.
– Мистера Миддоуза вы называете Эдвином, а остальных – миссис Миддоуз и мисс Миддоуз. И мистер Траут. Они наши соседи в Ливерпуле. Мистер Миддоуз – владелец нескольких спичечных фабрик.
