Мой смелый граф - Холл Констанс (полные книги .txt) 📗

— Да, вы, пожалуй, правы. Они бывают очень противными.

— Ваш отец просил меня передать кое-что вам и вашим братьям.

— Вот как? — спросила Энн, и в голосе ее прозвучало что-то вроде волнения.

— Да. Он велел передать вам, что очень скучает и скоро приедет.

Уголки рта у Энн опустились, и она снова уставилась на куклу.

— Он всегда так говорит. Я не очень часто его вижу.

— Но не потому, что он не хочет вас видеть. В Лондоне он очень много работает.

— Да. Прингл тоже так говорит, но мне бы хотелось, чтобы он мог работать здесь. — И Энн бросила взгляд на дверь.

Холли не знала, что сказать, чтобы утешить ребенка, поэтому она посмотрела на опущенные занавеси на окнах.

— А вы знаете, что есть такие феи, которые живут только при свете солнца, а если не впускать солнце в комнату, то феи к вам не придут?

— Миссис Прингл говорит, что солнечный свет мне вреден, но она не говорила, что в нем живут феи.

— Феи показываются только тем, кто верит в их существование. Вряд ли миссис Прингл верит в фей, так что вполне понятно, что она о них ничего не знает. — Холли махнула рукой в сторону окна. — Давайте пригласим сюда фей?

Энн кивнула, и ее белокурые волосы упали на лицо кукле.

Холли подошла к окну и отдернула тяжелые занавеси из бордовой парчи. Вечернее солнце ударило в окно, упало на изножье кровати, окутав ноги Энн струящимся светом.

Холли указала на пылинки, пляшущие в воздухе.

— Видите мелкие пылинки?

— Да, — ответила Энн, с нескрываемым любопытством глядя на них.

— Это пища фей. Если посмотреть повнимательнее, можно увидеть, как они набирают их целыми горстями.

— Я не вижу фей, — широко раскрыла Энн внимательные глаза.

— Феи очень робкие, нельзя ожидать, что они появятся из древних времен, как только вы захотите их увидеть. Их можно увидеть именно тогда, когда их совсем не ждешь. — Пройдя через поток света и взметнув вокруг себя пылинки, точно падающие снежинки, Холли села на кровать.

— Я не упрекаю их за то, что они от меня прячутся. — Энн посмотрела на свои ноги.

— Почему вы так говорите? — Холли протянула руку, чтобы коснуться Энн, но та отпрянула.

— Потому что никто не хочет быть рядом со мной.

— Неправда. Мне нравится находиться рядом с вами.

— Да? — Энн подняла на нее свои синие глаза, внимательно вглядываясь в лицо Холли, словно желая убедиться, что та говорит правду.

— Да, очень нравится.

Некоторое время Энн молчала, впитывая в себя услышанные слова, а потом спросила:

— Как вы думаете, феи меня полюбят?

— Я еще не видела ребенка, которого они бы невзлюбили.

На мгновение лицо у Энн повеселело, потом она прикусила нижнюю губку:

— Хорошо бы они сделали так, чтобы я снова могла ходить.

Холли подозревала, что с девочкой что-то не так, но она никак не ожидала, что она не ходит. Она постаралась не выразить на лице удивления.

— А вы никогда не могли ходить?

— Я ходила, но перестала, когда умерла мама. — Энн скривилась, в глазах ее при воспоминании о смерти матери мелькнула боль.

— Вы повредили ноги? И поэтому перестали ходить?

— Просто я проснулась, а идти не могу. Доктор наложил мне на ноги вот эти лубки, они мне не очень-то нравятся. И еще мне приходится принимать лекарство, которое похоже на лошадиную пис-пис. — Увидев скептическое выражение на лице Холли, девочка добавила: — Это Драйден так сказал, когда попробовал мое лекарство. — Она поджала губы. — Не думаю, чтобы он пробовал лошадиную пис-пис. А вы как думаете?

— Я тоже так думаю, — ответила с улыбкой Холли.

— Вы так забавно говорите. Вы не из здешних мест? Вы из Брюсселя? Мисс Уайтерс говорит, что, если люди из Брюсселя, они очень странно разговаривают.

— Я из Америки.

— А в Америке есть феи?

— Конечно, есть, но они живут под шляпками грибов. Я обычно ходила искать их в лес вместе с бабушкой.

— А моя бабушка умерла раньше, чем мама, — сообщила Энн, задумчиво вздыхая. — У меня есть только прабабушка, но я не думаю, что она знает что-нибудь про фей. А вы находили фей, когда гуляли в лесу с бабушкой?

— По правде говоря, нет, но я видела, как ночью появляются их фонарики, когда смотрела из окна. Бабушка об этом не знала, но я часами сидела у окна по ночам, когда мне полагалось спать.

— Вы видели просто светлячков.

— Нет, я уверена, что это были феи, потому что когда я очень внимательно всматривалась в огоньки, я видела крылышки и маленькие человеческие фигурки.

Энн сдвинула тонкие бровки и молча навивала на пальцы кукольные волосы.

Посмотрев на куклу, Холли заметила, что та почти облысела там, где Энн наматывала на пальцы ее волосы.

— Я собираюсь пойти прогуляться. Не хотите ли пойти со мной?

— Мне не разрешают выходить на свежий воздух. Доктор говорит, что он для меня вреден.

— Тогда, может быть, мы сходим и вместе посмотрим вольер?

— Нет-нет. — Энн покачала головой, и в глазах ее мелькнул страх. — Птицы меня пугают, а папа не разрешает входить туда, если его нет дома. Он говорит, что мы мешаем им высиживать птенцов.

— Ну ладно, пожалуй, мне тоже не стоит их тревожить. Наверное, я схожу посмотреть на них как-нибудь потом. Я вернусь к вам через некоторое время узнать, не нужно ли вам чего-нибудь.

Она бросила на девочку сочувственный взгляд и оставила ее убаюкивать куклу с меланхолическим выражением на маленьком бледном личике. У себя на родине, в сиротском городском приюте, Холли встречала сверхчувствительных детей, потрясенных смертью одного или обоих родителей. Кое-кто из таких детей не мог даже говорить, другие уходили в себя и утрачивали всякую связь с реальностью. Энн отказалась ходить, когда умерла ее мать. Самое грустное заключалось в том, что приютские дети редко выздоравливали, они лишь глубже уходили в себя, их душа была поглощена внутренней мрачной бездной. Холли хотелось думать, что с Энн такого еще не случилось.

Необходимо как-то наполнить радостью жизнь маленькой девочки. Могло бы помочь празднование Рождества, но нужно подумать, как сделать так, чтобы не рассердить миссис Прингл. И потом, еще есть Джон. Леди Матильда сказала, что его жена умерла в сочельник. Энн рассказала, что перестала ходить в первый день Рождества. Бедный Джон… Как все ужасно! Теперь она понимала, почему он не хочет праздновать Рождество, но ведь должны же дети ощущать хоть немного радости в жизни. Нужно найти способ, как дать им эту радость.

Она снова подумала о Джоне, о том дополнительном бремени, которое упало на него, когда он узнал, что кто-то хочет его разорить. Перед ее мысленным взором возникло лицо мистера Скибнера. Удается ли ему охранять Джона, оставаясь незамеченным? Если Джон узнает, что она сделала, он никогда ей не простит. Оставалось надеяться, что мистер Скибнер достаточно компетентен, чтобы незаметно обеспечивать охрану Джона.

Джон остановился перед домиком под черепичной крышей у Уайтчепелской дороги. С карнизов свисали сосульки, тающие на солнце. Потоки света струились через замерзшую воду, и радужные лучи падали ему на лицо. Джон поднял руку, прикрыл ею глаза и заметил, что окна в домике запотели. Он постучал тростью в дверь, глядя, как оттаявшая изморозь стекает по оконным стеклам.

Его охватило странное чувство, что кто-то на него смотрит, и он оглянулся. Мимо, дребезжа, проехала телега, груженная бочонками с пивом. По другой стороне улицы прошел, насвистывая, трубочист, на плече он нес несколько щеток на длинных палках.

Дверь домика со скрипом отворилась. Джон посмотрел в удивленное лицо Генри Томаса, и странное ощущение исчезло.

Томас гостеприимно улыбнулся:

— Милорд, какая честь для меня!

— Я надеялся, что вы все еще владеете своим коттеджем, и воспользовался случаем навестить. Мы можем поговорить?

— Конечно. Заходите, пожалуйста, не стойте на холоде. Джон вошел, и в нос ему ударил восхитительный запах пирога с изюмом и миндалем. Коттедж был невелик — не больше гостиной в его особняке. Внутри располагались маленький дубовый стол и четыре стула. В задней части комнаты находилась кухня.