Дочь пирата - Фоули Гэлен (книги без регистрации полные версии txt) 📗
Все это время Дариус накручивал на палец ее локон. Когда легкое потягивание прекратилось, Серафина увидела, что он дремлет: ресницы темными веерами лежали на щеках.
Мысль о том, что вскоре придется отпустить Дариуса на волю, вызвала в ней мучительную тоску. Серафина чуть не заплакала. Она заставила себя не думать о разлуке. Здесь, на лугу, сию минуту будущего не существовало. Были только она и Дариус.
Сорвав длинную травинку, Серафина пощекотала загорелую щеку возлюбленного.
— На тебе муравей, — прошептала она.
— М-м… нет, — пробормотал он, не открывая глаз. — Это ты ко мне пристаешь.
Дариус открыл глаза.
— В чем дело, Стрекозка?
— Ох, Дариус. — Она нежно обхватила ладонями его голову. — Ты такой милый. Я хочу… хочу, чтобы ты принадлежал только мне.
Смех его был легок и нежен, как вздох.
— Ладно.
— Я хочу, чтобы нам никогда не пришлось отсюда уезжать. Дариус, почему мы никогда не получаем того, что хотим?
Он погладил ее по щеке.
— Такова жизнь. Не грусти. Ты слишком красива, чтобы грустить.
— Я не могу не думать об этом.
— Подари мне поцелуй, — прошептал Дариус, положив руку ей на затылок и пригибая к себе головку Серафины.
Она поцеловала его.
Дариус был прав. Поцелуй прогнал ее страхи. Принцесса глубоко вздохнула и растаяла в его объятиях, жадно упиваясь жгучими поцелуями. Дариус привлек ее к себе. Они опустились на одеяло, и он заставил ее забыть обо всем.
Три дня они были неразлучны.
Словно издали смотрел Дариус на самого доверенного слугу короля, который радостно и беззаботно накликал на себя опасность, совершенно не жалея об этом. Впервые в жизни он ощущал покой, глубочайшую сердечную усладу и безмятежность. Куда-то ушла вечная настороженность, изматывающая душу, ослабла железная хватка борьбы за выживание, не отпускавшая его более десяти лет.
Серафина ластилась к нему и ласкала его словно он был одним из ее ручных зверей. Дариус же наслаждался каждой минутой ее внимания, тронутый нежностью, с которой она заботилась о нем.
Даже слышать, как звучал в коридорах старой виллы голос Серафины, выкликающий его имя, было отрадно Дариусу.
Он не думал, что такое возможно, однако по мере того, как расцветало ее счастье, Серафина становилась все краше и краше. На него наводила страх мысль о том, что он, внебрачный сын цыганки — в сущности, никто! — был тому причиной.
Серафина поглощала все его внимание. Любовь принцессы согревала Дариуса. Он упивался ее невинными поцелуями, которые часто сменялись бурей желания… И все же ощущение, что связывающее их чувство свято и целомудренно, никогда не покидало его.
Они не думали о будущем и не смели говорить вслух о том, о чем оба наивно мечтали: что все это навсегда! Что эта старая вилла с ее выцветшими желтыми стенами — их дом.
Что он — ее муж.
Что она — его жена.
Дариус знал, что это абсурдно. Но ему было все равно. Он понимал, что страшная мука придет потом… Не важно! Они, как дети, играли в воображаемую реальность, которой быть не могло… Но Боже, как легко оказалось забыть о том, что за стенами поместья простирался раздираемый войнами мир!
Дариус ничем не занимался. Лишь написал письмо управляющему своими поместьями в Испании. Он писал его, лежа в их обшей постели… используя нагую спину Серафины, как пюпитр. Дариус забросил свои тренировки с оружием, ни разу не брал в руки элегантного ружья, которое приготовил для поездки в Милан.
Впервые он учился жить и думать, не желая смерти.
На четвертую ночь, когда они лежали в постели, сплетя руки и тела, их взгляды встретились. Они погрузились в неизмеримые глубины души, но не стремились к большему, чем нежные ласки и касания.
Но вскоре Дариус заметил, что кожа Серафины теплеет, а в невинной обольстительнице разгорается возбуждение. Она обвила руками шею Дариуса и прильнула к ней жадным поцелуем. Каждый мускул его тела задрожал, потому что не было ничего проще, чем скользнуть в нее, взять то, что ему принадлежало, и утолить наконец беспредельную жажду.
Однако Дариус поклялся себе не делать этого. Поклялся остатками чести, которую еще сохранил. Он не покинет ее сломанной и погубленной. Когда он уйдет на смерть, Серафина не останется с ребенком. Достаточно того, что ей придется оплакивать его.
Ветерок шевелил оконные занавески, донося до них благоухание ночи. Они ласкали друг друга и шалили, отдаваясь прелестной игре, беззаботные и счастливые… Минуты шли и в песочных часах судьбы песок непрерывно и неумолимо сыпался вниз.
Дариус вдруг проснулся среди ночи. Встревоженный, настороженный.
«Что-то неладно!»
В спальне было темно. Рядом с ним мирно спала Серафина. Он замер, прислушиваясь.
Дариус различил лишь стрекот цикад и тихое дыхание Серафины.
Он сел в постели, спустил ноги на пол, бесшумно натянул штаны, сорочку и сапоги. Тихо подкравшись к двери. Дариус прислушался, но ничего не услышал.
Бросив прощальный взгляд на Серафину, он приотворил дверь и выскользнул в коридор. Так же бесшумно спустился по деревянным ступеням, избегая ступать на те, что могли заскрипеть. На первом этаже Дариус заглянул в столовую. Здесь, как и во всех комнатах первого этажа, он расставил караульных у каждого окна.
— Все в порядке, солдат?
— Да, сэр. Все тихо, — отозвался тот.
— Который час?
— Три часа, сэр. Дариус кивнул.
— Не зевай, солдат.
Затем он обошел другие посты, но знакомое ощущение опасности не проходило. Интуиция столько раз спасала его, что Дариус не мог пренебречь этим. Встревоженный, он прошел в маленькую по-спартански обставленную комнату, покинутую им с первых же дней, и достал из гардероба черный кожаный футляр, в котором хранился его арсенал.
Взяв с бархатного ложа любимый кинжал с рукояткой слоновой кости, Дариус почувствовал себя лучше: оружие вселяло уверенность. Пистолет он сунул за пояс брюк.
Беспокойными шагами Дариус обошел весь дом и вышел на заднее крыльцо, где встретил Томаса, сержанта своего эскадрона, курившего сигару.
— Что-то не так, полковник? — спросил сержант, предлагая ему закурить.
— Не знаю. — Дариус склонился, чтобы взять сигару. — У меня дурное предчувствие.
Томас пожал плечами, сдерживая зевок.
— Пока все тихо.
— Возможно, слишком тихо. — Дариус глубоко затянулся и, подойдя к краю ступенек, всмотрелся в лес. Воздух дышал прохладой и ароматом хвои. Высоко в небе плыл месяц.
— Ничего необычного не заметили?
— Нет, сэр. У часовых есть собаки. Уверен, если кто-нибудь появится поблизости, эти чудовища поднимут лай.
— Будем надеяться, что все так и есть.
Дариус выпустил струю табачного дыма, затянулся второй раз и отдал сигару Томасу. Затем вернулся в дом. Беспокойство не покидало его. Он мерил шагами коридоры, выглядывал в окна, но ночной пейзаж казался тихим и спокойным.
В конце концов, он зашел на кухню напиться воды. Взяв из буфета металлическую кружку, Дариус направился к ручному насосу, чтобы накачать прохладной родниковой воды с гор. С тихим звоном она ударила тонкой струйкой в дно. В этот момент Дариусу послышался какой-то звук… возможно, тихий топот копыт.
Он насторожился. От парадной двери доносились громкие голоса, но звук льющейся в кружку воды не позволял разобрать слова.
«Идиоты. Они же разбудят Серафину», — с досадой подумал Дариус.
Он подошел к окну и стал всматриваться в темноту. Около фасада стояла черная правительственная карета, бока коней бурно вздымались после недавней скачки. Дариус разглядел королевский герб на дверце и увидел, что на месте кучера восседает капитан Орсини.
«Что за чертовщина? Что делает здесь этот боров? Ему же полагается сейчас ловить шпионов», — подумал Дариус. Он заметил, как Томас направился к Орсини. Вода перестала течь, и теперь Дариус слышал их разговор.
— У меня пропуск, и вот данный мне приказ! — говорил Орсини. — Они хотят, чтобы я немедленно привез ее назад. Не знаю почему. Думаешь, мне что-то объясняют?
