Загадочные женщины XIX века - Бретон Ги (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗
Утром доктор Эванс предложил следовать дальше поездом. Четверо путников пешком отправились на станцию.
В пять минут девятого прибыл поезд, идущий до Серкиньи.
— Вот пустое купе, — сказал Эванс. — Быстрее занимайте его!
В поезде все почувствовали себя в безопасности.
«Но, — пишет доктор Эванс, — когда начальник вокзала, обходивший поезд, открыл дверь и, бегло оглядев компанию, тут же захлопнул ее, императрица, успевшая прочесть на его лице злую усмешку, встревожилась».
Этот человек узнал ее… Что делать?
Но, вероятно, ему претила мысль доносить на женщину, так как он вернулся в свое бюро, не позвав полицию.
Когда поезд тронулся, Евгения облегченно вздохнула. Она была на волосок от ареста, как Мария-Антуанетта. Все королевы, вынужденные бежать, вспоминают Марию-Антуанетту. О ней думала Мария-Луиза на пути в Рамбуйе, и королева Амелия, сопровождавшая Людовика-Филиппа, следовавшего этим же маршрутом из Парижа в Ла-Манш…
В Серкиньи беглецы пересели в скорый парижский поезд. В двадцать минут десятого они были в Лизье. Здесь им нужно было найти экипаж, который доставил бы их в Довиль, куда доктор Эванс ездил отдыхать. Шел дождь. Доктор Эванс оставил своих спутников у ворот ткацкой фабрики и отправился в город. Через полчаса он вернулся с ландо, нанятом за бешеные деньги.
«Когда я свернул на улицу, которая вела к вокзалу, в глаза мне бросилась фигура императрицы, стоявшей под дождем у входа на фабрику, — пишет доктор Эванс.-Императрица словно олицетворяла одиночество, и эта картина никогда не изгладится из моей памяти».
Он подумал о том, что не прошло и года с того дня, когда эта женщина открывала Суэцкий канал и была в центре пышных празднеств.
В этот момент появился сержант полиции, тащивший собой какого-то рабочего. Неожиданно произошел неприятный инцидент. Евгения, возмутившись грубым обращением полицейского, забыв обо всем, шагнула вперед и закричала:
— Немедленно отпустите этого человека! Я приказываю! Я императрица!
Изумленная пара остановилась. К счастью, тут подоспел доктор Эванс. Быстро выпрыгнув из ландо, он покрутил рукой у виска, давая понять, что эта женщина сумасшедшая, а затем затолкал императрицу в экипаж.
В три часа дня они прибыли в Довиль. Дантист остановил ландо у бокового входа Отеля де Казино, где поселилась его жена, и императрица незамеченной проскользнула внутрь. Через минуту она оказалась в комнате мадам Эванс и прошептала:
— О Господи! Я спасена!
Нужно было позаботиться о судне. Доктор помчался в Трувиль, уговорил одного англичанина, сэра Джона Бургоня, взять императрицу на борт его яхты в полночь того же дня.
На рассвете яхта «Газель» снялась с якоря. Почти сразу же поднялась сильная буря. Двадцать раз яхта, длиною в пятнадцать метров, грозила перевернуться и потонуть.
«Это суденышко подпрыгивало на волнах, словно пробка, — рассказывала впоследствии императрица. — Я была уверена, что мы погибнем. Смерть от разбушевавшейся стихии казалась мне блаженством. Я думала о том, что исчезну навсегда и никто не узнает, что со мной случилось. Тайна окутает конец моей жизни».
Но яхта выстояла и в четыре часа утра встала на рейд в Риде. Евгения была спасена.
Через несколько часов она встретилась в Гастингсе с наследным принцем, тоже приплывшим в Англию после пребывания в Бельгии. Они, плача, обнялись, и, как сообщает Пьер Фурнель, «свидетели этой сцены были так взволнованы, что и через тридцать лет не могли без слез рассказывать о той минуте».
24 сентября императрица и ее сын перебрались в Числхерст, расположенный в двадцати минутах езды от Лондона. Они поселились в просторном доме из краевого кирпича, окруженном парком.
Приключения окончились. Началась жизнь в изгнании.
В тот же вечер императрица написала императору, которого держали в замке Вильгельмшез в Пруссии! Это письмо положило начало нежной переписке между супругами. 6 октября экс-император писал:
«Я вижу по твоим письмам, что твое сердце разбито, и несказанно страдаю. Тем не менее я еще живу в нем…»
О фаворитках было забыто. Поверженный, больной, пленный Наполеон III униженно выклянчивал у Евгении хоть немного нежности.
16 октября императрица писала:
«Дорогой друг!
Дни величия прошли, и больше ничто не разделяет нас с тобой. Мы вместе, на этот раз действительно вместе, потому что наши страдания и надежды связаны с Луи. Чем больше сгущаются тучи над нашим будущим, тем больше мы нуждаемся в поддержке друг друга…»
Период бурь, измен, сцен ревности остался позади. Общее горе сблизило супругов.
С этого момента Евгения мечтала лишь об одном — добиться разрешения прусского правительства присоединиться к императору и обнять его, как когда-то.
Но Бисмарк был против такого разрешения.
— Мы не можем принять на нашей территории главу вражеской армии, — говорил он.
Это заявление на первый взгляд кажется странным в конце сентября 1870-го, то есть через месяц после провозглашения Республики. Но нельзя забывать о том, что Евгения номинально оставалась во главе армии в Меце, сохранившей верность режиму империи. Таким образом, она официально являлась врагом Пруссии, что не позволяло Евгении ступить на ее территорию.
Экс-императрица нашла выход из положения. Она решила сдаться в плен, чтобы разделить заключение с Наполеоном III.
Экс-император, растроганный, запретил ей это делать. «Ваше место, — писал он, — рядом с нашим сыном».
Евгения не настаивала. Она целиком погрузилась в политику. Каждый день она изучала газеты и внимательно следила за тем, что происходило во Франции. Надежда еще теплилась в ней.
— Базен держится в Меце, — говорила она. — Если ему удастся прорваться и оттеснить врага, возможно, все изменится к лучшему. И потом, есть еще армия на Луаре, которая сможет дать отпор Пруссии! Еще не все потеряно!
Она надеялась, что страны, хранившие нейтралитет, вмешаются в конфликт. Сразу после прибытия в Числхерст она написала царю и Францу-Иосифу и попросила их о помощи. Оба поспешили ответить ей любезными ни к чему не обязывающими письмами.
В начале октября она встретилась с графом Бернсторфом, послом Пруссии в Лондоне, и через него обратилась к королю Вильгельму с просьбой поддержать всем необходимым Мец, пока идет подготовка к мирным переговорам.
Удивленный король Пруссии ответил, что «такого рода услуги не приняты у военных». Евгению очень расстроила такая резолюция.
27 октября Мец капитулировал.
Евгения была раздавлена этой новостью, отнимавшей у нее последние надежды. Она заперлась в спальне и плакала.
28-го она появилась в траурных одеждах и объявила, что намерена ехать в Вильгельмшез.
— Теперь ничто не мешает моему свиданию с императором. Я должна посоветоваться с ним, как вести себя в сложившейся ситуации. Базен сдался, и империи больше не на что рассчитывать. Если остался хоть какой-то шанс договориться с Пруссией, то нельзя терять ни секунды.
И она уехала налегке в сопровождении графа Клари. 30-го после полудня она морем прибыла в Кассель.
Евгения беспокоилась, что ее неожиданный приезд слишком взволнует экс-императора.
— Поезжайте вперед, — сказала она своему спутнику, — и предупредите Его Высочество о моем прибытии.
Она отправилась в путь через пятнадцать минут после отъезда Клари и в одиночестве проделала шесть километров, отделявших ее от места заключения экс-императора. В пять часов ее экипаж остановился у въезда в замок. Бледная, дрожащая, она вышла из кареты и увидела Наполеона III в окружении нескольких офицеров, который ждал ее на ступеньках крыльца. Она бросилась к нему, но экс-император, хранивший спокойствие, ограничился рукопожатием, словно они расстались только вчера. Евгения смутилась. В ее взгляде, как сообщают очевидцы, «промелькнуло раздраженное недоумение». Затем она позволила экс-императору взять ее под руку и прошла в его кабинет.
