Сокол и огонь - Райан Патриция (книги онлайн txt) 📗

Проведав перед сном своих соколов, он лег на кушетку и закрыл глаза. И мгновенно в его воображении возникло колыхающееся в зеленой воде лицо Мартины. Она была мертва…

Торн вздрогнул, стряхнул наваждение и, перевернувшись на спину, уставился в потолок. Хорошо, что он успел вовремя. Ведь если бы Мартина погибла, то и Эйлис умерла бы. Все уже считали ее мертвой, но молодая леди сумела обнаружить слабые признаки жизни в детском тельце и оказалась достаточно искусной, чтобы победить в борьбе со смертью.

Кто-то постучал в дверь. Пусть себе стучат. Он не станет отзываться. Он спит и не хочет никого видеть.

Торн закрыл лицо ладонями. А если бы Эйлис все же умерла, что тогда? От этой мысли его сердце сжалось от боли. Эйлис была для него Луизой, она согревала ему душу, облегчала горечь утраты.

Стук прекратился. Торн поднялся, плеснул в лицо воды из тазика и протер глаза.

По соломенной кровле зашуршал дождь. Тяжелые капли забарабанили в ставни, и порыв ветра распахнул их створки. Торн подошел к окну. Непрошеный гость удалялся от птичника, направляясь к замку. Его фигура была закутана в черный плащ, голова закрыта капюшоном. «Кто бы это мог быть? На Райнульфа не похоже, он шире в плечах». Торн пристально всматривался сквозь завесу воды в неясную фигуру, стараясь различить обувь незнакомца. Сердце сжалось от смутного предчувствия.

Вдруг очередной порыв ветра сдернул капюшон с человека во дворе, и рассыпавшиеся по плечам длинные золотые волосы не оставили никаких сомнений. Это она…

Секунда — и Торн выскочил в дверь и, как был полуодетый, помчался к Мартине.

Глава 10

Торн схватил Мартину за плечи. Она в испуге обернулась. Он молча надел на нее слетевший капюшон, взял за руку и быстро повел к себе в дом. Войдя внутрь, он запер за собой дверь.

Некоторое время они смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Торна немного удивила ее нерешительность — обычно Мартина была очень самоуверенна. Она, наверное, хотела объяснить причину своего визита и в то же время колебалась, не зная, с чего начать.

Он невольно залюбовался ее бледным лицом. Оно было очень красивым. И как это он мог когда-то подумать, что у нее заурядная внешность? Мартина первой нарушила молчание:

— Я уже решила, что вас нет дома.

— Я спал.

Она нахмурилась.

— Извините, я не хотела вас потревожить.

— Ничего, все в порядке.

Ее плащ был мокрым. Он шагнул к ней и протянул руку к золотой брошке, скреплявшей плащ на груди, чтобы помочь ей расстегнуть ее. Мартина напряглась, и он быстро опустил руку.

— Я только… я хотел… ваша одежда промокла под дождем и я подумал, что…

— Ах, да. Конечно.

Она попыталась расстегнуть заколку сама, но дрожащие пальцы плохо слушались. Исцарапанные руки были перебинтованы полосками белой ткани.

— Позвольте мне, — сказал Торн. Он галантно дождался разрешающего кивка, ловко расстегнул застежку, снял плащ с ее плеч и повесил его на крючок. Вместо безвозвратно загубленного водой обручального костюма на ней была невзрачная темная туника.

Скользнув взглядом по его обнаженному торсу, она слегка покраснела и быстро отвела глаза. Торн уже успел полюбить эти мгновенные вспышки, окрашивающие ее щеки в розовый цвет и являющиеся единственным несомненным свидетельством ее истинных чувств.

Взяв со стула рубашку, он надел ее и зажег свечи.

Мартина поежилась от холода. Торн указал на кресло и, налив крепкого бренди, протянул ей чашу. Она взяла ее и сделала глоток.

— Можно разжечь огонь, — предложил он.

Она помотала головой.

— Не стоит. Я сейчас согреюсь.

— Больно? — кивнув на ее руки, спросил Торн.

— Чуть-чуть.

— Тогда допейте бренди, оно снимет боль.

Мартина посмотрела на чашу, словно раздумывая, а затем приложила ее к губам и быстро осушила до дна. Торн дотянулся до кувшина, взял у нее чашу и хотел было налить еще, но она остановила его.

— Нет, я засну, если выпью еще.

Торн на мгновение представил ее спящей в его постели, потом вспомнил, как Эйлис кричала, что Мартина спит голой, и закашлялся, прочищая горло.

— Как себя чувствует Эйлис? — присев на кровать, спросил он.

— Спит у матери на руках, — устало улыбнувшись, ответила она.

Торн кивнул.

— Если бы не вы, она погибла. Вы проявили удивительное мужество. Эта девочка значит для меня очень многое, и я хотел сказать… я хотел сказать вам спасибо.

Она подняла на него глаза.

— Я тоже хотела вам что-то сказать. Я понимаю, что вы обо мне думаете. Знаю, вы считаете меня высокомерной, испорченной и… и своенравной, и…

— Нет-нет, миледи.

— Пожалуйста, не отрицайте этого. Все так считают, и вы не исключение. Наверное, я действительно такая и есть. И мне очень трудно сейчас сказать вам то, что я хочу сказать. Особенно после…

Она почувствовала себя неловко и, быстро взглянув на него, опустила глаза.

«Особенно после того, как догадалась, что я чувствую к ней», — подумал Торн.

Мартина тряхнула головой.

— Я была несправедлива к вам. Честно говоря, вы… вы мне не нравились, и я вам не доверяла. Но сейчас… я отношусь к вам совсем иначе. Я очень надеюсь, что вы сможете простить мою грубость и мы станем друзьями.

Торн глубоко вздохнул и, стараясь скрыть радостные нотки, спокойно сказал:

— Я был бы очень рад этому.

Она серьезно посмотрела на него.

— Спасибо, что спасли мне жизнь.

— Не стоит.

«Ну вот и все. Сейчас она встанет и уйдет к себе», — подумал Торн, но она осталась сидеть и закусила губу, будто хотела, но не решалась сказать что-то еще. Очевидно, ей было действительно трудно сделать это.

Она вообще производила впечатление человека, говорящего то, что думает. Можно даже сказать, что она слишком прямолинейна и недипломатична. Многие мужчины, включая Бернарда и Эдмонда, сочли бы эту черту характера непристойной для знатной дамы. Но Торн мало общался с женщинами благородного происхождения, и ее искренность ему нравилась.

— Где вы научились плавать? — выдержав паузу, спросил он.

— Я выросла возле маленького озера, — глядя на колеблющееся на ветру пламя свечи, сказала она.

— Это озеро было рядом с замком вашего отца? Или около монастыря?

Мартина опять напряглась, и Торн тут же пожалел, что задал этот вопрос. Он хотел всего лишь поддержать беседу, прервать неловкое молчание, но она, должно быть, решила, что он снова пытается разнюхать о ее прошлом.

— Ни там и ни там, — ответила Мартина.

Он поднялся с кровати.

— Я вовсе не имел в виду…

— Нет.

Подойдя к ее креслу, он опустился перед ней на колени и, накрыв ее руки своими ладонями, заглянул в глаза.

— Вы можете ничего не говорить мне. Вы ничем мне не обязаны. Я спросил просто так, без всякой задней мысли…

— Вы считаете, что я ничем вам не обязана?! — Она покачала головой. — Но вы спасли мне жизнь.

Он поднес руку к ее лицу и поправил выбившуюся прядь волос. Волосы были прохладными, гладкими на ощупь и тяжелыми.

— Решайте сами, что стоит говорить, а что нет, — тихо произнес он, проведя ладонью по ее щеке. — Я не собираюсь выуживать из вас ваши секреты. А то, что вы ничего не должны мне, — истинная правда. Так что то, что произошло на реке, не имеет никакого отношения к тому, что вы хотите мне сказать.

Мартина отвернулась.

— Но вы ведь не знаете, что именно я хочу вам сказать.

Он взял ее подбородок и повернул лицом к себе.

— Вы незаконнорожденная дочь барона Журдена.

Ее задрожавшие руки и остановившееся дыхание подтвердили его догадку.

— Вы знали?!

— Не наверняка. Но это было наиболее вероятное предположение. Ведь вы именно это хотели мне сказать? Именно поэтому пришли ко мне?

Она кивнула.

— Да, и еще затем, чтобы поблагодарить вас. Я решила, что вы должны это знать. Было бы нечестно держать вас в неведении, особенно после того, что случилось днем. Ведь если бы правда обнаружилась после свадьбы, барон остался бы недоволен вами, а это означало бы отплатить вам неблагодарностью за спасение моей жизни.