Столетнее проклятие - Эйби Шэна (читать книги онлайн без txt) 📗
— Кажется, я должен поблагодарить тебя за то, что ты спасла мне жизнь, — произнес Маркус, наблюдая за проделками ветра.
— А! — пробормотала Авалон. — Да ладно… — Отчего-то эти слова взволновали ее, и она, чтобы успокоиться, стала с нарочитым вниманием разглядывать шероховатую каменную кладку стены.
— Уже во второй раз, — прибавил Маркус. Теперь он смотрел прямо на нее.
— Дважды? — смятенно отозвалась Авалон. — Не думаю.
— Именно так. — Маркус шагнул вперед — и снова Авалон ощутила на себе леденящий взор бесплотной змеи. Как это она до сих пор не разглядела? Демон, овладевший Маркусом, живехонек, просто сейчас его сдерживает стальная воля человека. «Должно быть, виной всему буря», — подумала Авалон. Как ни странно, она не испугалась, а развеселилась. Она отвлеклась, невольно прислушиваясь к раскатам грома.
Маркус остановился шагах в двух от нее и смотрел в упор, все так же саркастически усмехаясь.
— Сначала ты спасла меня от гибели под копытами жеребца, — еле слышно проговорил он. — Потом — от людей, которые, сидя под моим кровом, за моим столом, объявили, что хотят отнять у меня жену.
— Но я не…
— Будь уверена, Авалон, я бы никогда этого не допустил. Пусть себе настрочат хоть сотню эдиктов, но ты принадлежишь мне и останешься со мной и моим кланом. Чтобы отнять тебя, им придется вначале убить меня.
Буря все бесновалась за окном, и потоки дождя хлестали по стене замка.
— Но ведь я осталась, — бросила Авалон, повысив голос, чтобы перекричать рев бури.
— Да, — кивнул Маркус. — Осталась.
И вдруг бережно и властно взял ее ладонь в свои. В его смуглых, жестких, натруженных руках пальцы Авалон казались совсем хрупкими, почти прозрачными. Маркус держал ее руку легко, нисколько не применяя силы, но от этого прикосновения Авалон бросило в жар, словно она вдруг оказалась в его объятьях. Она попыталась скрыть свое смятение, но безуспешно. Маркус видел ее насквозь.
По губам его скользнула медленная, чувственная улыбка.
— Я рад, Авалон, что ты решила остаться. Это многое упрощает.
Она и глазом моргнуть не успела, а он уже шагнул к двери, чтобы уйти неведомо куда и неведомо когда появиться снова. Ужаснувшись этой мысли, Авалон бросилась вдогонку и настигла Маркуса уже на пороге, когда он собирался захлопнуть дверь.
— Милорд! — воскликнула она, хватаясь за засов.
Маркус обернулся, окинул ее испытующим взглядом.
— Я больше не хочу сидеть взаперти, — повторила Авалон, кусая губы.
— Когда наши знатные гости уедут, ты вольна будешь свободно бродить по замку. До тех пор, миледи, окажи мне честь и побудь еще немного в этой комнате. Понимаешь ли, мне так спокойней.
Авалон молча выпустила засов.
— И кстати, леди Авалон, еще одна безделица. Ты сказала, что останешься в замке «на некоторое время». Надеюсь, когда ты передумаешь и решишь уехать, то соблаговолишь вначале известить об этом меня. Очень уж накладно будет посылать на поиски целое войско.
Часовой толкнул дверь, и, покуда она медленно закрывалась, Авалон видела в щели непроницаемое смуглое лицо Маркуса. Да, змея в нем жива. И именно она сейчас, усмехаясь, глядела на Авалон.
Не прошло и часа, как девушка увидела из окна всадников, исчезающих за поворотом дороги. Их штандарты промокли насквозь, но реяли все так же высоко и гордо.
Отойдя от окна, Авалон толкнула дверь комнаты — и та лениво распахнулась, открывая ей путь на свободу.
8.
Буря превратила круглую башню в таинственное обиталище сумрака — холодок, сумятица теней, свежесть дождя.
Маркус не стал зажигать ни ламп, ни факелов. Ему нравилось, когда башню озаряли только вспышки молний и серебряные струи дождя. Этот призрачный свет говорил ему, что в мире есть не только пустыни с их песком, солнцем и иссушающей жаждой. Залитая дождем круглая башня была полной противоположностью Святой Земле. Все равно что рай по сравнению с адом. Если бы проливной дождь шел над башней целую вечность, Маркус посчитал бы это небесным благословением.
Этим преклонением перед даром небес — обыкновенным дождем — Маркус был обязан своему рыцарю, сэру Трюгве.
Сэр Трюгве обучался поочередно в нескольких монастырях и с возрастом стал ревностным поборником дела Христова. К тому времени, когда Маркус поступил к нему в оруженосцы, этот достойный рыцарь требовал, дабы вся его свита и челядь молилась по меньшей мере четырежды в день. Немало часов отстоял Маркус на коленях перед каменным алтарем родовой часовни в крохотном английском поместье, которое служило обиталищем Трюгве.
Заветнейшей мечтой этого достойного рыцаря было совершить паломничество в святейший город мира — Иерусалим. Однако известия, что неверные в Святой Земле набирают силу, что они повсюду грабят и уничтожают христианские святыни, распалили кровь рыцаря. Церковь бросила клич, призывая на помощь добрых христиан, и сэр Трюгве понял, что нашел свою цель в жизни.
Маркусу было всего пятнадцать, когда они отправились в крестовый поход. Они получили от папы отпущение грехов, и сэр Трюгве сообщил своему оруженосцу, что за добрые деяния им теперь уготовано место в раю. «А это, — продолжал рыцарь, ликующе глядя на своего юного спутника, — и есть то, что отличает людей от животных». Их ждет священная война за правое дело, и они блаженны уже потому, что станут малой частью этого великого деяния.
Маркус верил ему. Да и почему бы не верить? При всей своей набожности сэр Трюгве был восхитительно не похож на Хэнока Кинкардина. Впервые в жизни юный Маркус услыхал от зрелого мужчины не презрительную ругань, а одобрение и похвалу.
А потому он старался во всем сравняться со своим благодетелем. Всей душой воспринял он зов Церкви и воинственный клич: «Так хочет бог!» — ибо думал, что бог и вправду этого хочет, а он, Маркус Кинкардин, — всего лишь воин, исполняющий его волю.
Но, столь доблестный в речах, в бою сэр Трюгве оказался отнюдь не из первых. Истинную славу завоевал его оруженосец. Рано возмужавший под жестокими лучами палящего пустынного солнца, Маркус сражался отважней, чем многие опытные воины, и очень скоро заслужил прозвище Убийцы Неверных.
Если сэр Трюгве и завидовал своему оруженосцу, то очень скоро преодолел зависть и искренне радовался успехам Маркуса, тем более что отсвет его славы падал и на набожного рыцаря. Сэр Трюгве так упивался этой славой, что отказался возвращаться домой даже после того, как объявили конец крестового похода и почти все французские и германские рыцари покинули Святую Землю. Лишь горстка самых упорных осталась продолжать священную войну.
Сэр Трюгве и его оруженосец лишились не только своих солдат, но и слуг — в одну из звездных ночей те тайком выбрались из лагеря и назад уже не вернулись. К тому же они увели с собой всех лошадей и верблюдов.
— Истинный христианин никогда не отречется от своего долга! — объявил сэр Трюгве. — Мы продолжим войну, мой мальчик. Мы служим богу, и только ему!
Его религиозный пыл был неподдельным. И, казалось, так же неподдельно гордится он своим оруженосцем. Растущая досада сэра Трюгве выражалась в том, что он по сто раз в день твердил молитвы, все громче и громче взывая к господу. Иногда, а потом все чаще и чаще, он в присутствии Маркуса падал оземь и катался в пыли, корчась и плюясь в религиозном экстазе.
Последний такой припадок случился как раз на подступах к Дамаску, захваченному мусульманами. Очнувшись от припадка, сэр Трюгве объявил, что господь говорил с ним устами ангела и пожелал, чтобы сэр Трюгве исполнил священную миссию, которая никому иному не под силу.
Сэр Трюгве должен был не более не менее как освободить от неверных Дамаск. Войско господне состояло из одного полоумного рыцаря и его перепуганного оруженосца.
Гром раскатился совсем близко, вернув Маркуса в блаженную прохладу залитой дождем круглой башни.
В рукоять испанского меча, который Маркус носил у пояса, некий ревностный рыцарь давным-давно вделал крохотный осколок янтаря, якобы отколовшийся от гроба святого Катберта. Осколок держался на диво прочно. Маркус, бывало, часами просиживал над мечом, ломая голову, как бы извлечь из рукояти эту сомнительную реликвию.
