Возлюбленная колдуна - Дайер Дебра (книги хорошего качества .TXT) 📗
— Атлантидой? — Лаура засунула в рот ложку мороженого, чувствуя, как шоколадная смесь тает на языке. Но в ее памяти стоял запах экзотических пряностей, преследуя и согревая ее изнутри; она всегда будет помнить этот вкус. Лаура проглотила комок. — Я чуть-чуть старовата, чтобы верить в сказки.
— Если вспомнить все, что случилось за последние несколько дней, тебе действительно трудно поверить, что Атлантида и единороги существовали. — Он проглотил ложку мороженого, и на его губах осталась липкая белая полоска.
— Хорошо. — Взгляд Лауры был устремлен на его язык, слизывающий мороженое с губ, и у нее во рту пересохло, когда она вспомнила, как этот скользкий язык прикасался к ее губам. — Так что же случилось с единорогами в Атлантиде?
— Королевский колдун предвещал катастрофу, которая уничтожит остров. Были сделаны приготовления, чтобы по возможности спасти людей и животных. Были построены огромные корабли, и начался исход. Но когда настала очередь единорогов подняться на суда, они отказались. Никто не смог убедить животных покинуть остров, который был их родиной.
— Неужели их нельзя было увезти насильно?
— Так и сделали. Но единороги, которых силой увезли с острова, умерли еще до того, как корабли достигли новой земли. Страх перед переменами лишил их силы духа и мужества.
Лаура поймала себя на том, что смотрит на его губы, наблюдая, как он отправляет в рот мороженое, и думая, что получится, если смешать мороженое и пряный вкус его рта.
— Надо думать, мораль твоего рассказа такова: те, кто не в силах измениться и приспособиться к новым условиям, погибают.
Коннор кивнул.
— Мы должны обладать силой, чтобы гнуться, мужеством, чтобы встречать перемены, и мудростью, чтобы знать, как приспособиться к новой жизни.
Лаура отвела от него взгляд, пораженная мудростью, которой светились его глаза; эта мудрость порождала в ней чувство, как будто все правила, которые она соблюдала всю свою жизнь, были не чем иным, как железными прутьями, превращающими ее в узницу приличий.
Но этот человек — викинг, Боже милосердный! От него нельзя ожидать, что он станет подчиняться законам общества. И, разумеется, не ей нарушать эти законы. Лаура погрузила ложку в тающее мороженое. Это его вина. Если бы он не поцеловал ее, она бы не сидела здесь, думая о скандальных вещах. У него нет никакого права заставлять ее мысли двигаться по путям, запретным для настоящей леди. Ни малейшего права.
Глава 14
— Моя мать была просто шокирована, когда увидела, как Лаура и мистер Пакстон сегодня утром выходили из парка. — Филипп Гарднер отхлебнул чая и поморщился, будто напиток был горьким. — Должен сказать, мисс Чандлер, я удивлен, что вы позволяете Лауре гулять с мистером Пакстоном.
Теплый солнечный свет, струившийся сквозь окна гостиной за спиной Софи, превращался в лед в мрачных глазах Филиппа. Он сидел рядом с ней на краю дивана, как каменная статуя, установленная на зеленом бархате с золотистыми полосами.
— Я уверена, что Коннор в состоянии уберечь Лауру от любых неприятностей! — Софи подняла с чайного столика тарелку с ломтиками кекса. — Возьмите кекс.
— Нет, спасибо! — Филипп облизал губы. — Кажется, вы меня не поняли, мисс Чандлер.
Конечно, не поняла.
— Еще сахара?
Он покачал головой.
— Ваш кузен — довольно странный человек.
— Да, — кивнула Софи, размешивая сахар. — Вы весьма проницательно заметили его исключительность. Он великий человек, гений — честное слово!
— Кажется, я читал где-то, что гениальность находится в опасном соседстве с безумием.
— Неужели?
Филипп мрачно кивнул.
— Вы, конечно, согласитесь, что благовоспитанный джентльмен не станет отпускать волосы до плеч и ходить в кожаных штанах?
— Вы хотите сказать, что мой кузен дурно воспитан, мистер Гарднер?
— Я думаю, что об этом вы должны судить сами. Но как бы мне ни хотелось это говорить, я обязан. — Он устремил на Софи ледяной взгляд. — Я считаю, что вы поставили репутацию Лауры под удар, позволив этому человеку бывать наедине с ней.
— Ясно! — Софи с трудом выдавила улыбку. — Не только мой кузен дурно воспитан, но еще и я плохо присматриваю за племянницей.
Филипп вздохнул.
— Я говорю это только потому, что принимаю некоторое участие в судьбе Лауры. Надо думать, вы понимаете, что я намереваюсь жениться на ней.
У Софи все сжалось внутри, когда она представила, что Лаура станет женой этого человека.
— Да, она говорила, что обдумывает ваше предложение.
— Я попрошу вас в дальнейшем не позволять Лауре бывать наедине с джентльменом, с которым она не обручена. Люди могут неверно понять, и ее репутации может быть нанесен урон;
— А вам, разумеется, не нужна невеста с испорченной репутацией.
— Я сомневаюсь, чтобы какой-либо уважающий себя человек захотел жениться на девушке с испорченной репутацией. — Филипп насупился, глядя на Софи. — И едва ли мистер Салливен будет доволен, если репутация Лауры окажется запятнанной.
Софи сумела сохранить на лице улыбку, размышляя о том, как Дэниэл отнесется к ее вмешательству в судьбу его дочери.
— Как мне повезло, что вы указали мне на мои промахи!
Филипп самодовольно улыбнулся.
— Я считаю, что это мой долг, мисс Чандлер. Вы же, в конце концов, плохо знаете мужчин.
У Софи от его холодного взгляда по коже побежали мурашки.
— Потому что я — старая дева?
Он прочистил горло.
— Это состояние подразумевает известный недостаток опыта.
Привыкнет ли она когда-нибудь к ярлыку, который общество прилепило ей на лоб? Хотя в юности Софи получала немало предложений, она выбрала жизнь без брака. Но все же она читала во взгляде Филиппа, так же, как во взглядах многих других людей, предположение, что она была недостаточно хорошей партией, чтобы перейти мост свадьбы и превратиться из девушки в замужнюю женщину.
— Я очень надеюсь, что вы понимаете, как важно сохранить репутацию Лауры незапятнанной. — Губы Филиппа искривила самодовольная улыбка. — Нам бы не хотелось видеть ее в том же положении, в каком находитесь вы.
— Я хочу, чтобы Лаура удачно вышла замуж. За достойного человека.
— И я тоже.
Самодовольный осел! О, как бы ей хотелось сбить с него эту спесь! Софи пристально смотрела на фарфоровую чашку, которую Филипп поднимал к своему ухмыляющемуся рту. Слушай меня, белый фарфор, наклонись чуть-чуть, когда он сделает глоток.
Филипп отхлебнул из чашки; в это же мгновение чайник на чайном столике рядом с Софи опрокинулся, разливая чай во все стороны.
— О Господи! — Она подхватила чайник и поставила его прямо.
— Странно. — Филипп смотрел на чайник, как будто это был только что обнаруженный им редкий образец малахита. — Не понимаю, почему он опрокинулся.
— Действительно, странно. — Софи вытирала лужу салфеткой, чувствуя себя гораздо большей неудачницей, чем ей бы хотелось признать.
Коннор сложил руки на груди, глядя на бронзовую статую Лейфа, сына Эрика, которую жители Бостона воздвигли на одном из бульваров.
— Ну, разве не интересно?!
— Не делай такое самодовольное лицо, — сказала Лаура.
— Но я действительно доволен! — Коннор взглянул в ее нахмурившееся лицо. — Здесь, в сердце Бостона, я вижу статую норманна! Похоже, что в вашем городе все же найдется место для викингов.
— Да, найдется. — Лаура улыбнулась. Ее зеленые глаза блестели от гнева. — Для сделанных из бронзы и стоящих на пьедестале!
— Именно это ты бы хотела сделать со мной, Лаура? Превратить меня в кусок гранита?
— Я бы хотела вернуть тебя назад, в твое время.
— Это только слова.
— Нет, истинная правда! — возразила она, но в ее голосе не прозвучала уверенность.
Она направилась прочь от статуи, ступая по скрипящему снегу, и Коннор пошел вслед за ней. Они шли по широкой аллее, делившей бульвар на две части, по которым в ту и другую сторону проезжали экипажи.