На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина (читать книги бесплатно полные версии TXT, FB2) 📗
— Фюрер расстреляет его за это предательство, когда узнает! — упрямо заявил это маленький вожак.
— Фюрер не сможет уже этого сделать. Но у вас действительно есть долг перед Германией. И этот долг огромнее намного, чем тот, что вы хотите отдать сейчас, — его удивлению, слова вдруг стали литься рекой, как раньше. Видимо, настолько было велико его желание убедить этих детей разойтись по домам и не делать никаких самоубийственных глупостей.
— И какой же это долг? — недоверчиво спросил его собеседник.
Но Рихард не стал сразу отвечать на этот вопрос. Его интересовало, есть ли у этого мальчика родные в Эльстере. Оказалось, что мальчика звали Клаус Шнитке, он, как и остальные, родом из городка и окрестностей, что его отец был призван буквально год назад и погиб в России в 1944 году, а дома осталась мама и маленький шестилетний брат.
— Твой долг — не умереть сейчас за Германию, Клаус. Твой долг — выжить сейчас и помочь выжить своей матери и брату. А потом выстроить новую Германию из руин, в которых она сейчас лежит. Ты — будущее Германии. Ты обязан выстоять. Как и сама Германия.
— Как Великий рейх! — произнес мальчик на свой лад.
— Нет, именно как Гер… Германия, как твоя стра… страна! — Рихард изо всех сил старался не показать своего раздражения при этих словах, но речь снова предала его и выдала эмоции, снова изменив ему. — И ты выстроишь ее, но… новую, намного лучше, чем она сейчас и чем была когда-то. Без… без войн, без крови и без ненависти. Без идеи пре… превосходства одного над другим. Со… соблюдающей за… заповеди Христовы и человеческую мо… мораль. Богатой и процветающей стра… страной. И ты должен выжить сейчас ради этого. Ради лучшего бу… будущего — своего и своей страны, — поправил его Рихард, глядя в его лицо и думая с тревогой о том, что предстоит пережить этому мальчику. Он сам был слишком мал, когда Германия подписала позорный Версальский мир, приняв все унизительные и тяжелые условия этого договора, которые едва не уничтожили страну. Он только слышал о том, из каких руин поднялась страна, но разруху, нищету населения и голод помнил не только по рассказам дяди Ханке.
Именно поэтому Германия пошла за Гитлером, словно за дудочником из Гамельна, завороженная его обещаниями, что придет время, и она снова станет великой и богатой страной, сбросив с себя обременение огромных репараций и унизительное ярмо побежденной. Им обещали совсем другое, запятнав в итоге кровью и превратив в палачей всех до единого. А потом уже было нельзя повернуть назад. Слишком поздно. И теперь Германия снова в руинах, но в этот раз ее судьба будет во сто крат хуже прежней…
Око за око… Потому что никогда нельзя было на чужом горе строить свое счастье. Старая как сам мир истина.
— У меня приказ от господина унтерштурмфюрера, — уже не так уверенно произнес мальчик, словно напоминая самому себе и своим товарищам, что слушали их сейчас внимательно их диалог.
— Я, майор фон Ренбек, от… отменяю его и да… даю тебе новый, — твердо ответил на это Рихард, подчеркивая интонацией, что его звание выше, чем звание командира отряда эсэсовцев. — Оставить позицию и ра… разойтись по до… домам.
К его огромному облегчению, подростки не стали спорить с ним и уступили. Может, оказало влияние его звание и слава героя рейха. А может, они только и ждали, что кто-то отдаст приказ разойтись и не гибнуть бессмысленно у этого моста. Рихарду было все равно, какие причины были основой этого решения. Оставалось теперь надеяться, что эти дети, одурманенные пропагандой последних лет, не натворят глупостей, когда сюда придут русские или томми с янки, а останутся в живых.
— Подождите, господин майор! Подождите! — спустя какие-то минуты нагнал Рихарда один из подростков, самый младший. — Мама слышала, что янки действительно уже хозяйничают в Лейпциге и в его восточных окрестностях. Вам лучше держаться подальше от крупных городов и местечек, если не хотите попасть к ним в руки.
Рихард не стал пренебрегать этим советом. Он старался держаться лесных посадок и избегал открытой местности при возможности и определенно дорог, на которых уже вскоре заметил транспорт янки, к своей досаде. Значит, это было правдой. Запад страны пал стремительно. Немецкие войска, боясь возмездия за все, что творилось на Востоке, предпочитали попасть в плен американцам и англичанам, веря, что это спасет их жизни. Наверное, стоило оторвать нашивки с форменного летного костюма, как это сделали пленные бывшие военные в форме пехоты, которых под Йеной Рихард увидел в небольшой колонне в сопровождении охраны янки. Почти все офицеры были без знаков отличия. Только единицы сохранили их, гордо неся голову, несломленные своим незавидным положением.
«Какой позор! Какой невыносимый позор!», подумал Рихард, глядя на эту колонну несчастных пленников, и ладонь невольно легла на кобуру. Лучше застрелиться, чем попасть в плен. Наверное, так даже правильнее.
Быть немецким солдатом сейчас означало нести на себе пятно несмываемого бесчестья, которым тот покрыл себя в землях России. Быть гражданином рейха означало вину за все зло, что творилось под прикрытием благих намерений воскрешения былого величия и благополучия.
В деревни и городок Рихард не пошел, опасаясь, что в них могут уже быть войска союзников, не стал заходить и на хутора знакомых бауэров, некоторые из которых пылали яркими пожарами на горизонте, а направился сразу в замок, полагаясь на удачу, которая вела его до сих пор по разрушенной Германии, захваченной войсками противника. Она не изменила Рихарду и в эти дни. Окруженный лесами, Розенбург словно жемчужина в раковине из зелени прятался от взгляда противника, а может, просто не интересовал его. Как бы то ни было, но в замке никого из янки не было, как опасался Рихард, осторожно и с волнением приближаясь к величественному зданию, казавшемуся пустым и заброшенным. Вопрос о том, что стало с матерью и жива ли она, гнал его вперед все быстрее и быстрее. И он забыл об осторожности, едва переступил порог замка, в котором царила пугающая тишина. Но спустя секунды ее нарушили сперва рычание, а потом радостный лай Артига. Пес лишь на время оставил свой пост рядом баронессой и поспешил вернуться обратно, явно прося всем своим видом у Рихарда для нее помощи.
Мать Рихард нашел совершенно одну в ее импровизированной спальне на первом этаже. Судя по ее виду, сиделка оставила свою пациентку определенно пару дней назад, не меньше. Она, видимо пыталась сама обслужить себя, но обессиленная упала возле кресла и не сумела подняться самостоятельно. Жизнь еще теплилась внутри, как проверил первым делом пульс Рихард, бросившийся к матери с порога. Но из-за приступов боли и обезвоживания она находилась в полубредовом состоянии, с трудом выплывая из глубин помутненного сознания. Она явно не узнала его, когда однажды ее взгляд более-менее прояснился. Да и кто бы узнал его сейчас: растрепанного, с грязным, заросшим бородой лицом и в пыльном, рваном летном мундире? Правда, баронесса при его виде не отпрянула, а еле слышно прошептала лишь одно слово: «Пить!».
Рихарда тревожило состояние матери, и эти эмоции затмили для него все остальное в последние дни падения Германии. Она почти не приходила в ясное сознание и не реагировала даже, когда он сразу же принялся приводить ее в порядок. Он был в ужасе от того, как сильно мать исхудала, а кожа ее так истончилась, что была видна каждая тонкая прожилка. Но больше его приводило в ужас понимание того, что не выживи он при атаке на Одер и не вернись домой, она бы умерла в полном одиночестве и совсем не так, как хотела бы уйти сама. Ни одному человеку он не пожелал бы такой ужасной смерти в полном одиночестве и беспомощности, и особенно матери.
Всего лишь четыре дня Рихарду было отведено побыть с ней. Все это время он почти не отходил от нее, то меняя судно, то пытаясь накормить жидкой кашей, то делая очередной укол морфия, когда она начинала кричать в голос от боли. Проблески разума в эти дни были настолько мимолетны, что едва успевал поймать их и насладиться этими последними мгновениями.
