Любовь и война - Хэган Патриция (книги бесплатно TXT) 📗
Китти почувствовала приступ рвоты, сопровождаемый болезненными судорогами. Все это кошмар. Это не может быть реальностью – груды мертвых, изуродованных, порубанных тел. Вот один из негодяев отсек палец трупу, с которого никак не мог стянуть золотое кольцо, и хвастливо трясет перед всеми ужасным обрубком.
Китти направилась обратно в пещеру. Нет, это не может быть явью! Если она хотя бы на миг поверит, что это не плод воображения, она, несомненно, утратит рассудок.
Время тянулось мучительно медленно. Девушка просидела не один час в глубине пещеры в полной неподвижности, потрясенная увиденным.
Внезапно она услышала, что кто-то вошел в пещеру и приближается к ней. Подняв испуганные глаза, Китти увидела Люка, успевшего напялить на себя мундир погибшего лейтенанта – конечно, вместе с дорогой перевязью и саблей.
– Ну и видок у тебя! – брезгливо фыркнул он. – Надо же, испортила весь мундир… А ну отправляйся к болоту, да отмойся почище! А потом поможешь моим ребятам похоронить тех болванов.
Она послушно направилась к ручью и, забравшись поглубже в воду, сняла с себя грязную одежду. Вздрагивая всякий раз, как неведомые твари, укрывавшиеся в непроглядной темной воде, касались ее тела, она кое-как помылась и поспешила вернуться на берег. Там стоял Люк и протягивал ей новую одежду, однако, как только Китти коснулась ее, отдернул узел. Он проделал это еще несколько раз, пока не натешился вволю ее страхом и унижением.
Но вскоре Люку стало не до смеха, в его жестоких глазах загорелся огонь желания при виде стройного, нежного тела, склонившегося перед ним на коленях. Он небрежно подхватил ее одной рукой и перекинул через плечо. Повернув к пещере, Тейт прошел мимо изуродованных тел и огромной ямы, которая должна была стать для них братской могилой. Его дружки, подсмеиваясь, давали ему непристойные советы, на которые Люк отвечал в том же тоне.
Войдя в пещеру, он опустил свою жертву на пол и принялся торопливо раздеваться, не спуская с Китти горевшего похотью взгляда.
– Ну, дорогая, сегодня я начну учить тебя всяким штучкам, чтобы ты знала, как сделать мужчине приятное, – прохрипел мерзавец, стоя на коленях. Схватив девушку за волосы, он притянул ее лицо к своему паху.
Закрыв глаза, она покорно раздвинула дрожащие губы. Все это не имеет значения. Она не позволит, чтобы это имело значение. Потому что все это не настоящее. Это затянувшийся кошмар, который не кончится, пока она не проснется и не найдет покой в крепких объятиях Натана, в их нежной любви. А до той поры… что ж, пусть продолжаются ужасы ее кошмарных видений.
Китти не позволит им превратиться в реальность.
Глава 14
Китти ворочалась во сне, то и дело чувствуя уколы острых игл. Прошло уже полгода, но она так и не привыкла спать на подстилке из соснового лапника.
Она с неохотой приоткрыла глаза: в щели бревенчатой хижины сочился серенький рассвет. Огонь в очаге давно погас. В сумерках угадывались очертания убогой обстановки: стол из неструганых досок, положенных на перевернутые бочки, да чурбаки вместо стульев. В противоположном углу пустовали места, где обычно спали подручные Люка.
И тут она вспомнила. Ранние сборы. Было еще совсем темно, когда они закопошились, собираясь в очередной набег, чтобы снова убивать и грабить. При одной мысли об этом у Китти все сжималось внутри. Всякий раз они возвращались целыми и невредимыми и хвастались своими подвигами, привозя продукты, награбленные вещи и золото. И конечно, не забывали про виски. Люк напивался и брал ее тогда с особенной жестокостью. Но иногда ей везло: не дойдя до нее, он засыпал прямо за столом.
Зима!.. Есть ли на свете еще более холодная зима, чем та, которую они коротали в горах, на границе между Северной Каролиной и Виргинией? Снег выпал в самом начале декабря и так и ни разу не растаял в том ущелье, где находилась их хижина. Мало того, вокруг постоянно завывал ледяной ветер, и Китти уже забыла, когда в последний раз было тепло. Стужа, непрерывная стужа.
Люк привел сюда свою банду, решив, что в приграничной зоне мародерствовать будет удобнее. Орвилль Шоу разведал, что западные графства в Виргинии не настроены воевать, и, когда штат отделился от Союза, стали поговаривать об отделении этих графств от штата. Люк нюхом чуял, что отлично может поживиться, ловя рыбу в мутной воде и выдавая себя то за конфедерата, то за янки – в зависимости от ситуации.
Еще Орвилль доставил новости о том, что после проигранной битвы при Булл-Ран Север понял, что Юг разгромить не так-то просто, как казалось. Прошел слух, что президент Линкольн призвал проявившего себя талантливым командиром генерала Джорджа Б. Макклеллана на берега Потомака, чтобы наделить полномочиями главнокомандующего и поручить создать боеспособную армию, отлично вымуштрованную, организованную и дисциплинированную.
С другой стороны, рассказывал Орвилль, армия конфедератов собирается возводить небывалую линию укреплений в районе Манассасской развилки – то есть не далее как в двадцати пяти милях от Вашингтона. Почти вся территория находится под контролем патрулей южан, практически перекрывших доступ к Вашингтону по водам Потомака.
– Этой войне конца не видно! – довольно восклицал Люк. – А когда она кончится, мы станем богачами – независимо от того, кто победит!
Ах, как Китти ненавидела его! Она прежде никогда не думала, что можно так ненавидеть и желать смерти другому человеку. Через несколько недель после пленения она утратила силы обманывать себя и вынуждена была признать, что не грезит, что этот кошмар происходит наяву. Если бы только в руки попало ружье или нож, она прикончила бы их всех, одного за другим. Люк чувствовал ее настроение звериным чутьем и знал, что она упорно ждет своего часа. И позаботился о том, чтобы этот час не настал никогда. Она почти все время оставалась связанной – если только рядом не находился кто-то, способный присмотреть, чтобы пленница не попыталась добраться до оружия. Живым подтверждением были кровавые ссадины на запястьях от грубо завязанной веревки.
Скрипя зубами, Китти повторяла про себя, что в один прекрасный день у нее все же должен появиться шанс. И все, что она может сейчас сделать, – терпеливо ждать и быть наготове.
Казалось, этой зиме никогда не будет конца. Китти почти ни с кем из бандитов не разговаривала. Она готовила для них, жарила мясо, пекла лепешки и поддерживала огонь в очаге. А когда вся работа была сделана, когда ветер и снег ярились в бесконечной ночи, а бандиты пили виски и резались в кости у очага, она пряталась в свой угол, на подстилку из лапника и, повернувшись ко всем спиной, думала о Натане.
Где-то он сейчас? Приезжал ли домой в конце лета, как они уславливались, в надежде найти там ее, свою невесту? Старался ли разыскать ее, когда узнал, что они с доком пропали, отправившись на помощь раненым конфедератам на побережье? Жив ли он еще?
А что стало с отцом и матерью? Не погибли ли они? Да и самой ей имеет ли смысл продолжать жить? Может, лучше вывести из себя Люка, чтобы тот окончательно рассвирепел и положил конец этому аду?
Но нет, нет, ведь у нее есть надежда, что ей удастся пережить этот ужас. Может быть, Натан сейчас ищет ее. Она должна верить – просто должна!
Дрожа от холода, Китти подумала, что ей следует подняться и развести огонь. Если Люк вернется и обнаружит, что в хижине холодно, обязательно изобьет ее до полусмерти.
Тут Китти вспомнила, что у нее совсем не осталось дров. Натянув драные брюки конфедерата, она накинула куртку и выбралась наружу за хворостом. Среди трофеев Люка имелось немало более добротных вещей, но все они принадлежали янки, а Китти испытывала почти физическое отвращение к мундирам темно-синего цвета. Устрашающие истории, которыми так и сыпал Люк, и сознание того, что именно из-за войны она угодила в этот ад наяву, поселили в ней стойкую ненависть к Северу, развязавшему братоубийственную бойню. Эта ненависть автоматически переносилась на все, что напоминало ей янки. Взять хотя бы вот эти сапоги, которые когда-то носил янки, прирезанный Люком в болотах прошлым летом. Долгое время она обходилась без обуви. Тейту было безразлично, что Китти ходит босая. Однако с наступлением холодов у нее не осталось выбора, разве что отморозить ноги до костей. Естественно, башмаки, в которых она когда-то выехала из Голдсборо вместе с доком, давно развалились на части. Так что пришлось надеть ненавистные сапоги.
