Женщины Флетчера - Миллер Линда Лаел (полные книги txt) 📗
Рэйчел закрыла глаза, пытаясь отогнать от себя воспоминания о том, как она пробиралась туда, на Скид Роуд, чтобы разыскать и привести домой отца. Неужели и сейчас он сидит где-нибудь там, накачиваясь виски и потчуя других лесорубов своими небылицами?
Рэйчел, глубоко вздохнув, втянула в себя запахи соли, водорослей и керосина, и решительно открыла глаза. Прежде всего она отправится к мисс Каннингем и, если удастся, оставит за собой комнату в женском пансионе. Она поест, какой бы отвратительной ни казалась ей сейчас мысль о пище, и спрячет толстую пачку денег, которую передала ей Мэми в Провиденсе. После этого она соберет все оставшиеся силы и прочешет все заведения Скид Роуд. Даже если отца там пет, вполне вероятно, что кто-нибудь в одном из тамошних злачных мест хоть что-то о нем слышал.
Когда «Стэйтхуд» мягко причалил к пристани и был привязан к сваям ловкими голосистыми матросами, Рэйчел внутренне приготовилась к новой жизни, ожидавшей ее здесь.
Других пассажиров встречали радостные родственники с повозками и экипажами, и, поднимаясь вверх по пристани, девушка испытала глубокое, тоскливое чувство одиночества. Ее чемодан был тяжелым, старые высокие ботинки на пуговицах больно жали в пальцах под подолом изящного дорожного костюма из серого льна. Уже не в первый раз Рэйчел стало любопытно, что за женщина, – несомненно, подруга Джонаса – носила этот наряд раньше?
В конце скрипучего деревянного причала необыкновенно уродливая индианка предложила Рэйчел предсказать судьбу с помощью раскрашенных раковин. Рэйчел отрицательно покачала головой и, горько усмехнувшись, ускорила шаг, пересекла широкую, покрытую дощатым настилом улицу и направилась вверх по склону горы, скромному жилому району, где мисс Флора Каннингем сдавала внаем комнаты.
За время своего отсутствия Рэйчел забыла городской шум Сиэтла – пронзительные пароходные свистки, доносившиеся со стороны гавани и лесопилок, звонкие колокольчики конок, хриплые звуки гульбы на Скид Роуд.
Отбросив свои недавние фантазии о приятной жизни в этом городе, Рэйчел остро затосковала по спокойному, неспешному быту Провиденса. Туда едва доносился отдаленный шум с лесопилок Джонаса Уилкса, а свистки проходящих мимо судов звучали удивительно мелодично. Вскинув голову, Рэйчел продолжала подниматься в гору, мечтая о том, чтобы острота ее душевной муки притупилась так же, как мучительная боль в ногах.
В Провиденсе она стала бы посмешищем, сурово напомнила Рэйчел себе, – дочь лесоруба, осмелившаяся претендовать на внимание таких господ, как Джонас Уилкс и Гриффин Флетчер. Как они, должно быть, потешались над ней – не только эти двое суетных мужчин, но и праздные женщины, разливающие чай в своих уютных гостиных и выращивающие нежные розы в садиках за заборами.
Глаза Рэйчел наполнились слезами. «Идиотка! – ругала она себя с жестокостью, на которую не была бы способна по отношению к любому другому живому существу.– Теперь ты знаешь, почему папа предостерегал тебя насчет мужчин,– теперь-то ты знаешь. То, что ты сделала, запятнало тебя на всю оставшуюся жизнь; теперь ты не нужна ни одному порядочному мужчине».
Но тело Рэйчел, под элегантным дорожным костюмом, помнило бесконечное наслаждение, которое дарили прикосновения Гриффина Флетчера, требовательные ласки его рта, впивающегося в ее отвердевшие соски. Призрак его страсти, смешавшейся с ее собственной, ожил и всколыхнул все ее существо до самых сокровенных глубин.
Написанное от руки объявление, прикрепленное к стволу вишни в палисаднике Флоры Каннингем, вернул Рэйчел на землю, к вопросам практическим. «Комнаты внаем,– гласило оно.– Собственность Флоры Каннингем».
Рэйчел отворила побеленную деревянную калитку, решительно прошла по выложенной сосновой доской дорожке и повернула ручку звонка. На стекле овального окошка во входной двери были выгравированы лилии, и Рэйчел, ожидая, пока ей откроют, вновь восхитилась изысканностью рисунка.
Мисс Каннингем, маленькая, суетливая женщина с редкими растрепанными седыми волосами и живыми голубыми глазами, сама открыла дверь.
– Как, Рэйчел Маккиннон! – пропела она, явно сразу оценив перемены к лучшему в одежде девушки, ее чемодан и расшитую бисером сумочку.
«Она гадает, что со мной произошло,– с грустной иронией подумала Рэйчел. – Если бы она узнала; ее бы хватил удар».
– Мне нужна комната,– заявила она.
Мисс Каннингем напоминала маленькую довольную птичку, выглядывающую из своего гнезда. Затем по ее узкому, алчному личику внезапно пробежала тень почти комичного разочарования.
– Так вы одна? А где же ваш отец?
Рэйчел чувствовала себя усталой и несчастной, и упоминание об Эзре Маккинноне вызвало у нее нешуточное раздражение.
– Наши пути с отцом разошлись, – коротко ответила она. – Но у меня есть деньги, и я собираюсь как можно скорее поступить на работу.
Старая дева еще раз оглядела дорогой костюм Рэйчел и впустила ее.
Апартаменты, которые она предложила Рэйчел, состояли из темной, наспех сооруженной каморки под лестницей. Там находилась узкая продавленная кровать, деревянный умывальник с облупленным тазом, и несколько крючков, прибитых к внутренней стороне двери и призванных служить гардеробом.
Тревога в глазах мисс Каннингем втайне позабавила Рэйчел. Я в моем красивом платье кажусь ей слишком важной для такой комнаты, как эта.
– Это единственная комната, какая у вас есть? – спросила она, прекрасно понимая, что предприимчивая леди предложила бы ей самую лучшую комнату в доме, будь она свободна.
Женщина взволнованно закивала:
– Весь верхний этаж занимает один джентльмен – капитан Дуглас Фразьер с судна «Чайна Дрифтер».
Рэйчел постаралась придать своему лицу выражение надменного недовольства, хотя ее не волновал ни капитан Фразьер, ни его судно. Ей хотелось только снять ботинки, умыться и отдохнуть часок-другой на этой чрезвычайно непривлекательной кровати под лестницей.
– Я надеюсь, что он ведет себя тихо и воспитанно,– заявила она, поскольку в ней вдруг взыграл дух противоречия.
Мисс Каннингем опять закивала, на этот раз почти лихорадочно для убедительности.
– Да-да, он настоящий джентльмен. И, конечно, как только «Дрифтер» уплывет, вы сможете выбрать любую из комнат наверху.
Рэйчел достала самую мелкую купюру, какая у нее была, чтобы заплатить за комнату и стол за две недели вперед, и ее опять слегка позабавило изумление пожилой дамы.
– У меня нет сдачи с такой суммы! – воскликнула мисс Каннингем, пальцы которой сжимались и разжимались от желания схватить деньги.
– Тогда вы, конечно, не станете возражать, если я заплачу вам завтра, после того как схожу в банк? – осведомилась Рэйчел таким тоном, будто ей постоянно приходилось совершать крупные денежные операции.
«Ты будешь выглядеть ужасной дурой,– увещевал ее практично настроенный внутренний голос,– если тебе не удастся найти работу. Когда у тебя кончатся деньги, ты уже не сможешь вести себя так, словно ты не дочь лесоруба, а важная дама.
После долгих колебаний мисс Каннингем согласилась получить деньги утром, вручила Рэйчел тяжелый медный ключ и удалилась, предоставив ей устраиваться на новом месте.
Но Рэйчел не занялась тем – по крайней мере, сразу. Как только дверь захлопнулась, Рэйчел скинула ненавистные ботинки – какие бы другие удовольствия ее ни ожидали, утром она прежде всего купит себе новые туфли,– и начала исследовать тесную маленькую комнатку в поисках надежного места, куда можно было бы спрятать деньги.
После тщательного осмотра она обнаружила отверстие в стене за кроватью. Любой опытный вор нашел бы его в считанные минуты, просто приподняв выцветшее лоскутное одеяло и заглянув под кровать, но Рэйчел была слишком усталой и расстроенной, чтобы придумать какой-то другой тайник. Ноги у нее распухли и болели, освобожденные из заточения узких ботинок, и девушка сомневалась, что в состоянии будет предпринять прогулку по Скид Роуд в этот вечер.
Рэйчел сняла шляпку, милый ее сердцу льняной костюм и мягкую батистовую блузку и умылась теплой водой, налитой в умывальник. Оставшись в муслиновых панталонах и рубашке, она опустилась на кровать и закрыла глаза. Тотчас же перед ее мысленным взором из темноты возникло лицо Гриффина Флетчера. Рэйчел резко открыла глаза, приказав себе не думать о нем и о том, как он обошелся с нею, до тех пор, пока не соберется с силами и не сумеет противостоять натиску противоречивых чувств.
