Сокровище любви (Любовь и колдовство ) - Картленд Барбара (книги бесплатно без txt) 📗
— Вам нельзя терять ни минуты. Вот письмо — вы отнесете его к моему брату. Он священник, служит в соборе Пресвятой Богородицы в Ле-Капе. Идите прямо к нему и попросите помочь вам, только не открывайте ему всей правды — не признавайтесь, что вы не те, за кого себя выдаете. — Матушка-настоятельница тихонько вздохнула, потом добавила:
— Конечно, я совершенно уверена, что он не выдаст вас, но лучше все-таки не вовлекать его во все это.
— Вы очень мудры, — заметил Андре. — Прощайте и благодарю вас за все, что вы сделали для моей будущей жены.
Произнеся это, он взял сухую, сморщенную руку старой монахини и поднес ее к своим губам. Затем Сона опустилась перед настоятельницей на колени.
— Андре уже поблагодарил вас от своего имени, но мое сердце слишком полно благодарностью, и я не могу выразить ее словами. Я прошу только вашего благословения; благословите меня, матушка, перед тем как я покину вас и уйду в этот странный, неведомый и пугающий мир, где вас уже не будет рядом и некому будет направить меня.
Андре заметил, что на глаза матери-игуменьи навернулись слезы.
— Господь благословит вас, дитя мое, — сказала она, — как благословит Он и человека, которого вы любите и который любит вас; где бы вы ни были, что бы ни случилось с вами, он всегда защитит и сохранит вас в любых трудностях и невзгодах.
Голос ее на последних словах прервался; поднявшись на ноги, девушка нежно расцеловала старушку в обе щеки.
Потом она повернулась к Андре. Взяв ее за руку, он повел ее к выходу из обители, туда, где их ждал Тома.
Он приподнял ее и усадил на седло. Не произнеся ни слова, не оглядываясь назад, они пустились в путь; негр ехал впереди, указывая дорогу.
Они не останавливались до тех пор, пока солнце не поднялось совсем высоко и жара не сделалась невыносимой.
Тогда они решили отдохнуть, так как к этому времени все трое уже сильно проголодались и их мучила жажда; лошадям тоже нужно было дать передышку. Они уселись в тени высокого раскидистого дерева, росшего у склона горы, с которой струился, сверкая на солнце и падая вниз с высоты, прозрачный серебристый поток.
— Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до Ле-Капа? — спросила Сона, когда Тома достал из дорожных мешков еду и бутылку с фруктовым напитком, который он умел так чудесно смешивать.
— Понятия не имею, — ответил Андре. — Все зависит от того, с какой скоростью мы будем двигаться.
— По-моему, мы отъехали уже довольно далеко.
— Ты очень устала, родная? — спросил Андре. — С непривычки должно быть довольно трудно проехать верхом такое расстояние.
— Я каталась верхом каждый день, когда еще жила с дядей, но с тех пор прошло уже несколько лет, и за все эти годы я ни разу не садилась на лошадь. Наверное, я немного устану, но это не важно.
— Для меня важно все, что касается тебя, — ответил Андре.
Заметив, что он смотрит на нее, Сона отвернулась.
— Я… не хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда я… в таком виде, — смущенно прошептала она.
— Для меня ты всегда прекрасна, — возразил Андре, — единственное, что меня немного пугает, так это темное покрывало на твоей головке.
— Но ты же знаешь, что я обманщица, — улыбнулась девушка. — Главное, чтобы никто другой не проведал об этом.
— Мать-игуменья поступила очень разумно, — заметил Андре. — Ты слишком красива, так что тебе опасно появляться в любом месте, где другие мужчины могли бы тебя увидеть.
— Я рада, что кажусь тебе такой привлекательной, я хочу быть красивой для тебя, — сказала Сона, — только знаешь… я ведь очень невежественна; я совсем ничего не понимаю в жизни, ведь я десять лет прожила в обители, с монахинями, вдали от мира. — Сона застенчиво, искоса взглянула на него, потом продолжала:
— Может быть, когда ты узнаешь меня получше, тебе станет скучно со мной. Я могу наделать много ошибок.
— Ты всегда будешь для меня самой восхитительной и самой интересной женщиной, какую я когда-либо знал в своей жизни, — возразил Андре. — Для меня, любовь моя, интересно не только все, что ты говоришь или думаешь; мне нужна ты сама, вся ты, меня волнует это удивительное сияние, которое окружает тебя волшебной, магической аурой.
— Я так счастлива! — прошептала девушка. — Сегодня, пока я готовилась к отъезду, к тому, чтобы покинуть монастырь, я спрашивала себя, хорошо ли это для тебя — быть связанным с женщиной, которая словно пришла из другого мира.
— Теперь ты будешь жить в моем мире, — ответил Андре, — в том мире, любовь моя, где важно только одно — то, что мы всегда будем вместе.
Только он протянул руку, желая коснуться ее руки, как Тома уже был рядом, собирая остатки еды и складывая их в дорожную сумку, убирая плетеную бутыль с соком.
— Пора ехать, мосье! — твердо произнес негр.
— Ты самый жестокий из надсмотрщиков, Тома! — жалобно сказал Андре; негр только усмехнулся.
Улыбка не могла скрыть его тревоги, видно было, что ему не терпится сняться с места, и Андре понимал, что он прав.
Они ехали до позднего вечера и чувствовали себя бесконечно усталыми, когда Тома наконец выбрал подходящее место для ночлега.
Теперь уже и речи быть не могло о том, чтобы подыскать пустое кайе или просить приюта у местных жителей.
Андре и без объяснений понимал, что чем меньше людей будет их видеть и знать о них, тем лучше.
Когда солдаты не обнаружат его в имении де Вийяре, они, без сомнения, догадаются, что он бежал в Ле-Кап.
Андре надеялся только, что никому и в голову не придет, что с ним едет женщина.
В то же время он уже не раз убеждался, что на Гаити невозможно что-либо скрыть, ничто не удается держать в тайне слишком долго.
Они должны были провести ночь у подножия горы, под деревьями.
Андре подумал, что это очень похоже на Тома — держаться подальше от леса, который внушал ему почему-то необъяснимый ужас. Однако место, которое выбрал негр, было хорошо укрыто от чужих глаз; земля здесь была мягкая, поросшая толстым слоем мха, но не слишком заросшая кустарником.
Тома достал из узлов одеяла, затем, когда они поужинали и улеглись, он незаметно исчез в темноте.
Привязанные лошади паслись неподалеку; они остались совсем одни — Мне хочется поцеловать тебя, любимая, — прошептал Андре, пытаясь найти в темноте ее руку.
— Нет, не надо.
— Не надо? Почему? — удивился он.
— Я не хочу, чтобы ты целовал меня, когда я… в таком виде. Это может… все испортить.
Он улыбнулся, так жалобно, по-детски прозвучал ее голосок, потом постарался разуверить ее.
— Прикосновение к твоим губам — всегда чудо, я не могу найти слов, чтобы объяснить тебе, как это прекрасно; однако, если ты считаешь, что надо немного подождать, я сделаю все, что ты хочешь. — Пальцы его крепче сжали ее руку. — Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. И я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя безгранично, вся моя душа, мое сердце принадлежат тебе, и я никогда не посмею сделать ничего, что могло бы огорчить или обидеть тебя.
— Ты… такой… прекрасный! — произнесла Сона прерывающимся от волнения голосом. — Когда-нибудь, возможно, я сумею сказать тебе, как сильно я… люблю тебя!
С минуту Андре молчал, не в силах ничего ответить. Чувства переполняли его, готовые излиться словами, сердце трепетало от любви, и он хотел бы сказать об этом Соне, но ощущал в то же время, что ему совсем не нужно ничего говорить ей, они понимали друг друга без слов, и все, что могло быть сказано, шло от сердца к сердцу.
Они были созданы друг для друга, души их принадлежали друг другу, и что бы ни случилось, каким бы ни было их внешнее обличье, это ничего не меняло. Андре подумал, что даже когда они поженятся, им трудно будет стать духовно еще ближе, чем они были сейчас.
Он почувствовал, как ее пальчики, сжимавшие его руку, ослабли, и понял, что Сона заснула.
Андре тоже сильно устал, но некоторое время он лежал без сна, чутко прислушиваясь, вглядываясь во тьму, охраняя покой своей дамы, точно рыцарь старых времен, бодрствующий всю ночь в часовне, перед тем как отправиться странствовать, защищая свою рыцарскую честь и достоинство. Затем сон сморил его.
