Портрет моего сердца - Кэбот Патриция (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Глава 22
— Джереми, — возмутилась она, — что ты задумал?
Герцог тем временем приподнял ей халат и с удовлетворением отметил, что ягодицы отчетливо просматриваются сквозь ночную рубашку.
— Я? — невинно осведомился Джереми. — Продолжаю с того места, на котором мы недавно остановились…
— Боже мой! — Она попыталась вскочить, но ее крепко держали за бедра. — Ну Джерри! Несколько минут назад кто-то попытался тебя убить, как ты можешь в такой момент думать о любви?
— Дорогая Мэгги, — сухо отозвался герцог. — Если я мог думать о том, как занимаюсь с тобой любовью, когда бенгальские пули свистели у меня над головой, то, безусловно, могу заняться с тобой любовью сейчас. — Он чмокнул ее в ягодицу, добавив: — И не спрашивай меня о плече. Оно не болит, а рана из-за наших взаимных ласк не откроется.
— Свинья ты самоуверенная! — закричала она, не оставляя попыток вырваться из его объятий. — Я не могу даже помыслить о занятиях с тобой любовью, после того что ты натворил!
— Что я такого натворил?
Мэгги расстроилась оттого, что не могла не обращать внимания на его грудь, покрытую не только шрамами, но и черными волосами, которые образовывали густую поросль вокруг сосков, потом сбегали ручейком к мускулистому животу и вызывающей стрелкой исчезали под простыней. Однако Мэгги не собиралась выяснять, куда указывает эта стрела.
По крайней мере так она думала.
— Ты сам знаешь, что натворил. Ты…
В следующий миг ей стало не до объяснений. Джереми лег на нее, и хотя она выставила руки, чтобы оттолкнуть его, но ее уже припечатали к кровати, поскольку герцог боялся, что она снова попытается его ударить, как в библиотеке графа Олторпа, не говоря уже о конюшне в Ролингз-Мэнор пять лет назад. Однако под тяжестью его тела Мэгги не сумела даже шевельнуться, не то что нанести ответный удар.
— Слезь с меня, болван, — буркнула она.
Джереми задыхался от восторга, наслаждаясь ощущением лежащего под ним цветущего, упругого тела. И Мэгги наверняка испытывает то же самое, потому что ее грудь порывисто вздымалась и опускалась. Он чувствовал, как у нее колотится сердце. Только вот охвачена ли она страстью или просто напугана? Удостовериться можно лишь единственным способом.
— Испугалась, Мэгги? — небрежно поинтересовался он.
— Никогда в жизни! Ты…
Джереми впился в ее губы, не дав ей договорить.
На миг она запаниковала, руки сжались в кулаки. Не то чтобы ей не нравилось то, что он делает… Просто это…
Слишком серьезно.
Джереми если и расслышал ее протест, то не воспринял его. Наконец-то после долгих пяти лет Мэгги очутилась там, где он всегда хотел ее ощущать — под ним. И теперь никаких помех не будет! Он позаботился об этом. Ни грозных дядюшек, ни осторожных дворецких, ни самодовольных женихов. Только он и она, как и должно быть, как было бы, если б не пять лет упрямой гордыни с обеих сторон. Больше такой глупости он не повторит… пока сердце бьется в груди… пока он дышит… Наконец-то она принадлежит ему!
Мэгги стоила всех его мук и страданий. Он обладал многими женщинами, однако ни разу не держал в объятиях такую, как она, чье тело идеально соответствовало его телу, идеально его дополняло… Пышной грудью, тонкой талией, стройными ногами и точеными руками Мэгги олицетворяла женственность, в то время как он, широкоплечий и узкобедрый, с литыми мускулами от долгих часов скачки и фехтования, был воплощением мужественности. Конечно же, они созданы друг для друга!
А если она этого еще не поняла, к утру он заставит ее понять.
Но Мэгги, казалось, уже осознала послание его тела, если верить ее реакции на поцелуй. Она словно растаяла под ним, всякое напряжение ушло из рук, губы приоткрылись так же естественно, как тогда в конюшне, и так же охотно, как нынче в библиотеке. Мэгги ответила на его поцелуй с тем же наивным пылом, только сейчас, к восторгу Джереми, на ней было гораздо меньше одежды, нужно просто расстегнуть единственную перламутровую пуговку, и вот уже под его пальцами гладкая, атласная, теплая кожа… Вернее, дышащая огнем, несмотря на холод комнаты. Прикосновение к этому жару потрясло Джереми до глубины души.
Когда он дотронулся до ее груди, Мэгги всхлипнула, когда пальцы скользнули глубже, отодвигая воротник халата, чтобы обнажить спелые округлости, Мэгги оторвалась от его губ и, подняв отяжелевшие веки, устремила взгляд на его лицо. Ее сотрясали мириады неведомых чувств, умело разбуженных им в сердцевине ее тела. Мэгги вдруг ощутила себя более живой, чем в предыдущие пять лет. То, что испытала она в библиотеке Олторпов, не шло ни в какое сравнение с этими новыми ощущениями. Словно ее тело, в которое тем солнечным днем в конюшне Джереми вдохнул жизнь, пребывало пять лет в спячке до нынешнего момента. А теперь все эмоции, все, что пережила она в тот день, вернулось к ней яростной, затопляющей тело и душу волной.
На Джереми выражение ее абсолютного изумления произвело ошеломляющее впечатление. Он намеревался соблазнять ее медленно, осторожно, ведь она была девственницей, хоть и необычайно чувственной. Ему не хотелось ее пугать. Пусть все разворачивается неторопливо, пусть она задаст темп.
Но лишь один взгляд ее широко распахнутых изумленных карих глаз и влажные полуоткрытые губы заставили его потерять голову. Всякое самообладание полетело к черту! Внезапно его руки, которыми он вроде бы управлял, стали делать вещи, им не приказанные. Неловко развязали пояс халата, потянули вверх подол ночной сорочки. Если его состояние и нельзя было назвать потерей разума, то наверняка он оказался на волосок от этого.
К счастью, Мэгги, казалось, чувствовала то же самое. Вместо того чтобы отбиваться от ласк и бурной страсти, как подобало бы любой невинности, она отвечала поцелуем на поцелуй, не уступая ему в пылкости. Она вдруг ощутила неодолимую потребность чувствовать обнаженной кожей его кожу. И пока Джереми рвал остальные пуговички ночной рубашки, она уже начала стаскивать халат, лишь ахнув, когда он, не обращая внимания на раненое плечо, отшвырнул прочь эту злосчастную тряпку. На мгновение его загорелая грудь сверкнула бронзой в свете камина, и Мэгги как художница восхитилась его потрясающей фигурой, словно у микеланджеловского Давида.
Но это произведение искусства не из холодного мрамора, а из живой плоти.
Наконец с торжествующим возгласом Джереми обнажил прекрасное тело, которое давно жаждал увидеть. Грудь вырвалась на свободу из ситцевой ткани, отблески пламени камина заиграли на сливочной плоти, как солнце на снегу. Мэгги увидела, что он довольно улыбается, и эта улыбка больше, чем поцелуи, чем неистово толкавшаяся в нее твердая плоть, убеждали в том, что он ее хочет. Не просто хочет, она ему нужна… необходима… Между ног возникла ноющая боль, которую можно было утолить только одним путем…
Джереми всей тяжестью опустился на нее, взял в руки ее грудь, и она затрепетала, начала извиваться, когда его ладони прижали чувствительные соски, потом их сменили губы. Мэгги задохнулась от непривычной ласки мужского языка, ее пальцы невольно вцепились в густые волосы Джереми, а бедра вдруг стали ритмично покачиваться. Она чувствовала пульсацию возбужденной плоти и, не вполне сознавая, что делает, стала подталкивать ее своим телом.
Зато Джереми прекрасно сознавал, что происходит, и с громадным трудом удерживал себя от того, чтобы не разрядиться прямо здесь и сейчас. Оторвавшись от груди, он взглянул на Мэгги. Голова запрокинута, длинные черные волосы разметались по атласному покрывалу, глаза полузакрыты. Заметив его взгляд, она не стала прикрывать наготу, как могла бы сделать другая женщина. Похоже, Мэгги лучше чувствовала себя обнаженной, чем одетой, что по опыту Джереми было необычно для большегрудой женщины, и это открытие несказанно его обрадовало… впрочем, не так, как зрелище всего прекрасного тела: длинных стройных ног, плоского живота и холмика черных завитков.
Шелковистый треугольник привлекал Джереми с такой неистовой силой, будто прежде он никогда подобного не видывал. Это было сродни притяжению вод океана к луне. Его рот вновь нашел ее губы, пальцы утонули в темной поросли.
