Нарисованная любовь (СИ) - Грекова Анна (электронная книга TXT, FB2) 📗

Лицо Энн гневно вспыхнуло.

— Вы просто- напросто дерзите. Ни один порядочный человек не будет говорить даме такие слова. Вы должны быть тактичны. Женщина не должна краснеть по вашей вине.

— Зачем краснеть от правды? Или это у вас от удовольствия? — Голос Джона приобрел иронические нотки.

Энн смерила его с ног до головы уничтожающим взглядом.

— Вижу, вас бесполезно призывать к порядочности. Вот в этом и есть различие между слоями общества. Такому не научить, нужно родиться, чтобы соответствовать требованиям, придуманным не нами.

— Зачем вы говорите это сейчас? — укоризненно, но мягко произнёс Джон. — Бывают моменты, когда не нужно кричать о своих убеждениях. Мы здесь вдвоем, я видел вас настоящую и не хочу принимать другой. Давайте будем друг для друга наслаждением. Чего ещё ждать от жизни в нашем возрасте? Мы оба столько лет провели в одиночестве, зачем же сейчас упускать возможность наверстать то, чего мы за молодостью лет не могли оценить?

— Вы что о себе возомнили? Да я видеть вас не хочу после всего! Представляю, как вы призираете меня за слабость.

Помолчав, Джон усмехнулся.

— Вам нужно моё призрение? Мои ранящие слова? Это возбуждает вас больше, чем ласка? Вас так завело мое грубое похищение, что вы готовы отдаться простолюдину, ощутить на себе руки, мнущие тело с белой кровью, проникающие туда, о чем таким, как вы, не позволено думать? В следующий раз, а я не сомневаюсь, что он будет, я сделаю с вами такое, отчего не отмоетесь всю жизнь. А знаете, почему не отмоетесь? Потому что будете окунаться в это вновь и вновь по собственному желанию, презирать себя, ненавидеть и молиться в ожидании повторения.

— Вы забылись настолько, что у меня нет слов. — Голос Энн срывался

— А вам и не хочется перебивать меня, мои слова звучат возбуждающе. Правда?

Джон подошел совсем близко.

— А так? — Он прочертил пальцем линию ото лба до подбородка Энн, чуть задержавшись на губах.

Энн отшатнулась.

— Вы сумасшедший!

— Нужно таким и быть, чтобы мечтать о стерве по имени Энн. Нужно совсем потерять голову, чтобы жаждать сдавить ее в объятиях и забраться под платье.

— Не смейте мне больше попадаться на глаза. Немедленно везите меня домой, — выкрикнула Энн и пошла к экипажу.

— Энн, подождите секунду, — Джон догнал ее и преградил путь. — Я не хочу, чтобы вы обижались. Я действительно схожу с ума, понимая, что ваш голос дрожит не только от гнева. Останемся здесь ещё, пожалуйста.

— Пустите, — Энн оттолкнула его и забралась в экипаж.

— Хорошо, — Джон взялся за поводья. — Я вам больше ничего не скажу, испробовал, что мог.

— Мне всё равно. С этой минуты мы друг друга не знаем.

— А ведь вы надеетесь, что я никуда не денусь и вновь прибуду к вам, не внемля словам леди. Ошибаетесь. Даже такой недостойный человек, как я, способен познать истины, имея хорошую учительницу. Я буду думать о вас, ждать, желать, но больше первым не сделаю ни шага. Вы знаете, что так и будет, у вас я только на словах неприкасаемый, а вы всё обо мне давно поняли, иначе бы не доверились. Захотите общения — делайте шаг сами. Я буду ждать этого всегда.

Энн, заготовившая оборонные слова, не издала ни звука. Её взгляд был устремлен на опушку леса, где в плотных сумерках зоркие глаза сумели разглядеть двоих: Артура и Алисию. Алисия сидела впереди, запрокинув голову на грудь Артура, и не переставала гладить его лицо. Он ловил губами ее руку.

«Вот и вся любовь, о которой грезят молодые, — усмехнулась она про себя. — Всё — слова и мечты, а жизнь — в темнеющем лесу, поддающаяся сиюминутной страсти».

Она с сожалением смотрела на спину Джона и понимала, что никогда не пожалеет о случившемся и никогда больше этого не повторит. И будет говорить своим детям, что любовь — выдумка, жизнь сложена по-другому. Завтра для неё начнется прежняя жизнь, когда не нужно будет всматриваться в своё лицо, а думать только о нарядах и приличном обрамлении своей личины. А сегодняшний день совсем иной, выбивающийся из привычной колеи, какое счастье, что он был.

— Джон, — тихонько произнесла Энн.

Он резко обернулся, натянул поводья, в его глазах вспыхнула надежда.

— Я не могу жить по-другому и уже не хочу. Всё, что у меня есть, это дети, которых я должна вести по жизни. Я не изменюсь под действием обстоятельств, твердо буду идти к своей цели. Я знаю, вы поймете меня, вы чуткий замечательный человек. Мы больше не будем встречаться и общаться, кроме каких-то вынужденных столкновений на глазах родственников. Прошу, не беспокойте меня, не вырывайте из привычного. Всё случившееся приму, как дурной сон. Вы понимаете меня?

Джон молчал. Через время спросил тихо и спокойно:

— Домой?

— Домой — еле слышно прошептала Энн.

Глава 18

О появлении мистера Эйринга Энн сообщили через день. У нее оборвалось сердце. Снова? Неужели она недостаточно выразилась при последнем расставании? Как он смеет думать иначе и позволять себе видеться с ней, когда вздумается?

— Пусть войдет. — В её голосе уже была угроза.

Энн решительно взглянула на вошедшего и только тогда поняла свою ошибку. Это был Георг. Бессознательно ожидая визита Джона, Энн сразу же решила, что это он, да и фамилии людей не её круга звучали одинаково — не наши. От неоправданных ожиданий и возмущения наглостью визита, Энн потеряла дар речи.

— Здравствуйте, миссис Энн. Позвольте поговорить с вами по важному делу.

Энн не предложила ему сесть.

— Мы уже обсудили всё, что дозволено во время моего визита к вам.

— Простите меня, это был срочный вызов в банк — неотложное дело. Так совпало, что Вы прибыли именно в это время, оно ведь не было оговорено конкретно.

— Теперь можно говорить всё, что угодно. Всё, что я имела вам сказать, я передала вашему родственнику. Не знаю, уведомил ли он вас, мне без разницы, но дважды повторять одно и то же не буду.

— Я очень люблю Элизу.

— Мне нет никакого дела до ваших чувств.

— Но речь идет о вашей дочери. Неужели и до неё у вас нет дела?

— Какая наглость! И вы на что-то рассчитывали, когда задумывали встречу со мной? Я больше ничего не желаю слушать.

— Я очень прошу: давайте поговорим спокойно. Я все равно буду добиваться своего, зачем зря тратить время?

— Никогда, слышите, никогда я больше не буду разговаривать с вами на эту тему. — Энн грозно надвигалась на Георга. — Не смейте больше приезжать сюда. Какая самонадеянность — явиться ко мне с подобной просьбой. Забудьте наше имя, дорогу сюда, не смейте даже в мыслях мечтать о моей дочери!

Георг оставался спокоен, понимая, что нельзя подливать масла в огонь.

— Не сердитесь на меня, пожалуйста. Мои помыслы чисты, я смогу сделать вашу дочь счастливой, у меня для этого есть всё: чувства, средства, желание оберегать её и ценить. Разве этого мало?

— Чувства и желания? Вы все помешались на этих словах, потому что других таким, как вы, знать не положено. Честь, положение, гордость за семью, возможность смело глядеть в глаза обществу — вам хоть что-то говорят эти слова? Вы даже не понимаете, что вам давно пора развернуться и уйти отсюда, потому что я в силу воспитания, данного мне моим обществом и положением по рождению, не могу просто вышвырнуть вас отсюда, но наговорила достаточно, чтобы любой приличный человек моментально откланялся. Я не понимаю, почему до сих пор разговариваю с вами, видимо, просто не верю, что бывает такое непонимание и неуважение к мнению другого человека, женщины, матери той, о которой вы, якобы, так заботитесь. Поверьте, я знаю цену вашей заботе, понимаю, куда метите, переступая через те приличия, которые вам доступны.

— Да, возможно я не очень воспитан по вашим меркам, но никогда бы не позволил себе оскорблять другого человека, тем более, гостя. Извините, вы вынуждаете сделать это замечание.

— Для меня ваши слова пустой звук, можете не стараться. Это всё, что вы намеривались мне сказать? Вас больше не задерживают.