В тени луны. Том 1 - Кайе Мэри Маргарет (прочитать книгу TXT) 📗
Среди других молодых леди следовало упомянуть мисс Делию Гарденен-Смит. Она претендовала на звание красавицы, что тревожило сердца мамаш, имевших девиц на выданье. Она была высокая, голубоглазая, склонная к полноте, с красивыми густыми каштановыми волосами. Ее мать утверждала с гордостью, что ей говорили, будто таких красивых волос не было даже у императрицы Евгении.
Гарденен-Смит — старшая, дальняя родственница одного пэра, была очень высокого мнения о своей породе, но, узнав, что с миссис Эбатнот едет девушка с титулом, родственница графов Уэйров, решила познакомиться с ней. Она сказала, что Лотти — славная девушка, а София — очаровательный ребенок, но она не знала, что сказать о контессе де лос Агвиларес. Как и другие женщины, она не могла восхищаться ее необычной красотой.
— Так ее отец был испанец? Жаль, у нее какая-то желтая кожа, и уж слишком черные волосы. А глаза! Боюсь, на востоке ее примут за свою. И по-моему, она очень скрытная.
— Пожалуй, застенчивая, — сказала миссис Эбатнот. — Она, бедная, сирота. Но она милый ребенок, и совсем не зазнается. По-моему, мистер Бартон просто счастливчик.
Зато необычный стиль Винтер пришелся по вкусу пассажирам-мужчинам. Особенно, кажется, полковнику Мулсону. Он был холостяком и бабником, и считал себя знатоком женщин. Постарев, он был вынужден платить за то, что раньше давалось само, но тщеславие не позволяло ему признать этого. Он особенно любил молоденьких, и ни одна девушка не была в безопасности от его назойливых ухаживаний. Неопытных и робких Лотти и Софию он просто запугал, но холодные темные глаза Винтер смотрели сквозь него, что никак не могло ему понравиться. И это несмотря на заверения, что он чувствует за нее особую ответственность, как за невесту лучшего друга.
Винтер удивлялась, как такой неприятный человек может быть другом Конвея, но думала, что тот по долгу службы может быть в дружеских отношениях с людьми, с которыми не стал бы дружить по личному выбору. Ради Конвея она была с ним вежлива, тем более, что здесь было нетрудно не оставаться с ним наедине, а другие мужчины также были рады пообщаться с ней.
И только один джентльмен не интересовался ею: капитан Рэнделл сказал ей не больше десяти слов, после того как она стала выходить из каюты, и, хотя он приятно общался с миссис Эбатнот, заслужив самое лестное мнение этой доброй женщины, — он ни разу не присоединился к компании вокруг невесты Бартона, и она решила, что он сознательно ее избегает.
Открытие это было для нее не из приятных, и ей пришлось напоминать себе, что он враг Конвея, и что если бы он не избегал ее, она сама была бы вынуждена это делать. То, что он в начале путешествия помог ей и ухаживал за ней с фамильярностью, извинительной только для брата, не должно перевешивать его неверности комиссару. Наверное, он и сам понимает это, потому и держится в стороне. Она не понимала лишь, какое ей до этого дело? Она даже стала сравнивать его с Конвеем, чтобы убедиться, что тот лучше.
Алекс Рэнделл был тонок, смугл и, конечно, хорош собой. Остро глядящие серые глаза были обрамлены ресницами, почти такими же длинными, как у нее самой. Хотя он был не выше среднего роста (Конвей был, по ее воспоминаниям, необычайно высок), капитан выглядел благодаря стройности и осанке, несколько выше. Но рядом с синеглазым здоровяком Конвеем Алекс казался невидным, а роскошные пшеничные усы Конвея делали его мужественнее, и он очень выигрывал рядом с немодно выбритым капитаном. К тому же Конвей великодушен, честен, и не станет, уподобляясь Рэнделлу, плохо говорить о человеке за его спиной.
И все же непонятное чувство недовольства оставалось. Мог бы он в конце концов хоть поговорить с ней? Ведь его же послали охранять ее и заботиться о ней. Тут не было кузины Джулии, с ее вечными нотациями, миссис Эбатнот была сама доброта, и Винтер должна была быть счастливой. Но этого не произошло. Несмотря на доброту новых друзей, внимание пассажиров, ее беспокоили какие-то смутные страхи и сомнения. Она не понимала саму себя, ругала себя за это, но продолжала искать глазами Рэнделла со смешанным чувством неприязни и невольного любопытства.
Однажды вечером она встретилась с ним в темном коридоре, который вел в каюту. Он посторонился, пропуская ее. Она уже собралась пройти, прижав свои широкие юбки, так как коридор был узким, но вдруг остановилась, и ее кринолин, расправившись, коснулся обеих стенок коридора, так что капитану невозможно стало пройти. Она сказала, запинаясь:
— Я… я так и не поблагодарила вас за… помощь. Вы были так добры, и я не хочу казаться неблагодарной.
Алекс молча поклонился. Бледные щеки девушки вдруг вспыхнули румянцем, и она сказала очень тихо:
— Сожалею, что… ударила вас тогда хлыстом. Это было совершенно непростительно.
— Но вполне понятно, — серьезно ответил Алекс.
Она ожидала, что он сам извинится за то, что говорил тогда, или возьмет свои слова назад, но он молчал.
Она покраснела сильнее и высокомерно подняла голову, после чего снова взялась за юбки, как вдруг корабль качнуло от внезапного порыва, и на минуту она упала на него и снова оказалась невольно в его объятиях, и снова ощутила чувство надежности, как уже было в начале путешествия. Она подняла голову с его плеча, увидела в его глазах что-то не очень похожее на злость и поспешно удалилась восвояси.
Больше Винтер не пыталась с ним заговорить. Они время от времени обменивались учтивыми репликами, и трудностей с ним у нее больше не возникало.
Глава 9
«Сириус» делал недолгую остановку на Мальте, и большинство пассажиров готовилось устроиться в гостинице, радуясь возможности отдохнуть от корабля. Но неполадки с машиной задержали их на несколько часов, и, когда они вошли в гавань Карантин, уже всходила луна.
Миссис Эбатнот ввиду позднего часа была склонна остаться на борту, но дочки уговорили ее все же сойти на берег, куда и отвезла их портовая шлюпка. Ужин и номера были приготовлены в отеле «Империал», и после ужина миссис Эбатнот сразу отошла ко сну.
Винтер снова оказалась соседкой Лотти. И, несмотря на поздний час, спать ей не хотелось. Как приятно было снова стоять на твердой земле и вдыхать запах цветов. Сам ночной воздух полутропического Юга волновал ее кровь, так что она и не думала ложиться.
Их комната выходила в пассаж, обрамлявший внутренний дворик, где росли роскошные тропические растения. Дверь, ведшая в пассаж, была открыта, и Винтер, отодвинув тяжелую штору, выглянула наружу.
В дальней части дворика, там, где светился крошечный огонек, курил сигару высокий молодой человек. Винтер с минуту вглядывалась в него, а потом тихо позвала:
— Лотти?
— Да?
— Тебе нравится мистер Инглиш?
Та слегка ахнула.
— Винтер! Как ты можешь?.. Ну, я… Конечно, он очень приятный, но мама…
— Он сейчас там, во дворике. Смотрит на нашу комнату.
Винтер услышала шуршание платья позади, и вот уже Лотти стояла рядом. Винтер сказала:
— Я не думаю, что ты себя скомпрометируешь, если выйдешь… ну, посмотреть на цветы. Они так прекрасны!
— О, нет… мне нельзя, — пролепетала Лотти.
— Почему? Твоя мама ничего не имеет против мистера Инглиша. Я слышала, она говорила миссис Гарденен-Смит, что он очень приятный молодой человек и родственник Гринвуд-Темпестов.
— Да, — сказала Лотти грустно, — мама не против него, но…
— Но что?
— Но… она считает, что я слишком молода, чтобы решать сама то, что касается джентльменов. Она говорит, что у меня будет еще не одна возможность встретить и более подходящего джентльмена, и она не хочет, чтобы я делала выбор, прежде, чем… чем такая возможность появится.
— А ты сама как думаешь? Изменит ли такая встреча твои чувства?
— Нет! — вскрикнула Лотти после некоторого молчания. — Но мама не разрешает мне говорить с ним иначе, как в ее присутствии. И… я не могу выйти. Это будет неприлично и как не подобает леди.
Винтер помолчала немного. Потом сказала:
