Моя безумная фантазия - Рэнни Карен (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
Глава 26
— Рискуя ранить твое тщеславие, должен заметить, что выглядишь ты, как выздоравливающая после тяжелой простуды. — Он усмехнулся, глядя на ее нахмуренное лицо.
— Рискуя оскорбить твой род, сообщаю, что пришла от твоей матери. Она настояла, чтобы я попробовала карри ее приготовления. Арчер, по-моему, она добавила туда обезьяньи мозги или что-то в этом роде! — Выражение священного ужаса на ее лице снова вызвало у него усмешку.
— Ты должна верить только половине из того, что говорит Берни, и с сомнением относиться ко второй.
Он положил лопату на скамью и приблизился к Мэри-Кейт. Приподнял ее подбородок, заглянул в глаза. В них не было ни боли, ни обиды — ничего, что указывало бы на оскорбленные чувства. Занятно, он испытывал желание защитить ее Он любил свою мать, и она любила его и не медля ни секунды бросилась бы в атаку на что угодно или на кого угодно, если бы увидела помеху его счастью Интересно, что бы она сделала с Алисой? Арчер решительно отогнал от себя эту мысль.
— Но ее подарок мне нравится.
Мэри-Кейт оглядела свое платье. Она пыталась помешать щедрости графини, но это ни к чему не привело, она здесь ничего не решала.
— Кажется, оно сшито по последней моде, — сказала Мэри-Кейт.
— Ну-ка, — мягко произнес он, разводя ее руки в стороны, — дай на тебя полюбоваться. — Он закружил ее по комнате. — Ты похожа на свет, волшебным образом преломленный стеклянной призмой в тысячу радужных огоньков.
Она засмеялась, польщенная комплиментом.
— Твоя мать ждет меня, Арчер.
— Сомневаюсь. Кроме того, в данный момент я расположен говорить не о своей матери, Мэри-Кейт, а о том, почему ты покраснела.
— Я не покраснела.
Неожиданным стремительным движением он подхватил ее на руки и направился к двери. Задохнувшаяся от удивления, Мэри-Кейт ухватилась за рукава его рубашки, чтобы удержать равновесие, и, увидав озорной блеск в его глазах, улыбнулась.
— Что ты задумал, Арчер Сент-Джон?
— Кое-что, что мне всегда хотелось сделать, Мэри-Кейт, но не находилось человека, который пошел бы на это по собственному желанию.
— Значит, теперь я одно из твоих растений? Он искоса взглянул на нее:
— Разве я не называл тебя пряностью? Исключительно тонкой приправой, Мэри-Кейт?
— Это оскорбление или комплимент?
— Неужели женщины все время ждут комплиментов? Улыбка Сент-Джона опровергала резкость слов.
— Неужели мужчины всегда такие недовольные? В конце концов, любезности говорить нетрудно.
— Однако считается, что именно мужчины должны говорить любезности, а женщины их принимать.
— Очень хорошо. Я хотела поблагодарить тебя, Арчер, за прошедшую ночь, но не могла подыскать слова.
— Комплимент, Мэри-Кейт?
— Любезность, Арчер. — Она взглянула на свои пальцы, мявшие ткань его рукава.
— Я доставил тебе удовольствие?
Она не смогла удержаться от тихого вздоха Он только улыбнулся в ответ. Мэри-Кейт попыталась отвести его настойчивые руки, но Сент-Джон освободил себе путь к маленьким перламутровым пуговкам ее лифа.
— Арчер!
— Мы одни, Мэри-Кейт, дверь надежно заперта. Это сооружение — все равно что моя спальня. Когда я занимаюсь своими изысканиями, никто не смеет входить сюда.
— Значит, я одно из ваших изысканий?
— Одно из тех, что внушает самые несбыточные надежды.
Лиф расстегнут, и Сент-Джон просунул туда ладонь. Тепло, изгиб ее тела, кружева. Исключительное сочетание. Существует ли более очаровательное зрелище, чем залитая солнцем Мэри-Кейт? Яркая корона волос, слегка распахнутый лиф, кружева сорочки скрывают грудь, но темные соски нетерпеливо проступают под тканью, вздымая ее. Он отступил и заглянул в ее глаза. В них светились удивление, отблеск желания и… неизменное любопытство.
— Не представляю, как с тобой обращаться, Мэри-Кейт Беннетт, — произнес он, поглаживая нежную кожу. — Ты или самая умная женщина из тех, кого я знал, или самая испорченная Ангел или дьявол. Кто же ты? Лесная нимфа, фея, появившаяся на мгновение, чтобы соблазнить меня, а потом внезапно исчезнуть?
Она покачала головой, по ее глазам ничего нельзя было прочесть. Он мечтал, чтобы она вся была перед ним, не только ее тело, но и разум, душа…
Она вздернула подбородок, отбросила назад волосы и сложила перед собой ладони. Странная и трогательная поза, как у молящейся. Словно она взяла себя в руки, чтобы защититься от него. Он видел ее больной, смущенной, удивленной, охваченной страстью. Теперь она предстала перед ним кающейся — спокойной, безумно привлекательной мадонной.
Что-то промелькнуло в ее глазах и исчезло с быстротой падающей звезды. Или ему показалось? Искорка страха, странное сочетание удивления и испуга.
В комнате стояла тишина, скорее напоминавшая затишье перед бурей. Слова — вещь опасная, как острый стилет. Гораздо легче и проще молчать.
Он должен сейчас уйти от нее. И знает, что не уйдет.
Он наклонился и коснулся губами ее виска, провел ладонью по ее коже, вдохнул ее запах.
Какое пленительное зрелище — его загорелая рука на кремовых кружевах! Он больше не стал дразнить ее, нашел бугорок соска, нежно сжал. Она вздохнула — или задержала вздох, — выразив такую готовность подчиниться, что Сент-Джон невольно улыбнулся, снова поцеловал ее и привлек к себе.
Она слабо покачала головой, что-то невнятно произнесла. Взяла его руку, покоившуюся на талии, и перенесла к другой груди, нежно поддерживая. Прильнула к нему, сгорая от желания, умоляя о поцелуе.
Он чуть отстранился и заглянул в ее глаза. Они затуманились, зрачки расширились, отражая готовность ее тела. Набухло и увлажнилось то место, которое ждало проникновения его пальцев, его языка. Она вздохнула, и он просунул два пальца за край кружев. Бесстыдно торчавший сосок выступил над кружевным горизонтом, как рассветное солнце, жаждущий, любопытный, охотно принимающий ласки.
По-другому и не могло быть. Его волосы скользнули по ее коже, губы приблизились к ее левой груди. Она прижала одну ладонь к его щеке, а вторую положила ему на затылок, словно желая навсегда оставить его губы у своей груди. Она издавала странные, мяукающие звуки, дрожали ее пальцы, трепетали губы.
Он осторожно приподнял ее подбородок, стал целовать ее с медлительной нежностью, не обращая внимания на растущую жадность ее языка, на руки, вцепившиеся в его плечи, на ослабевшее тело, которое выдавало переполнявшую ее страсть.
Прошедшей ночью они сопровождали любовную игру словами и смехом, манящими взглядами и шутками. Сегодня они были погружены в молчание.
Он приблизил губы к ее рту, почувствовал, что она улыбается под его поцелуем. Его руки ненадолго оставили ее грудь и вернулись к пуговкам лифа. Расстегивая их одну за другой, он целовал каждый дюйм кожи, открывающийся за ними. Закончив, он поднял голову и посмотрел на Мэри-Кейт полным озорства взглядом.
Он хотел пошутить, что на ней слишком много одежды, но увидел, что она присмирела. Тогда он стянул с нее платье, оголив немыслимо белые круглые плечи, казавшиеся еще белее на солнце. Она задрожала в его объятиях.
Он притянул ее ближе, сам едва держась на ногах от сжигавшего его желания. Он словно плыл по волнам, отдавшись их воле.
Она показалась ему еще прекраснее, чем минувшей ночью. Освещенная солнцем нимфа, белая, красная и розовая от смущения.
Он протянул руку, и она приняла ее, с изяществом принцессы перешагнув через упавшую сорочку. Когда он присел, чтобы снять с нее башмаки, то услышал тихий вздох.
Солнце, казалось, увеличилось в тысячу раз. Его лучи освещали и согревали ее кожу. Он провел ладонью по изгибу ее плеча, по купающейся в золотом свете руке.
Он разглядывал Мэри-Кейт, не щадя ее скромности. Если бы он нарушил их негласный договор молчания, то сказал бы, что она выглядит именно так, как нужно в эту минуту, — нагая, окруженная зеленью, здесь, где свободно дышит и позволяет себя приручать природа. Не лесное существо, не нимфа, а скорее принцесса или королева. Царственная особа, сознающая абсолютную власть своей красоты.
