Тайна древлянской княгини - Дворецкая Елизавета Алексеевна (читать бесплатно полные книги txt) 📗
– Это лелёшка моя свадебная, – пояснила Предслава тем, кто не разглядел куклу, но не сводила глаз с Ольга. – Не такие узоры моя мать на ней вышивала, как дочь в замужество провожала. Берегла я в ларе свою судьбу, да не уберегла. Как она из моего ларя здесь, в Киеве, в твоем дому оказалась? Почему «Перуновы кони» хвостами друг к другу повернулись, а нива моя незасеяна осталась? Где лелёшка мужа моего? Где муж мой?
Чуть ли не впервые на памяти всех, кто его знал – а у некоторых этот срок исчислялся двадцатью с лишним годами, – Ольг не нашелся с ответом. Несколько мгновений стояла тишина, только огонь гудел в печи, будто чуры тоже гомонили от изумления и возмущения. А потом Велем ухватил стол за угол и отшвырнул, чтобы освободить проход – миски и блюда, ковши и ножи со звоном и грохотом полетели со скатерти, посыпались на пол куски мяса и хлеба, полилось пиво. А Велем шагнул вперед – будто пробудившийся волот.
– Ах ты змей ползучий! – рявкнул Белотур и выскочил из-за своего угла стола. Даже в полутьме было видно, что на скулах его вспыхнули два ярко-красных пятна, как всегда бывало, если он волновался.
Оба воеводы в едином порыве шагнули вперед, и в движении их была такая неумолимая ярость, что Предслава ахнула. Ольг сделал то, чего не прощают ни чужим, ни своим. Зловредная ворожба – провинность хуже убийства, потому что вредит исподтишка. И особенно когда направлена против женщины, предназначенной хранить и продолжать род.
– Ща я тебя… – невнятно прорычал Велем, и Ольг, которого никто не назвал бы трусом, переменился в лице.
Велем не шутя собирался убить его на месте, и ни дружина, ни гости ему не помогут – просто не успеют. А с другой стороны приближался Белотур, начисто утративший обычное дружелюбие.
Ольг отшатнулся и уперся в стену. Всю жизнь он ходил по морям, сражался, одолевал врагов самыми разными средствами, прошел от ледяной стены на северном краю мира до Миклагарда на юге, подвергался неисчислимым опасностям и удачно избегал их, но сейчас лишь краткий миг отделял его от смерти – на вершине власти, славы и могущества, за собственным столом, от рук двоих словенских полупьяных мужиков…
Меча под рукой, находясь в собственном доме, он не держал, и перед ним лежал только нож с коротким лезвием, которым пользуются за столом. Но не успел Ольг схватить его, как женская фигура метнулась со стороны кута и княгиня Яромила встала между братом и мужем.
– Велько, стой! – Она замахала руками, чтобы привлечь его внимание, уперлась ладонями в его широкую грудь. – Выслушай меня!
Он схватил ее за плечи и отодвинул с дороги, будто соломенную куклу, но она вцепилась в его запястья мертвой хваткой и повисла – поволочилась бы за ним по полу, если бы он не остановился.
– Нет, нет! – выкрикнула княгиня. – Это не он! Не тронь его! Ольг не виноват ни в чем! Это не он, это я! Я!
Лицо Велема приняло несколько более осмысленное выражение, и он перевел взгляд с Ольга на сестру. Она выпустила его руки и попятилась.
– Велько, выслушай. я расскажу тебе. Да, я виновата. Это сделала я. я приказала привезти ее лелёшек. я лишила ее… не дала… – Княгиня на миг опустила глаза, не в силах признаться вслух, что ворожбой и травами губила будущих детей родной племянницы. – я затворила ее… Но мой муж здесь ни при чем. Это не он приказал мне.
– А кто? – подала голос Предслава из полутьмы, и все обернулись к ней.
– Это… – Яромила тоже посмотрела на дочь своей сестры. – Такова была воля чуров.
– Неправда! – с болью вскрикнула Предслава, будто раненная стрелой, и Воята безотчетно обнял ее сзади, стремясь поддержать.
– Правда! – так же отчаянно крикнула Яромила. Она с трудом владела собой, дрожа и едва не плача, и даже у мужчин сводило живот судорогой и слабели ноги при виде горя и слабости этой всегда невозмутимой, сильной, мудрой, уверенной женщины. – Такова была воля наших предков! Они открыли мне… Давно, еще пока ты не вышла замуж. Еще когда тебя не сватали, мне было поведано, что женская ветвь потомства нашей бабки должна быть затворена на трижды девять лет от дня вдовства Дивляны. Это выкуп за то, что твоя мать осталась жива, хотя даже собственный муж желал ее смерти! Ты тогда была еще мала. Потому у твоей матери родился еще сын, но не рождалось больше дочерей. И, вспомни, ни у кого из дочерей Радогневы больше не появлялись внучки, только внуки. А когда ты вышла замуж, от срока оставалось двенадцать лет. Четыре прошло. Восемь осталось. я не хотела… Но чуры повелели… Они сказали, что трижды девять лет должно пройти, прежде чем вызреет в Огненной реке сила нашего рода, и тогда вынет Сварог искру и вынесет ее в белый свет, да так, что всю землю она осветит собой и сделается новым солнцем в небесах. Я лишь исполняла волю предков. Прости меня. – Княгиня поклонилась племяннице в пояс. – Но ни я, ни ты ничего не можем здесь поделать.
– А что твой сын… моего мужа… под стрелы козарские на Суле послал… тоже воля предков?
– Что нам был твой муж? – холодно и жестко ответил Ольг и наконец вышел из-за стола, встал рядом с женой прямо напротив Велема. – Он нам не родня. Зато Деревлянь теперь наша навсегда. И если он был тебе дорог, я даже готов заплатить выкуп… из родственной любви, хотя никто не докажет мою вину в его смерти. Он знал, что делает, и стреляли в него козаре Заслава. А ты получишь нового мужа. Не менее родовитого, но гораздо умнее.
– Спасибо за заботу. Но мне от тебя ничего не надо. Вы уж обо мне позаботились: вдовой я бездетной осталась и чуть к Князю-Ужу не ушла с камнем на шее, Деревлянь для братца Свенти оберегая. я возвращаюсь домой. И ты не жалей обо мне. – Предслава обернулась и нашла взглядом Берислава, который от потрясения почти протрезвел. – Не жалей, что я тебе не досталась. Восемь, девять лет мне еще дитя не родить – а при бездетной княгине ты долго на белом свете не заживешься. У козар стрел еще много.
Она шагнула вперед и забрала со стола свою лелёшку.
– Ты бы хоть с матерью посоветовалась, чем такое творить, – сурово бросил Велем Яромиле. – От кого другого бы ждал, но не от тебя!
Яромила опустила глаза и промолчала. Ее больно ранило явное осуждение брата, который всю жизнь любил ее, но выбор она сделала очень давно. И тогда же совершила первое, молчаливое предательство своего рода: ведь она знала, зачем Ольг, тогда еще варяжский князь Одд Хельги, направляется в Киев, где правил в то время их свояк Аскольд. Знала, но никому ничего не сказала. Она выбрала Одда, и он за это сделал ее княгиней Русской земли.
Предслава пока была слишком взволнована, чтобы толком осмыслить все услышанное и решить, кому и насколько она верит. Но кое-что она поняла. Может, Ольг все же заставил жену затворить чрево племянницы и лишить род Мстиславичей новых наследников, а может, просто ловко уцепился за Макошину нить. Но было ясно, что в Русской земле, которой сам же он дал это имя, в его лице воцарилась совершенно новая, невиданная доселе сила и власть. Сила, имеющая какие-то свои особые цели, способная использовать волю предков, но не подчиняться ей.
С князем Ольгом и Яромилой ладожане расстались внешне хорошо, но холодно. Чтобы не радовать своих врагов и не позориться внутриродовым разладом, они в оставшиеся до отъезда дни вели себя по-прежнему мирно. Велем поехал в Чернигов и пировал там на свадьбе Придисы и Унебора, но уже без прежнего доверия и воодушевления. Предслава со своими челядинками жила не с прочими женщинами, а с Велемом и его людьми. Несмотря на все свое дружелюбие, ладожский воевода становился неколебим, как гора каменная, если речь шла о безопасности его крови.
– Я хочу получить в невестки твою дочь, – прямо сказал он Ольгу. – Но уберечь дочь моей сестры я хочу больше. Хочешь – отдавай невесту, не хочешь – другую найдем, но Предславу я здесь не оставлю.
– Я не нарушу данное слово, – холодно ответил Ольг. – Моя дочь войдет в твой род. Но она не знала, что это случится так скоро, и не полностью приготовила приданое. Пусть твои люди приедут за ней через год.
