Серебряный ветер - Кук Линда (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— В конце концов, это не важно. Она все равно умерла. — Кардок встал и пошел к двери. — Спокойной ночи, — бросил он у дверей и вышел.
Симон сделал над собой усилие, поборов желание выйти следом за тестем и силой заставить его сказать хоть пару добрых слов дочери. Тех слов, которых Аделина тщетно ждала от него.
— Пойдем, — сказал он жене, — у нас есть спальня и есть кровать. — Он взял нетронутую кружку с бренди и повел свою молчаливую, словно окаменевшую, жену в спальню.
Симон оставил ее там, а сам вернулся в зал, взял с консоли у стены пригоршню толстых восковых свечей, зажег одну из них и вернулся к жене.
— Если ты собираешься думать об этом, то сперва выпей, — сказал он.
Она посмотрела на кружку и покачала головой.
— Твой отец идиот. Его жена была несчастлива здесь и воспользовалась первой представившейся возможностью, чтобы снова увидеть родину, и умерла от несчастного случая в дороге.
Симон поднес кружку к губам и сделал большой глоток, после чего вложил кружку в руку жены и сжал ее пальцы вокруг резной ручки.
— Это моя вина.
Симон капнул расплавленным воском на сундук для одежды и, когда воск слегка затвердел, поставил на него свечу.
— Ерунда, ты была тогда ребенком. А она в любом случае хотела уехать.
— Она поехала, потому что я плакала, когда они пришли забрать меня в Нормандию.
Симон протяжно вздохнул:
— Конечно, ты плакала. Все дети плачут. Так былои будет. Выпей и подумай о будущем. Ты собираешься всюжизнь жить с чувством вины?
Аделина посмотрела на него и пожала плечами:
— Мой муж несет эту ношу, у меня пример перед глазами.
— Это не одно и то же. Я убил священника. — Симон зажег вторую свечу и принялся готовить для нее основание из воска.
— Я убила собственную мать.
Симон поставил вторую свечу возле первой и вернулся к Аделине.
— За недолгое время нашего супружества ты успела меня оскорбить слежкой, предательством и шантажом. К тому же ты постоянно вводишь меня в искушение, которому только святой не поддастся. Но ни разу ты не сказала ни одной глупости, не считая последнего твоего утверждения. Твоя мать умерла случайно, Аделина. Если бы она осталась здесь, она могла бы погибнуть от простуды, упасть с лошади по дороге в Херефорд или поскользнуться и сломать себе шею.
— А что твой священник? Разве ты убил его при свете дня, зная, кто он такой? — Она подняла глаза, и Симон обрадовался, что Аделина забыла о собственной печали. — Ты не похож ни на еретика, ни на насильника.
— Большое спасибо. — Симон взял третью свечу и зажег ее.
— Как умер священник?
Симону пришлось потрудиться, чтобы свеча держалась прямо.
— Я не стану говорить о том, что произошло в Ходмершеме. Я дал обет.
Аделина раздраженно отмахнулась.
— Зато я не давала никаких обетов. Я твоя жена и имею право знать о том, что произошло в аббатстве.
— Моей жене следует подумать о том, что она предпримет, если ее муж покатится еще дальше вниз. Жениться на тебе было безумием, но я верил, что ты сможешь пережить грядущие беды, если будешь соблюдать осторожность и действовать с умом. Но вижу, — и тут он тряхнул головой, — что свалял дурака. Я обманул себя в минуту слабости. Я думал…
— О чем ты думал?
Не стоило рассказывать ей о мечтах о ребенке и о том, что он посчитал ее достаточно храброй, чтобы защитить наследника, какую бы судьбу ни уготовил Симону Тэлброку канцлер Лонгчемп. Он поставил последнюю свечу на сундук. Спальня озарилась, и волосы Аделины приобрели оттенок старого меда.
— Ни о чем я не думал, — сказал он наконец, — и в этом-то вся проблема. И еще в том, что твой отец предложил мне мир, если я женюсь на тебе, и обещал крупные неприятности, если я этого не сделаю.
— И все же ты сделал свой выбор и теперь должен рассказать мне, почему Лонгчемп так тебя ненавидит. — Аделина помедлила, прежде чем добавить: — Я не стану передавать твои слова лучнику.
Симон покачал головой:
— Скажи спасибо, что ты не знаешь больше, чем надо. Неведение может сослужить тебе добрую службу, если Лонгчемп станет допрашивать тебя или твоего отца. — При мысли о том, что Лонгчемп станет допрашивать Аделину, у Симона по спине побежал холодок. — Если бы я знал, что канцлер тебя сюда послал и не собирался упускать из виду, я бы, пожалуй, пошел на риск и стал воевать с твоим отцом, чтобы избежать этого брака. Ты можешь погибнуть вместе со мной.
— Глупо ты поступил или нет, но ты на мне женился и теперь должен рассказать, почему Лонгчемп добивается твоей смерти. Что случилось со священником? Было ли что-то еще, имевшее отношение к убийству?
Она стояла всего в нескольких дюймах от него, и глаза ее были такого же темно-зеленого цвета, что венки из остролиста, развешанные в честь Рождества по стенам. От нее пахло летом, розами и пряным розмарином.
— Ты когда-нибудь перестанешь задавать мне вопросы?
— Нет. Я…
Он заставил ее замолчать, впившись в ее губы. Симон пьянел, вдыхая аромат ее волос, ее тела…
Аделина тихо застонала.
Симон оторвался от ее губ, чтобы поцеловать ямку на шее.
— Давай, — чуть слышно простонала она, — давай ляжем, я не могу стоять.
Он улыбнулся и посмотрел в ее полузакрытые глаза. Она отступила к постели и потянула его за руку:
— Симон…
Что же греховного в том, чтобы внять мольбе жены и помочь ей освободиться от платья, прежде чем лечь в мягкую, освещенную свечами постель? Что греховного в том, чтобы коснуться ее груди поверх тонкого льна нательной туники? Чтобы прижать ее всего лишь на один благословенный миг к своему истомившемуся телу, чтобы ощутить ее кожу.
— Твои волосы, — прошептал он.
Она поняла и выплела шелковый шнур из косы. Еще два быстрых движения, и золотая масса рассыпалась по плечам.
— Еще, — велела она. — Поцелуй меня еще.
Симон сбросил свою тунику и приспустил ее тунику так, чтобы открыть взгляду грудь. Она тихо вскрикнула, когда он прикоснулся губами к ее телу.
— Ты слишком красива, — пробормотал он.
Она погладила его по волосам, потом прижала его голову к своей груди. Пламя свечей дрожало, сердце ее билось часто-часто, она была…
Симон перехватил ее руки и стал целовать их.
— Нет, — сказал он, удерживая ее руки в своих, когда она захотела обнять его за плечи, — сегодня все только для тебя. Для тебя одной.
Он вновь овладел ее ртом, рука нащупала подол рубашки. Под рубашкой тело ее сотрясала дрожь предвкушения, грудь вздымалась и опадала в такт учащенному дыханию.
И вновь руки ее потянулись к его телу, и Симон почувствовал, что и сам дрожит от вожделения. Он приподнялся и пробормотал что-то нежное, не в силах сдержать слова, переполнявшие его. Кожа ее с внутренней стороны бедер была теплой, гладкой и нежной, как спелый плод.
— Все только для тебя, — повторил он.
— Нет, — сказала она, — и для тебя тоже.
Он больше не мог слышать ее прерывистое дыхание.
— Я не могу, — простонал он.
— Ты не хочешь меня?
— Миледи, я хочу вас так, как земля хочет солнца. Она села и поправила рубашку так, чтобы прикрыть грудь. Распущенные волосы укрывали плечи.
— Тогда как это может быть только для меня? Он разрешил себе прикоснуться к ее щеке.
— Я не могу позволить, чтобы ты забеременела, Аделина. Не могу, пока мы не освободимся от напасти, которую я навлек на тебя.
Она взяла его за руку и прижала к своей груди.
— Симон, подари мне ребенка. Я хочу ребенка. Я хочу тебя…
Он чувствовал, как сердце ее бешено бьется под его ладонью.
— Ты думаешь, мне легко отказываться от тебя? — Он отстранился от нее, стараясь представить серые холодные воды подернутого льдом озера и холодные горные ручьи, что стекали в него, но золотой огонь ее волос превращал их в дым. Глаза ее излучали зелень лета и жар обещаний.
— Если будет ребенок, — сказала она, — я смогу его надежно спрятать. Никто не узнает, никто не скажет…
Симон перевел дух. Как хотелось поверить ей, как хотелось пойти у нее на поводу. Он вновь попытался представить замерзшее озеро.
