Искушение любовью - Милан Кортни (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗
— Однажды вы сказали мне, что с вами я в безопасности. — Джессика прильнула к нему и потрогала его руку сквозь тонкий лен рубашки. Его тело было восхитительно твердым и мускулистым. — В целомудрии есть одна ужасная вещь — нельзя касаться другого человека. Не то чтобы предаваться страсти, а просто дотрагиваться.
Он ничего не ответил, только закрыл глаза.
— Когда я жила дома, со своими сестрами, прикосновения были для меня чем-то естественным. Каждый вечер кто-то заплетал мои волосы в косы перед сном, обнимал, желая спокойной ночи. Утром возле умывальника я могла толкнуть локтем сестру, чтобы она поторапливалась.
Кажется, она так и не смогла забыть, почему вообще пришла сюда сегодня, несмотря на то что изо всех сил старалась об этом не думать. Он осторожно погладил ее по волосам. Утешение. Она пришла за утешением, и он давал ей его.
— После того как я покинула свою семью, я нашла подругу, — снова заговорила она. — Ее звали Амалия. Она была… она тоже не была праведницей, как и я. Она преподала мне урок. Жестокий урок — но такой, какой был мне нужен. Она спасла мне жизнь. Целых семь лет она помогала мне держаться за эту жизнь. Оставаться на плаву. Она была моим единственным другом — настоящим другом, на которого я могла положиться в любом горе и любой беде.
Джессика почувствовала, как в глазах у нее защипало. Слезы, которые никак не могли пролиться раньше, теперь туманили ее взгляд.
— Сегодня я получила известие, что произошло несчастье. — Она глубоко вздохнула. — И теперь я осталась одна — совсем одна. Дружеских, невинных прикосновений больше нет. Еще до этого, раньше, я… мне иногда так не хватало простого тепла, душевности, что я… отдала бы все на свете — сделала бы все что угодно, лишь бы ощутить его хоть на минуту.
Он притянул ее к себе. Ее тело замерло в предвкушении поцелуя, но он просто обнял ее и прижал к своей груди, поглаживая спину. Его руки двигались очень медленно, как будто он старался запомнить на ощупь каждый позвонок. Она чувствовала его дыхание на своей щеке. Она бессильно закрыла глаза и приникла к нему.
Всего лишь невинное объятие. И в то же время… нет. Он резко вздохнул:
— Нет. Нет, это неправда.
— Правда. Я так изголодалась по теплу и ласке.
— Я не это хотел сказать. Вы не одна.
И это тоже было обещанием. Его тело было напряжено от еле сдерживаемой жажды. Его пальцы казались якорями, не дававшими ему сорваться и унестись в открытое море. Она знала: одна лишь ее ласка, один маленький поцелуй — и его желание вырвется на свободу. Одно движение отделяло ее от победы. А после победы… даже это объятие останется в ее памяти как нечистое и порочное. Все то долгожданное тепло, которое она ощущала сейчас, будет обесценено и смешано с грязью.
Нет. Она была одна, и она не могла себе позволить об этом забыть. Какое безрассудство, какой ужасный самообман — верить в то, что в тебе действительно кто-то нуждается. В последний раз почувствовать невинную ласку. Она лелеяла это ощущение и боялась его отпустить. Было бы так просто запустить пальцы за пояс его брюк и завершить начатое — и, затягивая финал, она делала огромную глупость. В конце концов, главное правило, которое внушила Джессике Амалия, правило, которое вошло в ее плоть и кровь, было: Выживай. Выживай любой ценой.
Теперь ей предстояло жить за них обеих.
Он обнимал ее до тех пор, пока ее дыхание не стало ровным, а судорожно сжатые пальцы не расслабились.
Сейчас у нее не было ни воли, не решимости. Один раз — первый и последний — можно поддаться слабости. Сегодня она никак не могла предать и погубить его.
Джессика с усилием подняла руку и погладила его по щеке.
— А сейчас… — прошептала она. — Сейчас, думаю, мне пора домой.
Сегодня она его отпустила.
Алые лучи заходящего солнца заливали спальню Марка. Они били в глаза, ослепляли, и когда он пытался смотреть в окно, то видел лишь смутный силуэт холма в малиновых тонах. Сквозь яркий свет невозможно было разглядеть детали.
Он отвернулся от окна, но картинка все равно осталась в голове, словно отпечаталась в его внутреннем зрении.
Точно так же было и с Джессикой. Когда она находилась рядом, то слепила глаза, так что он не мог видеть ничего вокруг. А когда нет… ему стоило всего лишь закрыть глаза — и она стояла перед ним улыбаясь среди поля одуванчиков.
Вожделение было Марку не в новинку. Оно даже не было его врагом. Это чувство напоминало скорее назойливого странствующего торговца, который всегда появляется не вовремя и начинает громко колотить в дверь, требуя, чтобы ему открыли. В такой ситуации могло быть только два выхода. Нужно было заткнуть уши и тихо надеяться, что нежданный гость уберется восвояси. Или, если сделать этого не удалось, впустить его и попытаться отделаться незначительной тратой. Откупиться, получить что-то ненужное и совсем не то, чего тебе хотелось бы на самом деле, просто чтобы тебя оставили в покое.
После событий дня и вечера желание не оставило Марка. Оно словно укоренилось глубоко внутри и не давало ему покоя постоянной пульсацией во всем теле.
Сквозь открытое окно в комнату ворвался свежий вечерний ветерок, но даже это прохладное дуновение не смогло остудить его похоть. Он хотел Джессику так, как никого и никогда. И был только один способ успокоить разбушевавшуюся плоть.
То, что он собирался сделать, тоже считалось грехом. Поморщившись, Марк развязал галстук и бросил его на кровать. Он знал, что поступает нехорошо. Но это был типичный случай с котятами. Лучше совершить меньший грех сейчас и сбросить напряжение, чем потерять голову в следующий раз, когда он увидит Джессику. А они обязательно увидятся еще раз. И еще раз. И еще.
Солнце лишало его зрения, но Марк мог проделать все даже с закрытыми глазами — все равно он видел совсем другую картину. Не глядя, он стащил с себя рубашку и расстегнул пуговицы на брюках.
В его воображении была она, Джессика. Шпильки выскальзывали из ее волос, и черные кудри рассыпались по мраморно-белым плечам. И она была одета не в темно-красное платье, как в тот момент, когда они сидели рядом на диване, а в тончайшую полупрозрачную черную сорочку, краешек которой он сумел разглядеть. Сорочка подчеркивала волшебные изгибы ее тела.
Когда его брюки упали на пол, он представил себе, как снимает юбку с Джессики. Как приподнимает подол и открывает щиколотки — о, однажды он уже видел их! — и другие сокровища, которые еще не успел лицезреть. Стройные икры. Упругие бедра. Теперь он уже не мог сдерживать свое вожделение, оно поднялось до предела и готово было выплеснуться через край. Его кожа горела.
Он взялся одной рукой за резной деревянный столбик, поддерживающий балдахин над кроватью. Другой…
Это был акт физического удовлетворения. Это был грех — не такой вопиющий, как совокупление с женщиной, но тем не менее грех. Но когда его ладонь обхватила напряженное орудие, он даже не вспомнил об этом. Он сжал пальцы сильнее и подумал о пьянящем и сладком вкусе ее губ, о нежности ее рта… она была идеальной женщиной, словно созданной для него, несмотря на все доводы рассудка.
Он чувствовал не уверенные движения своей руки, а прикосновение ее прохладных пальцев. Ее тело было здесь, рядом с ним, под ним, на нем; ее волосы, словно облако черного шелка, струились по его груди. Он подался вперед, как будто и в самом деле искал ее губы.
От этих резких коротких толчков по всему его телу расходились волны наслаждения. С каждым движением он становился все тверже; чувствуя, что завершение уже близко, он открыл глаза и посмотрел в окно, на солнце, которое почти закатилось. Но даже так он продолжал видеть ее, и только ее.
Каждый его мускул был напряжен в ожидании взрыва. Уже совсем на грани он снова закрыл глаза, и на него обрушился целый шквал видений. Ее лицо. Ее губы. Ее плечи. Ее гибкая фигура. И в самом конце, как завершающий аккорд — Джессика, полностью одетая, на самом краю скалы в Фрайарз-Авен. Ее юбки трепещут на ветру, облепляют ноги, и она смотрит вперед, на объятую туманом долину.
