Арджуманд. Великая история великой любви - Мурари Тимери Н. (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
— Я полюблю? Едва ли… — Меня поразил ее голос — в нем сочетались мягкость и беззащитность. — Я выйду за того, кого выберет мать. А как иначе? Она ведь раскричится, потом начнет плакать, уговаривать. Тебе ли не знать, как умно она выбирает оружие. Теперь, когда отец умер, у меня нет союзников. Я поступлю так, как мне велят…
Ладилли вздохнула. Вздох был еле слышным, и в нем не было страха перед будущим, ведь она заранее приняла решение матери, и приняла безоговорочно. Это я боролась, это я испытала муки любви и разочарования. Но Ладилли жизнь никогда не нанесет таких ран.
— Мы ведь снова друзья, правда?
— Да, — ответила я. — Это я виновата, была злой…
— Что ты, разве можно тебя винить! Мне никто и слова не сказал о том, что затевается. Заметив, что ты на меня сердишься, я спросила у матери почему, и она объяснила, в чем тут дело… Она сказала, что идея выдать меня за сына Джахангира была не более чем ее фантазией. — Ладилли пожала плечами без всякого удивления. — Да я и сама не думаю, что она всерьез хотела этого.
— Если бы тетушка смогла, она бы устроила ваш союз. — Я осеклась, понимая, что могу ранить Ладилли. — Ты будешь приезжать ко мне в гости?
— Да, часто. У меня ведь больше никого нет. Теперь, когда мать стала женой падишаха, приехать будет просто. Мама поглощена новыми обязанностями, я никогда не видела ее столь довольной. Но счастлива она вовсе не из-за того, что обрела мужа… Знаешь, я никак не могу привыкнуть, что падишах, Великий Могол — мой отчим. Конечно, это не то же, что… — Ладилли прерывисто вздохнула, но взяла себя в руки; она все еще тосковала по отцу. — Нет, дело не в женитьбе… — тихо продолжила она. — Сам по себе брак никогда не смог бы удовлетворить ее. Больше всего ей хотелось заняться чем-то важным, быть полезной, обладать властью. Теперь она с восторгом предалась государственным делам. Единственное, что ей интересно, — быть наравне с мужчинами и даже в чем-то опережать их. Ей надоели женщины с их бесконечной болтовней о детях и нарядах, с их сплетнями…
— А мной она довольна?
— О да, — пробормотала Ладилли и поникла. — Мне так кажется, хотя, конечно, со мной она не откровенничает. Ты счастлива, и ее это тоже делает счастливой. Настанет день, и ты станешь женой падишаха, Арджуманд.
— Да, — согласилась я, а мысленно прибавила: «Иншалла! [67] Но как поведет себя Мехрун-Нисса, когда этот день наступит?»
Шах-Джахан гарцевал на коне позади своего отца. Их роскошные плащи, пурпурный у одного, ярко-алый у другого, искусно расшитые золотом и украшенные аметистами, жемчугом и изумрудами, закрывали крупы скакунов. Лучи восходящего солнца преломлялись в великолепных алмазах на тюрбанах, играли на золотых ножнах мечей. Джахангир щедро бросал в толпу золотые и серебряные монеты. Его любимый сын в эти счастливые минуты держался торжественно и серьезно.
Наконец они спешились, музыка смолкла. Воцарилось молчание, словно весь мир затаил дыхание. Падишах и Шах-Джахан прошли и заняли места напротив меня. Мужчины сидели по одну сторону, женщины по другую, между нами находились муллы. Мы с Шах-Джаханом оказались лицом к лицу. (Правда, из-за плотной чадры он не мог видеть моего лица.) Были зачитаны отрывки из Корана, затем муллы провозгласили, что никах заключен, и мы стали мужем и женой. Шах-Джахану передали книгу в кожаном переплете с золотым тиснением. Он вписал свое имя, и книга перешла ко мне. Разглядев округлые буквы его имени, я аккуратно внесла под ним свое. Мама помогла мне подняться на ноги (мы стояли на коленях) и увела в дом. Было совсем рано, всего час как рассвело, и в небе еще виднелись темные полосы — следы уходящей ночи. Я обернулась — Шах-Джахан, завершая официальную процедуру, поочередно заключал в объятия Мехрун-Ниссу, мою бабушку и других родственников.
Дома, даже не сняв свадебного наряда, я погрузилась в крепкий, глубокий сон без сновидений. Разбудили меня уже вечером; я чувствовала себя полной сил, отдохнувшей, как будто с меня смыли все тревоги и печаль.
Стараниями Мехрун-Ниссы во дворце был устроен пышный свадебный пир, здравицы и пение не смолкали до утра. Затем старшие женщины (мать и тетушка были в их числе) увели меня, чтобы подготовить для брачного ложа.
…Рабыни искупали меня; мягкие руки нежно скользили по моему телу, касаясь груди, бедер и ягодиц, и даже — лишь самыми кончиками пальцев — проникая в закрытое для всех место. Мне немного нужно было, чтобы затрепетать, — чувства мои и так были обострены до предела. Потом меня вытерли, умастили благовониями. Женщины расчесывали мне волосы, пока они не засверкали, как вороново крыло, глаза подкрасили сурьмой, губы и соски — ароматным красным составом.
— Не бойся, — шепнула мама, препровождая меня на брачное ложе. Ложе было из золота, ножки выполнены в форме львиных лап.
— Чего мне боятся? — удивилась я. — Другие женщины в свою первую брачную ночь принимают ласки незнакомого мужчины, ко мне же войдет Шах-Джахан.
Мама вздохнула:
— Какая разница? Все равно для тебя это впервые, и оттого, что любишь, не станет легче… Рабыни помогут тебе достичь наслаждения…
Когда я легла, меня накрыли, а волосы рассыпали по подушке, как пышное оперение павлина. Сзади, по обе стороны ложа безмолвно стояли две женщины. Две другие мерно махали опахалами, чтобы не было жарко. Меня окутал аромат благовоний, пропитавших воздух. Откуда-то слышалась тихая музыка — на ситаре [68] играли ночную рагу. В мелодии были и радость, и печаль, музыка вторила охватившему меня чувству ожидания. Я вспомнила о виденных однажды женщинах, даривших наслаждение друг другу в жарком алькове. Скоро и я узнаю, каковы они, радости любви.
…Мой принц стоял на коленях и покрывал поцелуями мое лицо: лоб, глаза, нос…
— Наконец, — улыбнулся он. — Ты — моя благородная супруга.
— А ты — мой.
Никогда прежде я не видела его с непокрытой головой… Я гладила его волосы, поглаживала бородку. У меня опять появилось ощущение, что все происходящее — иллюзия и вот-вот может исчезнуть.
— Ты счастлива?
— Очень. А ты?
Нам не хватало дыхания на долгие речи, слова были быстрыми, торопливыми.
— Да. Я люблю тебя. Мы больше никогда не разлучимся. Куда поеду я, туда и ты со мной. И куда ты ни пойдешь, я всегда буду рядом.
— Обещаешь?
— Да.
— Я никогда не позволю тебе нарушить данное мне слово, до самого конца жизни.
— Так будет всегда…
Рабыни раздели его. Он возлег рядом со мной, и я ощутила на бедре нечто твердое и горячее, как уголек. Мы лежали, любуясь друг другом, а женщины ласкали нас, как нежное многорукое божество. Я опустила взгляд и с волнением отметила, какие разные у нас тела: у него мускулистое и темное, у меня округлое, мягкое и светлое. Было такое чувство, что я вижу себя впервые и… впервые открываю секреты собственного тела. Чуткие пальцы рабынь со знанием дела пробуждали к жизни соски, низ живота, бедра… Неторопливо, точно играя на ситаре, они спускались вниз, по ногам, отчего казалось, что даже пальцы моих ног могут служить инструментом наслаждения…
Шах-Джахан пил из кубка вино, а рабыни поглаживали ему шею, грудь, гладили живот и… ласкали его орган. В их руках жезл моего любимого блестел от масел, которые в него втирали, становился все больше, выпрямлялся, пока не стало казаться, что он существует отдельно от тела, сам по себе. Одна из рабынь положила на него мою руку, и я ощутила твердость камня… Я даже представить не могла, что у мужчин скрывается такая мощь между ног…
Теперь не только руки, но и языки рабынь с дразнящей нежностью сновали по моему телу, ласкали мои отвердевшие соски, пока они не заболели так, будто вот-вот лопнут…
Прикосновение Шах-Джахана было горячим и жадным. Сдавив мой сосок, он осторожно покатал его между пальцами, нажимая все сильнее и сильнее.
