Великосветский переполох - Лэйтон Эдит (электронная книга TXT) 📗
Действительно, все в конце концов было не так ужасно.
— Этот головной убор не должен сидеть так криво, — объяснил Майлс. — Я, пожалуй, слишком энергично вальсируя, ненароком сдвинул его. Когда я увидел, что натворил, я тут же увлек свою молодую жену в укромный уголок, чтобы мы могли поправить шляпку. Я надеялся, что со стороны это будет выглядеть так, словно нам захотелось побыть наедине, — сказал он, бросив взгляд на мать. — Мы ведь молодожены, вы же понимаете. Если говорить откровенно, я хотел воспользоваться возникшей ситуацией и в этом смысле, — добавил он с шутливым недовольством, вызвав новый взрыв смеха. — Но в конце концов и до шляпки дошло дело, и именно в этот момент вы подошли. Теперь вы знаете, насколько я неловок, похоже, я только все испортил.
Супруга Драммонда склонила голову набок и посмотрела на Аннабеллу.
— У вас чудесные вьющиеся волосы, миледи, правда, немного короткие. Я думаю, что через несколько недель вы уже сможете расстаться с этой шляпкой. А пока, если вы не против, я бы могла помочь поправить ваш головной убор.
— Хорошая мысль, — заявила Джилл. — Я помогу. Эрик, если вы встанете перед нами, никто ничего не увидит.
— Если он встанет перед вами, — бесстрастно заметил граф, — никто не увидит, даже если мы построим здесь амбар.
Они с женой обменялись улыбками, а остальные рассмеялись.
— Совершенно верно, — сказал Эрик, кланяясь. — Рад услужить. Я всегда хотел служить вам, — серьезно сказал он Аннабелле. — Итак, вы простите, что я поворачиваюсь к вам спиной? Я отвлеку любопытных, а заодно и себя покажу во всей красе. Вы ведь всегда хотели увидеть, как я ретируюсь, не так ли?
Аннабелла кивнула, пытаясь улыбаться вместе со всеми, но с трудом сдерживая чертовы слезы, которые после болезни всегда были такими близкими. Эти люди видели ее в ужасный момент, но они были сама доброта. А плакать ей хотелось из-за неожиданного осознания того, что эти люди, не раз видевшие ее в наихудшие моменты жизни, сейчас искренне поддержали ее, и нынешний эпизод в конечном итоге оказался не таким уж и страшным.
— Все закончилось хорошо, не так ли? — спросил Майлс, входя в спальню поздним вечером.
Аннабелла наблюдала за ним, лежа в кровати. Не было нужды объяснять, что он имеет в виду.
— Лучше, чем я рассчитывала. Лучше, чем я заслуживаю, — добавила она тихо. — Я была… не слишком-то добра к ним в Лондоне. У них мало причин любить меня. Но они вели себя замечательно.
Улыбаясь, Майлс неторопливо пошел к кровати, чтобы погасить лампу, и в этот момент Аннабелла медленно произнесла:
— Поразительно, какими добрыми могут быть люди, когда они жалеют тебя.
Он повернулся и посмотрел на нее.
— Хватит, — вдруг резко сказал он.
Его жена подняла голову и удивленно посмотрела на него.
— Единственная жалость, которую я вижу, — это твоя собственная, Белла. Ты была тяжело больна, я делаю на это скидку. Но ты поправляешься и выглядишь гораздо лучше, чем ты думаешь. Если сейчас ты еще не стала прежней, то это произойдет достаточно скоро. Никто не собирается бросать тебе пенни в шляпку и жалеть тебя.
Она смотрела на него, прищурившись. Его волосы были влажными после ванны, кожа блестела, даже при слабом свете он выглядел сильным, здоровым и мужественным. Что ему было известно о болезни? Или о том, как теряешь уверенность, вдруг потеряв красоту. Она вспомнила, какой защищенной она почувствовала себя в его объятиях сегодня вечером, и поняла, что ужасно сердита на него из-за этого.
— Возможно, они не подают мне милостыню, — процедила Белла сквозь зубы, — но и комплиментов в мой адрес они не отпускали. Они лишь говорили: «О! Вы не так плохо выглядите!» Не могли же они сказать: «Бог мой! Что с вами произошло?»
— Жизнь заключается не только в том, как ты выглядишь.
— Разве? Значит, ты бы сделал мне предложение, если бы я была некрасивой или с бельмом на глазу? Я так не думаю. Ты женился на женщине, с которой едва был знаком, но тебе приятно было смотреть на нее.
Он стоял молча, поскольку то, что она говорила, было неоспоримо.
— Спросите любую женщину, как много в ее жизни значит внешность, милорд. А еще лучше, — продолжила она сердито, — спросите любого мужчину. Он может быть кривым, как посох странника, и толстым, как барсук, но можно поспорить: для своей постели он ищет красавицу.
— В таком случае, — легко сказал Майлс, — мне повезло. У меня она уже есть.
С горящими глазами она приподнялась, опираясь на локти, готовая сражаться.
Ему воевать не хотелось. Она сказала абсолютную правду, и ему нечем было гордиться. Он должен был отвлечь от этих мыслей ее… и себя.
Майлс дотронулся до кушака своего цветастого длинного ночного халата и замер.
— Боже, было уже так поздно, и мне так хотелось поскорее лечь, что я забыл, — сказал он. — Я не надел ночную рубашку.
Это было действительно так, и если бы он не хотел отвлечь ее, то совсем не обязательно было обращать на это внимание. Но никакой другой способ не пришел ему в голову.
— Ты не возражаешь, если я лягу в том виде, в каком Бог создал меня? — спросил он. — Такая роскошь — спать раздетым после всех этих лет на корабле, когда мне приходилось спать в штанах, чтобы в любой момент быть готовым вскочить и броситься в бой, если это было необходимо. Тебе это не помешает?
— Ни в малейшей степени, — выпалила она, все еще в раздражении. — Ты спишь, так далеко отодвинувшись от меня, что я бы не обратила внимания, даже если бы ты лег в броне.
Он хихикнул.
— Лгунья, — сказал он и скинул свой халат. Майлс лег в кровать и обнял ее. — А может, недавняя болезнь ухудшила твою память?
Она пробормотала что-то неразборчивое, потому что его нагота обезоружила ее. Но она не сопротивлялась и робко положила голову ему на грудь. Это было непривычно и возбуждающе. Он обнажался перед ней полностью только один раз — в ту первую ночь, когда они занимались любовью. С момента ее болезни он ложился в постель в ночной рубашке, целомудренный, как монах. Но не было ничего целомудренного в том ощущении, которое вызвало у нее прикосновение к его теплой обнаженной коже.
Аннабелла старалась лежать неподвижно. В конце концов, она была на него очень сердита. Но его тело было таким теплым, таким твердым, таким влекущим, что она не могла не пошевелиться. Ей не приходило в голову, что он задерживает дыхание. Она подняла голову. Он наклонил свою.
Его рот обхватил ее губы, и их поцелуй был сладким и успокаивающим. Это было именно то, чего она хотела, может, даже не осознавая этого. Она потянулась к нему вновь. Прикосновение языка и пьянящее ощущение вкуса его губ наполнили ее чувства и заставили желать большего. Они прервали поцелуй, чтобы сделать вдох, и вновь поцеловались. И вновь.
Она испытывала радость, чувствуя себя желанной и способной наконец хоть что-то дать ему. Но это было выше всех ожиданий, она, казалось, загорелась от одного его прикосновения. Она попыталась придвинуться ближе, неловкая в своих попытках освободиться от ночной рубашки, пока он не помог ей. Затем обнаженная, как и он, она вздохнула, пытаясь обхватить его широкие теплые плечи, и прильнула к нему — кожа к коже. Она наслаждалась обаянием его сильных рук, чувствуя своим животом, как поднимается его естество. Она ощущала себя уязвимой и в то же время сильной, ее груди упирались в него, а в ее лоне началась медленная продолжительная пульсация. Жизнь вновь проснулась в ней.
Он ласкал ее, гладил, его губы двигались от ее губ к груди. Он проводил ладонями вдоль ее тела, вызывая в нем дрожь. Он обхватывал ее груди словно чаши, он касался ее, он искал ее, и она, раскрывшись, подалась к нему…
Он отпрянул и опустил руки.
— Слишком скоро, — сказал он, лежа на спине рядом с ней.
— Что?
Он сел и провел рукой по своим волосам.
— Слишком скоро. Нам не следует… Мне определенно не следует.
Она тоже села, глядя ему прямо в глаза.
— Я чувствую себя отлично.
