Опасный мужчина - Роджерс Розмари (читать книги без сокращений TXT) 📗

Ник не нанес ей визита, чтобы выразить соболезнование, и она подумала об этом с горечью. При воспоминании о нем Тори охватывало странное, похожее на жар волнение, и она невольно спрашивала себя, увидит ли Кинкейда снова. А ночи… ночи были самыми тяжелыми; она беспокойно ворочалась на кровати, вспоминала его губы, обжигающие раскаленным тавром ее груди, его настойчивый язык – требовательный, властный, пробуждающий в ней трепет желания, которое, как подсказывал ей инстинкт, Ник был способен удовлетворить. Он разворошил угли, а потом погасил пламя своим телом, утолив ее страсть.

Сейчас, когда Тори стояла у открытой двери своей комнаты и наблюдала, как солнечные лучи постепенно сменяются длинными тенями, а насыщенный сладкими ароматами цветов и жужжанием насекомых воздух становится прохладным, девушку охватило знакомое волнение. Звонкий голос птицы растворился в небесах; на фоне других знакомых звуков асиенды раздавалась жалобная мелодия старой испанской баллады.

Музыка снова доносилась с barrio [34], где, верно, танцевала среди молодежи Росита – впервые после смерти el patron. Жизнь продолжалась.

Пение было хорошо слышно в неподвижном вечернем воздухе; когда баллада сменилась более быстрой мелодией, Тори закрыла глаза и слегка задрожала. Прошло несколько минут, и девушка почти невольно и бессознательно стала покачиваться из стороны в сторону под звуки скрипки, гитары и свирели. Ее тело инстинктивно реагировало на соблазняющий ритм. Тори была босиком, шелковый пеньюар, слегка стянутый поясом, колыхался вдоль ее стана, золотисто-каштановые волосы растрепались и падали лавиной на спину, доходя почти до талии.

Кожа Тори, охлажденная вечерним воздухом, вскоре порозовела от движений, босые ступни ударялись в ритме испанского фанданго о камни, еще не успевшие остыть после жаркого дня. Шелковый подол хлестал по ногам, взлетал к коленям. Тори откинула волосы назад и захлопала в ладоши, полностью отдаваясь танцу и чувственной музыке.

Накопившееся напряжение, боль последних недель и незнакомое желание плоти растворялись в быстрых движениях. Танец помогал расслабиться, дарил освобождение. Он был финалом, прощанием, толчком – в последние дни сомнения ослабили решимость Тори.

Она не будет больше откладывать свой побег. Она выбрала курс, Монтерей скоро останется позади – как и мрачные воспоминания, преграждавшие путь к счастью. Не открывая глаз, покрывшись легкой испариной, из-за которой шелковый пеньюар прилипал к телу, Тори улыбнулась, замерла и опустила одно колено на камни дворика; задыхающаяся после танца девушка ощутила новый прилив душевной твердости.

– Почему ты танцуешь одна, Венера?

Ее глаза распахнулись. Она узнала чуть насмешливый тягучий голос, медленно повернула голову и увидела Ника Кинкейда, наблюдавшего за ней через железные прутья калитки. Он чуть заметно улыбался, его белая рубашка почти светилась на фоне теней, в которых утопал раскинувшийся за пределами патио сад. Тори медленно поднялась с колена и, не отводя взгляда от Ника, подошла к калитке.

Она уставилась на него через железные прутья.

– Я часто танцую одна.

– Гораздо приятнее делать это с партнером.

Ник Кинкейд улыбнулся. Тори не понимала, почему разговаривает с ним, словно она находилась в sala grande с компаньонкой, а не стояла одна в шелковом пеньюаре, который почти ничего не скрывал от пристального и восхищенного взгляда мужчины.

– Но у меня редко бывает партнер.

– Какая жалость. Одинокая Венера.

Было ли это напоминанием о той встрече на берегу? Когда он взял ее на руки и отнес на мягкую траву, чтобы заняться там любовью? Тори не хватало воздуха, кровь стучала в ее висках так громко, словно это были океанские волны, бьющиеся о черные скалы.

– Ты же здесь. – Собственный голос показался Тори незнакомым. Она лишь слегка удивилась, когда Ник без лишних слов одним ловким движением перемахнул через калитку; петли негромко заскрипели, а засов ударился о каменную ограду.

– Тебя заперли, как принцессу из сказки, да, Венера? Я чуть раньше видел твоего охранника. Они боятся, что ты убежишь или тебя похитят? Увезут в хрустальный дворец и околдуют волшебными снами?

Она собралась ответить на его нелепые вопросы, которыми Ник явно дразнил ее, но он вдруг протянул к ней руки, и Тори, словно зная все заранее, подставила лицо для поцелуя. Он поддался сомнениям лишь на один миг, потом издал звук, напоминавший стон, обхватил лицо Тори руками и коснулся губами ее рта.

Его губы имели пьянящий вкус вина и табака, они были слегка сладкими и теплыми; когда поцелуй стал более страстным, Тори со стоном прильнула к Нику. Конечно, это было чистым безумием, и дальний уголок ее сознания взывал к благоразумию, но смутные желания и бессонница, преследовавшие Тори на протяжении последних недель, мешали ей внять этому предостережению.

К тому же, услышала она тихий шепот, второго такого шанса не будет, потому что скоро она уедет и никогда больше не увидит Ника. В тот день на берегу он уничтожил все преграды, а с тех пор произошло многое. Кто знает, что ее ждет впереди?

Ник запустил руку в распущенные волосы девушки, наклонил ее голову назад, чтобы добраться до шеи, и его горячие губы заскользили по коже. Одной рукой Ник осторожно раздвинул пеньюар. Тори вздрогнула, когда его пальцы нашли набухший сосок; они дразнили и ласкали ее до тех пор, пока она не почувствовала поднимающиеся волны желания.

Она не знала, как долго он держал ее, порождая своими руками восхитительные ощущения, лаская ртом ее шею, губы, уши. Но вскоре – через одно мгновение или два? – Ник снова взял Тори на руки, как в тот день на берегу, прошел по мощеному дворику, шагнул в комнату и направился к стоящей у стены широкой кровати. В вечернем полумраке горели свечи; они отбрасывали на стены и кровать мягкие блики. Ник положил Тори на постель и склонился над ней, загородив своей темной фигурой неяркое мерцание свечей.

«О, я сошла с ума», – в отчаянии подумала Тори. Прежде она не подозревала, что может оказаться охваченной таким потоком чувств. При виде страсти в его глазах она тотчас превращалась в трепещущий комок плоти, жаждущий его прикосновения. Отрицать это было бессмысленно. Подобная попытка стала бы проявлением явного лицемерия.

Отбросив сдержанность и ощущая лишь возбуждающие прикосновения его рук к грудям, животу, бедрам, Тори с радостью обняла Ника и лишь слегка смутилась, когда он снял с нее шелковый пеньюар. Когда он стал стягивать с себя рубашку, она увидела бронзовый блеск его обнаженных плеч и груди, игру напряженных мускулов. Ник склонился над Тори, и девушка задрожала, реагируя на его поцелуи.

Шепча нежные слова любви и страсти, он обрушил свои ласки на те части ее тела, которые Тори прежде считала не предназначенными для мужского глаза. Девушка покраснела при мысли о своей порочности – она отдавалась охотно, без единого слова протеста. Лишь когда его рука спустилась вниз раздвинула ее бедра и пальцы еле ощутимо коснулись центра наслаждения, она поняла его намерения и тихо вскрикнула:

– Нет! Что ты… это неприлично!

Будто не слыша, он прикоснулся языком к ее шелковистому треугольнику, и в комнате зазвучали чьи-то негромкие вскрики – должно быть, ее? – и пламя свечей задрожало во мраке.

В следующий миг прокатившаяся по телу Тори горячая волна заставила девушку забыть о страхе. Желание охватило ее целиком, и она утонула в океане страсти.

Растерянная, задыхающаяся Тори не знала точно, что с ней произошло. На этот раз, когда Ник вошел в нее, она не почувствовала боли. Ее влажное горячее тело охотно принимало его, испытывая новые неведомые ощущения. Учащенное дыхание Ника ласкало ухо девушки.

Охватившее ее тело напряжение стало почти невыносимым. Тори казалось, что она возносится к небесам. Ник зажал рот девушки, чтобы заглушить ее крики, однако она услышала его собственный стон…

Они полежали некоторое время. Его грудь еще часто вздымалась и опускалась.