Царица Шаммурамат. Полёт голубки (СИ) - Львофф Юлия (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
— За тем холмом, вниз по течению реки, — неожиданно подсказал стоявший в стороне угрюмый Табия.
Поигрывая золотой цепью с кольцом-печатью, висевшей у него на груди, он хмуро поглядывал то на корчившуюся в преддверии схваток Деркето, на мокрое пятно, растекавшееся под ней, то на суетившихся вокруг неё тамкаров.
— Что ты сказал? — не сразу понял его Саридум.
— Селение Поющие Колосья, где живёт мой давний знакомый, находится за тем холмом, — не скрывая своего раздражения, пояснил Табия.
И, махнув рукой, недовольный тем, как неудачно для него всё сложилось, тяжёлой поступью зашагал к поджидавшим его караванщикам.
Глава 3. Рождение
Погружённое в ночную тишину алу — небольшое селение, жители которого занимались разведением овец и коз, — казалось вымершим. Ветерок шептался с камышом, шуршал сухим тростником, покрывавшим глинобитные хижины, и — ни лая собак, ни человеческих голосов. Только дворик сиротливой лачуги, стоявшей на речном берегу, был озарён пламенем костра, у которого сидела на корточках маленькая женщина.
Глядя на пляшущие языки пламени, блики которого отражались в её глазах, она переламывала сухие ветви тамариска, царапая ими ладони. Сучья, брошенные в огонь, тут же сгорали, громко потрескивая, — в тёмное небо взметались снопы искр.
Внезапно ночную тишину разорвал полный отчаяния и боли крик.
Маленькая женщина вскочила на ноги, вытащила из костра пылающую головню и бросилась к хижине. Зловещая темень ударила ей в лицо, но пламя от головни отбросило навалившийся на неё мрак и осветило разметавшуюся на циновке роженицу. Извиваясь всем телом, она стонала и обхватывала руками круглый выпуклый живот; её огромные, в пол-лица, чёрные глаза были полны слёз.
Замерев на месте, Баштум долго с состраданием смотрела на неё; затем встрепенулась, развела костёр в очаге — и пламя, весело играя, наполнило хижину тёплым светом.
— Добрая женщина, я не знаю, кто ты и как тебя зовут, но я уповаю на милость твою, как уповаю на снисхождение богов, — переведя дыхание, обратилась роженица к хозяйке лачуги и облизнула кончиком языка сухие бескровные губы.
Баштум глубоко и горестно вздохнула, но не произнесла ни слова. Она-то жалела эту красивую, неожиданно ворвавшуюся в её жизнь незнакомку, а вот боги… Похоже, они были не так милосердны…
— Об одном молю тебя, — тяжело дыша, продолжала юная женщина, — каким бы ни было наше будущее, сохрани тайну рождения ребёнка… Если же мне суждено сойти в подземное царство Эрешкигаль, возьми моё дитя и взрасти как своё собственное. Поклянись здесь, сейчас, поклянись именем Мардука, что не отречёшься от этого ребёнка!
Изумлённая словами незнакомки, Баштум медленно выпрямилась.
— Мне непонятны твои речи. Разве может быть тайным рождение человека? — Она смотрела прямо в огромные чёрные глаза. — Кто ты такая и откуда пришла? Отчего не осталась со своей семьёй там, где жила прежде? Отчего нет с тобой человека, заронившего в твоё лоно семя новой жизни?
— О добрая женщина, не вынуждай меня рассказывать о том, что я, однажды дав обет молчания, навеки упрятала в глубине своего сердца! Молю тебя: не говори об этом, не спрашивай меня — пощади! Я не могу нарушить клятву… — Слабый голос незнакомки, которую привёзшие в дом Баштум тамкары называли по имени Деркето, дрогнул.
Её миловидное детское личико исказилось от боли, словно её причинили слова, а не родовые схватки, в которых она корчилась. Сцепив зубы, чтобы сдержать крик, бедняжка снова заметалась на постели.
Баштум вышла во двор и закружила по нему в поисках котла. Костёр догорал; сучья слабо потрескивали; головни тлели, наполняя воздух едким запахом гари.
Наполнив котёл речной водой, Баштум бережно, чтоб не расплескать, понесла его в хижину. Она думала о скором рождении ребёнка и торопилась нагреть воду для его первого омовения.
Баштум была потомственной повитухой и умела исцелять женщин от всяческих недугов с помощью снадобий: таких врачевателей называли асу. Но были и другие целители, наделённые способностями колдунов и чародеев, — ашипу, их ремеслом была заклинательная магия, ашипуту. Когда-то услугами Баштум пользовались не только жительницы алу Поющие Колосья, но и близлежащих селений. Однако после того, как она родила мёртвую девочку, дорогу к её хижине сразу забыли: повитуха, не сумевшая помочь самой себе, навсегда потеряла доверие женщин и их мужей. Но у тамкаров, даже если им и успели поведать об этом, не было выбора: на поиски другой повитухи ушло бы драгоценное время, а они очень торопились. Доверив роженицу заботам Баштум, купцы во главе с Саридумом, продолжили свой путь…
Снова увидев Баштум на пороге хижины, Деркето раскрыла рот, будто хотела что-то сказать, но ни единый звук не слетел с её уст. Она лишь хватала ртом воздух, точно выброшенная волною на берег рыба. Она то сжималась, то выпрямлялась, а в её огромных глазах блестели слёзы.
Баштум, взглянув на неё, почувствовала неизъяснимую тревогу. Едва ли не кожей она ощутила, как пронёсся мимо неё к постели Деркето смертельный холод Намтара. Однажды ей уже довелось пережить подобное: мрачное предчувствие беды не обмануло её — безжалостный всесильный Иркалл, повелитель мёртвых, отнял у неё мать и сестёр, а затем (ещё в чреве!) убил её единственного долгожданного ребёнка.
Вспоминая тот день, когда она произвела на свет мертворождённое дитя, Баштум с ужасом смотрела в искажённое болью лицо девочки-женщины и едва сдерживала рвущийся из груди крик протеста.
А Деркето неожиданно закатила глаза; рот её перекосился; лицо стало красным. Началась новая мука, страшнее всех прежних.
Баштум заволновалась: когда же вернётся её муж, Сим, которого она послала в алу за хазанну Техибом, главой общины, чьё присутствие при родах освящало появление новорождённого. И как только до её слуха донеслись шаркающие шаги и старческое покашливание, она тут же выбежала из хижины.
Фигура старика выделялась на фоне тёмного, усыпанного звёздами неба белым вытянутым кверху пятном. Баштум повалилась перед ним на колени и вцепилась в его костлявые руки.
— О мудрейший, именами бессмертных богов заклинаю тебя: спаси эту несчастную женщину! — заговорила она плачущим голосом, не выпуская рук Техиба из своих. — Боги, я знаю, прислушаются к твоим молитвам!
Баштум, сама того не замечая, снова и снова повторяла свои слова словно в бреду.
— У тебя доброе сердце, Баштум, — отозвался наконец Техиб. — Но ты пойми: ведь я не всесилен…
Он умолк, прислушиваясь к чему-то, и тут только Баштум расслышала доносившийся из хижины слабый, но требовательный крик. Этим особенным криком новый человек — крошечный беспомощный и голый — возвещал мир о своём появлении. Неведомая сила подхватила Баштум; вскочив, она за обе руки потянула Техиба за собой.
Деркето, обессиленная родами, лежала, раскинув руки по сторонам, и тихо стонала. Возле неё на коленях стоял Сим, склонившийся над маленьким розовым тельцем.
— В Аккаде стало одной женщиной больше, — умилённо улыбаясь, произнёс пастух-сириец и передал младенца Баштум.
Та, будто в оцепенении, глядела в мутные подслеповатые глазёнки новорождённой, ничем не схожие с прекрасными удивительного разреза глазами своей матери, и лишь спустя какое-то время приняла её в свои руки.
— О боги всемогущие, что же с ней такое? — в тревоге прошептал Сим, поднимаясь с колен.
Казалось, Деркето никогда не было так худо, как теперь. В лице — ни кровинки, дыхание — хриплое и жаркое, точно воздух пустыни. Во взгляде, устремлённом на Баштум, прижимавшую к груди плачущего младенца, было столько горести и мольбы, что ими можно было замолить перед богами все грехи человеческие.
— У неё родильная горячка, — сказал Техиб, коснувшись ладонью лица Деркето. И затем, склонив седовласую голову, прибавил: — Иштар-Инанна — покровительница женщин сотворила чудо, но она не в силах бороться за жизнь этой молодой матери с неумолимым Иркаллом.
