Любовь — азартная игра - Картленд Барбара (книги хорошего качества .TXT) 📗
— Что касается вас самих, вы, конечно, будете включены в список, и пока его светлость не даст указаний, что делать с домом — сдать в аренду или продать, — ваше проживание будет оплачиваться. Я могу лишь надеяться, мисс Овертон, что его светлость прочтет мои рекомендации и приедет сюда как можно скорее.
Идона чувствовала, что он и сам не особенно верит в то, что маркиз прислушается к его рекомендациям.
Ну что ж, хотя она отныне и собственность маркиза Роксхэма, но в данный момент — леди и хозяйка дома.
— Позвольте, мистер Лоусон, — сказала она, — предложить вам рюмочку шерри.
— Спасибо, — ответил мистер Лоусон, — но прежде чем вернуться в Лондон, я должен посетить все три фермы и деревенские дома. Я был бы благодарен, если бы вы показали мне главные комнаты в доме. Все смотреть не обязательно, поскольку мне известно их количество.
Он поднялся и вслед за Идоной направился в гостиную, одновременно служившую и кабинетом отца, и библиотекой.
Наконец, хотя ей было ужасно трудно это сделать, она открыла дверь гостиной матери.
Она знала, мистер Лоусон должен оценить французскую мебель, и не сомневалась, что он отметит ее в блокноте тотчас, как уедет.
Между окнами красовались два замечательных резных зеркала: мать с удовольствием смотрелась в них; над мраморным камином висели миниатюры, изображавшие дедушку, бабушку, прадедушку и прабабушку отца.
Идона явственно услышала голос отца, уверявший мать десять лет назад:
— Самое подходящее место для миниатюр, дорогая. Мы с ними никогда не расстанемся, и если у нас не будет сына, Идона станет любить их, как я.
— Конечно, дорогой, — ответила мать. — Если у нее появится брат, она не будет возражать, что он всегда будет жить в этом доме, как и пять предыдущих поколений Овертонов. К тому же он будет такой же привлекательный, как ты.
Отец тогда рассмеялся.
И хотя Идоне было всего восемь лет, она помнила, как отец обнял и поцеловал маму.
Ей показалось тогда, что комната озарилась солнечным светом. То был свет их счастья.
В голове мелькнула мысль, что не надо бы показывать мистеру Лоусону эту комнату, а после его ухода спрятать кое-какие вещи, чтобы они не попали к маркизу.
Потом Идона сказала себе: она — Овертон, и гордость не позволит ей тащить что-то тайком из дома. Карточный долг — долг чести, и ни один джентльмен не станет уклоняться от него.
Она показала мистеру Лоусону еще две комнаты, которыми они никогда не пользовались, потом проводила его к выходу. На улице поверенный маркиза сел в карету, запряженную парой лошадей. Его сопровождали двое слуг в ливреях, на блестящих пуговицах которых был изображен герб маркиза Роксхэма.
Девушка вздрогнула точно от прикосновения холодной руки, но, взяв себя в руки, спокойно сказала:
— До свидания, мистер Лоусон.
— До свидания, мисс Овертон, — ответил он. — Я хотел бы выразить восхищение вашим мужеством и умением властвовать собой. Жалею, что не оказался для вас гонцом с добрыми вестями.
Глубокая искренность звучала в его голосе. И Идона поняла, что не в его правилах было говорить подобное. В ответ на его слова Идона лишь печально улыбнулась. Слуга закрыл дверцу, и поверенный маркиза Роксхэма отбыл со двора.
Давно затих цокот копыт, а Идона все стояла неподвижно.
Потом она закрыла лицо руками и прошептала:
«О Боже! Что мне теперь делать?..»
Глава 2
По-весеннему светило солнце, на деревьях набухали почки, зеленели поля; Идона ехала верхом и думала, что никогда прежде все вокруг не казалось ей таким красивым, как сейчас.
Конечно, это оттого, что теперь каждый прожитый день она воспринимала как драгоценность, словно это был последний день в ее жизни.
А по ночам ей не давали уснуть вопросы, на которые она не знала ответа: что решит маркиз, отправит ли в дальнюю деревню, где она никого не знает, разрешит ли остаться в доме?
Все относились к Идоне с почтением и уважением. Когда она ехала по сельской улице, деревенские жители махали ей, выбегали перекинуться словом.
Две недели прошло с тех пор, как мистер Лоусон объявил, что ее дом отныне принадлежит маркизу Роксхэму, как, впрочем, и она сама, и все имущество.
Иногда ей казалось, что это кошмарный сон, который, несомненно, кончится; она откроет глаза и увидит, что все как прежде.
Почти каждую неделю привозили деньги, и Идона чувствовала себя служанкой маркиза, которой, без сомнения, и была в его представлении. Что-то вроде Эдама и его жены или няни.
Хотя никто и не говорил об этом вслух, все в доме не меньше Идоны беспокоились о том, что с ними будет, когда появится новый владелец.
Слуги были очень старые и страшились оказаться в работном доме. Но если новый хозяин их выгонит, то куда им еще деваться?
«Он должен дать Эдаму и его жене домик. Он должен!» — твердила себе Идона.
Но не только супруги оказались без крыши над головой, но и сама Идона с няней. Девушка старалась не думать о том, что их ждет.
Она старалась занять себя и принялась разбирать сперва отцовские вещи, потом вещи матери.
Идона не удивилась, найдя множество записок и писем, которые родители писали друг другу.
Когда отец уезжал на распродажу лошадей, на бега или скачки, он всегда оставлял жене письмецо со словами о том, как он будет считать часы до встречи.
Мать, уходя в деревню или в лес, делала то же самое на случай, если он вернется без нее.
Записки были очень трогательные, и, хотя Идона старалась не читать интимные признания, их просто невозможно было не заметить.
В других ящиках она нашла милые пустяки, накопившиеся за многие годы: программки балов, первая маленькая весенняя розочка, засушенная матерью для отца, по одной розе из букетов, которые он дарил ей на каждую годовщину свадьбы, с ярлычком — указанием года на стебле.
Все это было так трогательно, что на глаза девушки наворачивались слезы.
И она снова и снова думала о том, что ее родители были счастливы вместе, несмотря на бедность.
«Не забывайте меня, — просила про себя Идона, — я одна на свете, мне страшно без вас!..»
Иногда, оставшись в абсолютно темной гостиной, она воображала, что мать рядом, она утешает ее, просит не волноваться.
Каким-то чудом все уладится в конце концов.
Успокоившись, она ложилась в постель и засыпала. А утром снова охватывало беспокойство, и Идона понимала — ничто самой собой не уладится.
Глупо на это надеяться, ей следует самой позаботиться о своем будущем.
«Но как?» — спрашивала она себя в большой спальне, той самой, где в давние времена принц Чарльз после казни отца Чарльза I прятался от войск Кромвеля.
Но ни тени предков, ни призраки старинного дома не помогали девушке, и, носясь по полям верхом на Меркурии, которого она считала своей собственностью, она думала: не лучше ли ей вообще куда-нибудь убежать?
Но Идона не была уверена, что это достойный выход из положения, что где-то вдали ей будет легче и проще. Кроме того, не может же она бросить на произвол судьбы Эдама с женой, конюха Нэда, престарелых арендаторов и их покрытые соломой дома, не поборовшись за них!
А вдруг маркиз захочет всех выгнать и поселить там своих людей? И в доме тоже?
От этой мысли Идона ужасно разволновалась и принялась все чистить и убирать, чтобы в случае приезда маркиз не мог сказать, что за домом не следили как подобает.
В лицо дул ветерок, солнце слепило глаза, и она подумала, что хорошо бы умчаться за горизонт и больше никогда не возвращаться.
По крайней мере тогда не надо будет ни о чем беспокоиться или страшиться человека, которому по закону она теперь принадлежит.
«Не верю, это не может быть правдой!» — повторяла она снова и снова.
Но невозможно было заподозрить мистера Лоусона в обмане и уж по крайней мере насчет того, что карточный проигрыш отца является долгом чести, от которого ни один настоящий джентльмен не станет отказываться. Размышляя над своей жизнью, она не заметила, что едет в сторону леса, столь любимого, но в котором она так редко бывала.
