Жемчужина Сиднея - Маршалл Паола (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Пат пожал плечами. Это дело Дилхорна, и его оно не касается. Ярость Джека казалась ему глупой, но Джек всегда был вспыльчивым дураком, не умеющим обуздывать свой гнев.
Чтобы успокоить Джека, он легкомысленно предложил:
— Как насчет выпивки? Перебьем вкус этой чертовой дыры. Представим себе, будто мы дома.
— Ты прав. По крайней мере, там нам не придется общаться с такой швалью, как Дилхорн. Я мечтаю увидеть, как этого наглого пса отстегают кнутом, прежде чем уеду из Сиднея.
Том выехал из принадлежащей ему платной конюшни на собственной двуколке. Взглянув на дорогу, он увидел офицеров, направляющихся к казармам. Что ж, по крайней мере, они не узнают, в каком направлении едет он. Кэмерона бы кондрашка хватила.
Он рассмеялся, щелкнул кнутом и свернул к дому губернатора Макуайра.
Вторая глава
В последние несколько дней, оставшихся до собеседования, Эстер Уоринг мучительно пыталась свести концы с концами.
Миссис Кук, сжалившись над ней, приняла предложение Эстер помочь ей с шитьем. Почтенная вдова в дополнение к скудной пенсии своего покойного мужа зарабатывала на жизнь пошивом рубашек, платьев и нижнего белья. Она перепоручила Эстер более грубую работу и показала ей несколько новых стежков. Заработанных Эстер денег хватило, чтобы заплатить за комнату. Впрочем, внутренний голос подсказывал ей, что доброта миссис Кук не безгранична. Так что собеседование в Школьном совете оставалось ее единственной надеждой.
Поскольку было бы неразумным идти на собеседование в состоянии, близком к голодному обмороку, накануне вечером Эстер согласилась выпить чаю с миссис Кук и с удовольствием съела кусок фруктового пирога. Миссис Кук коварно заверила ее, что этот пирог был испечен несколько дней назад, и что Эстер окажет ей огромную услугу, доев его.
И все же на следующее утро Эстер чуть дышала от страха. Подкрепилась она кусочком черствого хлеба с маслом, которое заставила ее принять миссис Кук под предлогом, что оно уже портится.
Глядя в треснутое зеркало, девушка убедилась, что даже ее лучшее платье выглядит слишком унылым и не способно ее украсить. Впрочем, она изо всех сил старалась выглядеть оживленной, что, по ее мнению, должно было произвести на Совет благоприятное впечатление.
«Только на этого злобного людоеда Дилхорна, черт бы его подрал, производить впечатление бесполезно», — подумала Эстер, выходя под прикрытием одной лишь шали под редкую в это время года мелкую изморось. Дождь не пошел ей на пользу. Мокрые волосы облепили лицо, и все попытки высушить их с помощью носового платка ни к чему не привели.
Джардин, секретарь Школьного совета, закатил глаза, когда Эстер, как и было ей велено, вошла через заднюю дверь. Он понять не мог, почему эта девушка уделяет так мало внимания своей внешности. Да ее же ветром качает! Как она сумеет справиться с детьми?
— А, мисс Уоринг. Отлично, отлично, пунктуальность превыше всего, — заметил он, пытаясь скрыть досаду. По доброте душевной ему захотелось дать Эстер хороший совет. Джардин знал, что она бедна, но даже не подозревал, в какую пропасть нищеты скатилась дочка Фреда Уоринга, и как мало пользы сможет она извлечь из его советов.
Он любезно ввел ее в большую комнату с длинным дубовым столом, развернутым к двери. В центре стола восседал председатель Совета Годфри Баррелл. Одно из кресел оказалось незанятым. Осмотревшись по сторонам, Эстер обнаружила, что оно принадлежит ненавистному Дилхорну. Он вообще не пришел! Девушка ощутила такой прилив радости, что едва расслышала, как Джардин спросил ее имя.
Как будто оно им не известно! Нет ни одного жителя в Сиднее, который не знал бы несчастную дочь пьяницы Фреда Уоринга.
Она едва успела назвать себя, как дверь отворилась, и вошел какой-то мужчина.
Эстер узнала его не сразу. Новый посетитель показался ей воплощением элегантности. Но девушку поразил вовсе не его превосходный костюм (нечто подобное она видела и на Фреде в его лучшие времена), а потрясающий жилет, расшитый розовато-лиловыми китайскими пионами. На каждой из серебряных пуговиц жилета сверкал настоящий бриллиант…. Да, это действительно бриллианты, глаза ее не обманули! А, кроме того, в руке гость держал модную касторовую шляпу и трость из черного дерева с набалдашником в виде китайского идола.
Он уселся и протяжно произнес:
— Прошу прощения, мисс Уоринг, члены Совета и мистер Джардин. Меня задержал губернатор, который просил передать вам свои извинения. Тема, которую мы обсуждали, не терпела отлагательства.
И только увидев перед собой его яркие голубые глаза, Эстер поняла, что этот ослепительный красавец, друг губернатора, и есть злейший враг ее отца Том Дилхорн!
Том взглянул на Эстер с жалостью. Если это лучшее, что она смогла надеть на столь важное для нее собеседование, значит, дела у нее обстоят еще хуже, чем говорил Джардин. К тому же Том понял, почему она так густо покраснела после его прихода, а затем побелела как мел, и мысленно проклял покойного Фреда Уоринга, не догадываясь, что в последующие месяцы ему придется еще не раз его проклинать.
Годфри Баррелл спросил:
— Скажите, мисс Уоринг, каковы ваши познания… в наиболее важных областях науки?
«Я могла бы обучать маленьких Цезарей и Ливиев», — высокомерно подумала Эстер, но ответила вежливо:
— Меня учил наставник моего брата, и я неплохо знаю латынь и греческий.
Это хладнокровное заявление произвело впечатление на всех членов Совета, за исключением «людоеда», который наклонился вперед и спросил:
— Вы полагаете, знание классических языков будет полезным для молодежи Сиднея, мисс Уоринг?
— Это Совету решать, а не мне, мистер Дилхорн, — огрызнулась Эстер.
Это проявление характера заметно развеселило «людоеда».
— А как насчет арифметики, мисс Уоринг. Каковы ваши познания в арифметике?
— Проценты подсчитать я сумею, мистер Дилхорн.
— В таком случае вы могли бы стать ценным сотрудником в моей конторе. Некоторые из моих клерков имеют очень смутное представление о процентах.
— Я полагала, мне придется обучать маленьких детей, а не ваших клерков, — возмущенно… и неожиданно храбро ответила Эстер.
— Конечно, но надо же узнать о вашем образовательном уровне, мисс Уоринг.
Этот «обмен любезностями» мог бы затянуться, если бы Годфри Баррелл не прервал его, задав очередной вопрос тоном, которым обычно призывал собрание к порядку.
— Кстати, о детях. Мисс Уоринг, надеюсь, вы верите в старое правило: «Пожалеешь розгу — испортишь ребенка»?
Эстер, раскрасневшаяся после перепалки с «людоедом», поторопилась с ответом, и тут же о нем пожалела.
— Я не верю в пользу розги, мистер Баррелл, и придерживаюсь мнения, что любовью можно достичь гораздо большего, чем строгостью.
Как ни странно, этого проклятого Дилхорна развеселили ее слова… если она правильно поняла его улыбку.
Пытаясь исправить положение, судя по выражению лица Роберта Джардина, безнадежно испорченное, Эстер добавила:
— Но, конечно же, я надеюсь, что сумею управлять детьми, с розгой или без розги.
Тому хотелось зааплодировать. Правила вежливости требовали от него сдержанности, но он не мог не отметить, что не ожидал от мисс Уоринг подобного присутствия духа.
Собеседование продолжилось. Эстер чувствовала, что проигрывает. Она вновь возразила Годфри Барреллу, когда тот заявил, что девочки, несомненно, будут отставать в учебе от мальчиков. А затем поспорила с чертовым Дилхорном, когда он задал неожиданно умный вопрос о методах воспитания детей разного возраста и уровня подготовки.
Наконец, собеседование закончилось, и Эстер испугалась при виде выражения лица Джардина и улыбки на лице «людоеда», что потеряла свою последнюю возможность избежать голодной смерти.
Хуже того, Эстер боялась, что, если обсуждение затянется, она может упасть в обморок. Голодные рези в желудке стали почти невыносимыми.
